Чернобородый перекрестился.
– Вон, поганец! – наступал Язэп.
Георгий бросился к Язэпу, видя, что сейчас вспыхнет драка.
– Отойди, панич! – неожиданно остановил Георгия пожилой крестьянин. – И ты, хлопец, постой! – сурово приказал он Язэпу. – Вперед разобраться надо, что за человек…
– Верно! – подхватил насмешник Устин. – Может, при нем охранная грамота от князя или боярина!
– Грамота? – хрипло спросил чернобородый, метнув глазами на насмешника. – На, смотри, какую грамоту мне боярин выписал!
Быстро скинув полушубок, он поднял рубаху и повернулся спиной к Устину. Спина его была покрыта синевшими рубцами и лиловыми пятнами на местах вырванной кожи. В неспокойном свете костра раны будто ожили. Молча смотрели на них ратники. Потом кто-то тихо спросил:
– За что его так?
– Да, может, он злодей какой?
– Не злодей я и не вор, – говорил чернобородый, поворачивая спину так, чтобы было видно новым подходившим любопытным. – На боярина Ноздреватого всю жизнь спину гнул, а он по ней батогами пахал. Полюбуйтесь.
Окружившие его смотрели, трогали пальцами.
– Опусти сорочку, простынешь… – хмуро сказал пожилой. Ему неприятно было видеть, как человек хвалится своим горем.
Чернобородый одним движением заправил рубаху в штаны и стал натягивать на плечи полушубок. Он осмелел, почувствовав как бы свое превосходство над теми, кто зря смеялся над ним. Говорил зло, поучительно:
– Не нужны мне ни ваши паны, ни наши бояре. Будет! Теперь мой черед! Вы от князя своего воли ждете. Погодите, даст вам князь волю. Кому в рыло, а кому мимо, – сказал он, повернувшись к Язэпу.
Язэп молчал, исподлобья глядя на чернобородого.
– Ты нашего князя не тронь, – вступился за Глинского пожилой, – сам небось к нему прибежал.
– Может, к нему, а может, и нет, – загадочно ответил чернобородый. – Я землю ищу, где бы самого меня за князя признали… – ухмыльнувшись, пояснил он. – Да, видать, не с вами искать ее… Ну, расступись!
Твердым, решительным шагом чернобородый пересек светлый круг костра и ушел в темноту.
Оставшиеся зашумели, заговорили все сразу. На разные лады обсуждали непонятные слова.
– Видать, хлебнул борода горя…
– Это какую землю ищет человек?
– Где она, чтобы мужика за князя признали?..
– Вроде посмеялся над нами…
– А может, и в самом деле он… из каких-нибудь…
– Ну, чего языком мелешь, был бы из благородных, так не секли бы.
– Да, высекли крепко!
– Это баба его чепелом приласкала, – пытался шутить Устин, но шутку его никто не поддержал.
– Зря уйти дали, – словно опомнился Язэп, – надо бы его к пану Дрожжину отвести.
– Не совестно тебе, Язэп? – вступился Георгий. – Не от сладкой жизни сюда бежал человек.
– Знаю, – с неиссякнувшим еще возбуждением заговорил Язэп, – бегут к нам горемыки, и мы их, как братьев родных, жалеем, а этот…
– Что – этот?
– Глаза у него не такие… Брешет он, чует душа моя. Подосланный это.
– Кем подосланный?
– Панами подосланный, – горячо объяснил Язэп, – чтобы людей смущать, кого от Москвы отговаривать, кого от самого князя Михайлы. Слушайте, други, – обратился Язэп к собравшимся, – до князя разные люди приходят! От них только раздор. Вчера мы таких двоих повязали, смуту сеяли. А нам одного надо держаться!
– Верно, хлопец! – послышались одобрительные голоса.
– Святая правда твоя, нам за князя надо держаться.
– Он нас и на Руси в обиду не даст!
– Дай бог ему многие лета…
– Мы не боярские, – кричали одни, – а на Руси государь нашей веры!
– Нам другую землю искать нечего, – соглашались другие, – ишь чего захотел, самому за князя сказаться!
– Чужое горе-то далеко, – задумчиво сказал пожилой, – а свое – оно рядом. Вперед надо от него уйти,