произвел следующую пробу: раскатав слиток, он растворил золото вместе с серебром в неочищенной азотной кислоте, соединил оба металла посредством плавления, а затем вновь разделил на исходные части. Золото не только не потеряло веса своего, но и серебро частично обратилось в золото — вследствие соприкосновения с герметической субстанцией. После новых испытаний с сурьмой преображенное таким образом серебро образовало с золотом сплав, который уже невозможно было разделить.
Помимо неоспоримого свидетельства Гельвеция, мы располагает и мнением чрезвычайно скептического философа Спинозы,[51] который жил в то время в Гааге и лично проверил все факты. В марте следующего 1667 года он написал об этом своему другу Ярригу Йеллису: «Когда я заговорил с Фоссом о деле Гельвеция, он стал смеяться надо мной, подивившись, что я занимаюсь подобными пустяка-ми. Чтобы получить сведения из первых рук, я пошел к монетчику Брехтелю, который сделал пробу этого золота. Тот заверил меня, что в результате плавления золото увеличилось в весе, поскольку в него добавили серебро. Следовательно, золото, сумевшее обратить серебро в новое золото, должно быть особенным. Не только Брехтель, но и другие лица, бывшие очевидцами этой пробы, подтвердили мне, что дело происходило именно таким образом. Затем я пошел к самому Гельвецию, который показал мне слиток и тигель, где еще сохранилось немного золота. Он сказал мне, что бросил в расплавленный свинец лишь четверть зернышка философского камня, Он добавил, что будет всем рассказывать эту историю. Кажется, сей адепт произвел похожий опыт в Амстердаме, где его вроде бы можно еще застать. Вот все сведения, которые я сумел получить» («Посмертные произведения Бенедикта Спинозы»[52]).
Столь очевидная и столь тщательно засвидетельствованная трансмутация доставила много хлопот противникам герметического искусства. С ним вынуждены считаться во всех современных исследованиях по алхимии. Так, профессор Холмьярд в своей книге «Алхимия» пишет: «Невозможно заподозрить этого просвещенного, здравомыслящего и критически настроенного человека (Гельвеция) в том, что он солгал или намеренно исказил примечательные события, составляющие сюжет его рассказа. В большинстве сообщений такого рода обман обнаружить довольно легко поскольку ясно, в какой момент был совершен мошеннический трюк; но в случае с Гельвецием дело обстоит иначе. Даже Герман Копп,[53] немецкий химик XIX века и автор труда по истории химии, воздержался от какого-либо суждения по этому поводу». Что же касается Фигье, то он сделал попытку дать этому факту «рациональное» объяснение, которое, к сожалению, выглядит совершенно неправдоподобным. «Точность и подробность описания Гельвеция исключают возможность какого-либо обмана с его стороны, Но если мы не ставим под сомнение честность и правдивость ученого врача принца Оранского, то анонимный герой этого повествования подобного доверия отнюдь не заслуживает. Вполне можно допустить, что и без ведома Гельвеция были проведены соответствующие манипуляции либо с тиглем, либо с куском свинцовой трубки к которым добавили золотоносный состав, выделяющий золото при нагревании».
Выражение «вполне можно допустить» доказывает, что историк науки прошлого века готов скорее принять самое абсурдное предположение, чем согласиться с наличием абсолютно достоверного факта трансмутации металлов. Уточним еще раз, если в этом остается необходимость, что золотоносный состав мог бы в лучшем случае окрасить металлическую массу м придать ей видимость золота, но последующие многократные пробы тут же выявили бы подлинный состав металла.
Современные противники алхимии зашли в своих псевдонаучных домыслах гораздо дальше, чем это позволяли себе их предшественники в века минувшие. Поскольку в опытах, совершенных такими выдающимися учеными, как ван Гельмонт или Гельвеций, о мошенничестве говорить невозможно, то обоих просто зачислили в ряды алхимиков! Логика такова: алхимик — это человек, утверждающий, будто он может произвести трансмутацию металлов в золото, и доверять подобным личностям не стоит; ван Гельмонт и Гельвеций утверждают, будто они произвели трансмутацию металла в золото — следовательно, они алхимики, которым нельзя доверять! Подобный подход не назовешь честным, никакой критики он не выдерживает, поскольку его опровергают как произведенное Спинозой исследование случая Гельвеция, так и аналогичная трансмутация, которую совершил Беригард Пизанский (см. ниже). Итак, чтобы у читателя не оставалось сомнений, я повторяю; описанные опыты оказались единственными в жизни ван Гельмонта и Гельвеция; хотя оба стали убежденными защитниками герметического искусства, им не приходило в голову двинуться далее, за пределы собственных познаний в алхимии.
Как я уже говорил, итальянский философ Беригард Пизанский также получил в подарок от неизвестного адепта кусочек философского камня. Он оставил нам подробный рассказ о совершенной им трансмутации: «Я опишу то, что случилось со мной в былые времена, когда я считал невозможным обратить ртуть в золото. Один искусный человек, желая развеять мои сомнения на сей счет, дал мне унцию порошка, по цвету сходного с диким маком, а по запаху — с кальцинированной морской солью. Дабы уберечься от всяких подозрений в мошенничестве, я сам купил тигель, уголь и ртуть у разных торговцев, избежав тем самым опасности, что к ним будет присоединено золото, как это часто проделывают шарлатаны от алхимии. К десяти унциям ртути я добавил немного порошка, развел довольно сильный огонь. и через несколько минут вся масса преобразилась в золото, которого было почти десять унций и которое испытавшие его разными способами ювелиры признали очень чистым. Если бы сие произошло в присутствии каких-либо посторонних людей, я мог бы предположить мошенничество; но свидетельствую с полным убеждением, что все было именно так, как я рассказываю» («Пизанский круг»[54]).
Для опровержения этого случая Фигье прибегает к следующим аргументам: «Итальянского философа Веригарда Пизанского обратили в алхимическую веру с помощью аналогичного приема. Сегодня все эти факты легко можно объяснить тем, что к ртути или к другим используемым при опыте ингредиентам, или к тиглю с необыкновенной ловкостью подсоединяли некоторое количество золота». Иначе как насмешкой над читателем это назвать нельзя, ведь Беригард Пизанский специально уточнил, что приобрел все необходимые для трансмутации материалы у разных торговцев и в тайне от адепта, а опыт производил собственноручно и в отсутствие алхимика. Если и в этих условиях кому-то удалось бы подмешать в тигель золото, то следовало бы говорить не об алхимии, а о магии!
Отметим, кстати, что Фигье, очень подробно описывая случаи Дени Зашера или Добряка из Тревизо, которые, скорее всего, не сумели осуществить трансмутацию, ван Гельмонту отводит всего полторы страницы, а Гельвецию — не больше трех. Понятно, что столь очевидные опыты должны были привести его в смущение.
Много было также разговоров о трансмутации, совершенной знаменитым ирландским физиком и химиком Робертом Бойлем,[55] который оставил значительный след в истории науки, сформулировав закон сжатия газов и открыв роль кислорода при сгорании.
Об этом факте нам сообщает Жан-Жак Манже в своем «Собрании химических редкостей»
Нет сомнения, что Роберта Бойля эта трансмутация не убедила, что позволило Луи Фигье одержать легкую победу, о чем он пишет с нескрываемым торжеством: «По этим сочинениям видно, что незнакомцу не удалось поколебать первоначальное недоверие Бойля, который сумел, в отличие от ван Гельмонта, устоять перед демонстрацией эмпирического опыта». Действительно, в 1661 году Бойль написал свой самый важный труд «Химик-скептик»
