Роман вновь кивнул Тасе. Она радостно подбежала ко мне и всунула в руки паспорт, намеренно открытый на странице с фотографией.
Я мельком на него взглянул.
– Вот теперь узнаю, – мой голос совсем не дрожал. Мне кажется, он стал от пережитого даже тверже. – Насколько понимаю, это паспорт пропавшего парня. Я не ошибаюсь?
– Вы не ошибаетесь. И не ошибетесь еще больше, если скажете всю правду.
– Правда – одна. Я никогда этот паспорт не то, что в руках не держал до этого времени, – я вернул паспорт Роману. – Но и в глаза не видел. И объяснить его появление в моей комнате, в моем столе, увы, никак не могу. Хотя…Есть один ответ. Такой же незамысловатый, как и вопрос. Его сюда подбросили!
Последнюю фразу я произнес смело, с каким-то возвышенным торжеством. Потому что она единственная была честной. Подбросили. Ну конечно подбросили! Я не брал паспорт с собой, когда выходил на улицу в тот грозовой день. Как и не мог знать, что судьба или рок приведут меня в лавку антиквара, где я совершу убийство.
– Подбросили? – Роман взметнут густые брови. – Это серьезное обвинение следствию.
– Не следствию, а всего лишь одному человеку, который этому следствию желает, во что бы то ни стало, воспрепятствовать. И который более всего заинтересован в судьбе пропавшего Карманова. Как равно и в том, чтобы насолить лично мне, – я повернулся лицом к Тасе, и, вытянув руку, указал на нее. То был указующий перст. Рука правосудия.
Тася подпрыгнула на месте. И неожиданно расхохоталась. Я был чертовски наивен, на секунду понадеявшись, что она испугается или, тем более, повинится в своей бесстыдной лжи.
– Нет, ну совсем уморил меня старичок! Я подбросила улику! Нет, вы такое слыхали! Словно я фокусник какой-то! Да я у вас на глазах открывала ящик этого дурацкого стола! Вы сами все видели! И вообще! С какой стати я должна тут оправдываться. Тут и без меня есть, кому оправдываться! Это серьезнейшая улика! По одной такой улике можно уже арестовывать запросто!
И Тася вновь подперла руки в боки. Она прекрасно знала, насколько я ненавижу эту ее позу. Впрочем, эту позу ненавидел Карманов. Но она, видимо, решила отыграться на антикваре.
– В общем, гражданка Таисия права. – Роман искусственно кашлянул. Явно ему не было необходимости кашлять. Но мне казалось, он тоже ненавидел, когда Тася подпирала руки в бока. – Улика более, чем серьезная. Более того, ее наличие напрямую указывает на то, что Карманова могли убить. Поскольку, если бы он просто захотел уехать, неизбежно бы захватил с собой документ. Вы не находите, Аристарх Модестович?
Я невозмутимо пожал плечами. Я полностью взял себя в руки. И мои руки потеплели. Мои руки оттаяли.
– Но с другой стороны, Роман Романыч, если предположить, как некоторые этого страстно желают, – я многозначительно взглянул на Тасю, – предположить, что убил я, к чему бы я оставил такую важную улику у себя? Я просто бы от нее незамедлительно избавился! Это то же самое, что повесить на себе табличку: я убийца.
– Все очень просто! – вновь встряла Тася. И ее базарный голос как-то ясно, как-то понятно наполнил всю опустевшую комнату. – Более чем просто! Вы слишком забывчивы, уважаемый! Возраст, склероз. Вы даже не вспомнили, что к вам забегал Карманов! Хотя ваша подружка цветочница на это явно указала! Вот вы и забыли уничтожить паспорт. Знаете, убийство вы, поди, не каждый день совершаете. То же, поди, определенный стресс пережили, так ведь? Убить человека это вам не вещицами торговать. Вот вы и перенервничали, паспорт засунули в ящик стола и про него забыли.
Роман развел руками.
– В ее словах есть логика.
– А в моих? – я нахмурился. Я не знал, что мне делать. Я на глазах превращался в обанкротившегося старика-убийцу. Которому, к сожалению, в тюрьме придется просидеть не пару лет, то есть до смерти. А очень, очень много лет. Поскольку я в силу молодости умирать пока не собирался.
– Можно рассмотреть и вашу точку зрения. Но она очень субъективная и не подкреплена весомыми доказательствами, – Роман прошелся взад-вперед по комнате, скрестив ладони на спине. – У нас на глазах девушка открыла ящик. И мы свидетели того, что она туда ничего не подбрасывала. Это раз. Два это то, что она, как девушка сильно влюбленная в Карманова, думаю, желала бы отыскать настоящего убийцу. Чтобы свершилось возмездие. К чему ей вы? Даже если у вас и личные счеты.
– Вот именно, к чему! – загремел голос Таси. – Вы уже того… И так на подходе. Так сказать, на закате. Вам и мстить необязательно. И за меня отомстят. Ваши годы!
Я слегка поклонился Тасе. Господи, неужели я с ней умудрился прожить столько лет! Я определенно сумасшедший! И счетовод был сумасшедший. И Сенечка сумасшедший. И я от души пожалел этого парня, хотя он меня чуть не предал. Неплохо бы Сенечку все же надоумить, подумал я. Хотя подобная благотворительность в моем положении была не к месту.
– Вы весьма тактичны, и весьма любезны.
На мою иронию Тася ответила лишь громкой ухмылкой.
– И все же, – я еще не сдавался. – Ваше, во-первых. Тасе не обязательно было сегодня подбрасывать улики. У нее для этого было предостаточно времени. Если вы не забыли, она у меня проработала некоторое время. А в верхний ящик стола я давненько не заглядывал, поскольку нужные документы лежат в нижнем. И ваше – во-вторых. Которое следует из – во-первых. Тасе очень нравилась эта работа. Ей, бывшей продавщице, она казалась верхом положения. Почти путем в высшее общество. Эта работа не только дала ей материальное обеспечение, которого у нее никогда не было. Не только дорогие вина, одежды, наверняка холодильник, да?
Тася от неожиданности, что я попал в точку, то есть в холодильник только кивнула, слегка приоткрыв рот от удивления.
– Эта работа дала гораздо, гораздо большее! То, о чем все мечтают, но достигают лишь единицы!
– Ну же, не томите! Чего это! – Тася от нетерпения топнула ногой.
– Эта работа подарила ей чувство собственного достоинства, о котором она и мечтать не могла в былые годы. И что ни за какие деньги не купишь. И ни по какому блату. Она приобщилась и к истории, и к ее ценностям, и в некотором роде к интеллектуализму (здесь я явно переборщил, но меня понесло), и к самой вечности. И когда она вновь оказалась на улице… Ни дорогих вещей, ни истории, ни достоинства… Как вы думаете после всего она ко мне могла относиться? Люди убивают и за гораздо меньшее. За обычную работу. Вернее ее потерю. А Тася в один миг потеряла все.
Тасины глаза горели, щеки покрылись румянцем. Она меня заслушалась. И торопливо закивала головой.
– Точно, точно, вы так сейчас все точно рассказали. Боже, сколько я потеряла из-за этого старикана! Вас и впрямь убить хочется!
Я повернулся к следователю. И отдал ему почтительный поклон.
– Что и следовало доказать.
Тася от возмущения забегала взад-вперед по комнате. Ее раскрасневшиеся щеки то надувались как шарики, то тут же сдувались. Наконец она резко затормозила.
– Да мало ли кого и когда, убить хочется! – закричала она. – Но ни кто же не убивает! Вот вам, разлюбезный Аристарх Модестович, разве никого не хотелось убить, хоть раз в жизни! Учитывая, что у вас жизнь-то была, ох какая длинная! – Тася впилась своим диким взглядом в мои глаза.
Я предпочел не отвечать на ее истерику. Учитывая, что я убил по-настоящему.
– А вам, уважаемый Роман Романович, неужели никого не хотелось пристукнуть хоть разок в жизни! Учитывая, что у вас такая профессия… В основном-то дело имеете с людишками не из благородного пансиона.
Следователь последовал моему примеру и не ответил Тасе. Он вновь неестественно откашлялся, сверкнул льдинками и сказал:
– И все же вы сделали опрометчивое заявление, гражданочка. Я не обвиняю вас, что вы подбросили этот паспорт. Но и доказать обратного не могу. Хотя, безусловно, наличие оного документа в лавке антиквара это довольно убедительный факт. Но с санкцией на арест я повременю. Однако подписочку о невыезде, любезный Аристарх Модестович, вы мне таки предоставите.
