Нюта не знает, как от него избавиться…»
– Нюта?! – Я подскочил на месте. – Но разве Анну не называли Нютой?
Официантка снисходительно улыбнулась.
– Вы любите женщину и даже не знаете, как ее зовут. Ее зовут Анна. Да и сам Игорь Олегович никогда бы не допустил, чтобы его девушку называли так просто. Нюта! Это же смешно!
Мы с Вано переглянулись. Для нас это становилось далеко не смешно. Значит, Толмачевский не лгал, говоря, что мы не там ищем. Нужно искать вовсе другую женщину. Но кого? И имеет ли эта другая вообще отношение к преступлению?
Честно говоря, я и не знал, что еще можно выпытать у девушки. Но она сама продолжила беседу:
– Знаете, Никита, вы, по-моему, все перепутали. И я даже не знаю – почему. Я вот помню один вечер, когда пришел этот танцор… Ну, Стас Борщевский. Он пришел не один, с женщиной. Но со стороны она так была похожа на Анну, что даже я перепутала. Я ведь отлично знала Анну и, подойдя к той женщине, спросила: «Анна, а Толмачевский не с вами?» Помню, она вздрогнула, но не обернулась. А Стас мне сказал так быстро-быстро: «Ты ошиблась. Иди». Это было так странно… Они сразу же ушли. И мне показалось, что эта женщина злилась на Стаса, что он мне так сказал. Вот. Наверно, вы тоже все перепутали, Анна никакого отношения не имела к Борщевскому, это я вам точно говорю. А он, по-моему, вообще ее не знал и не видел. Анна… Она не раз мне жаловалась, что любит только Толмачевского. А за что его любить? Глупая! Она такая красивая! У нее могло быть миллион других парней, гораздо лучше, чем… Вот вы, например…
Мы не заметили, как к нашему столику подошла директорша ресторана и, сурово взглянув на официантку, тут же ее увела. Правда, не забыв при этом вежливо извиниться перед нами. Мы видели, как она, отведя девушку в сторону, что-то ей выговаривает, зло сверкая накрашенными глазищами. Но нас это уже не волновало: все, что нужно, мы успели узнать. И даже более того. Поэтому мы направились к выходу. Вано, правда, на прощание позвал Аделаиду, и я видел, как он с ней раскланивается, целует ее пухлые ручки в бриллиантах. Видимо, от души благодарит за обед, явно плетя всякую чушь, типа, что долг за нами. Конечно, в ближайшее время расплачиваться за обед он не собирался. Да никто об этом и не упоминал: директорша была так напугана нашим появлением, что готова была кормить нас всю жизнь, лишь бы мы оставили ее ресторан в покое. Мы и оставили.
Сытые и довольные, мы выскочили на свежий воздух, под холодный душ из мелкого дождя.
– До чего же шикарная женщина! – не унимался Вано, с тоской вспоминая мощный бюст Аделаиды. – Если бы я не настолько свято чтил наш закон, то непременно женился бы на ней!
– Думаю, она бы с удовольствием согласилась, лишь бы не сидеть за решеткой.
– А вообще, Ник, это мысль! Может, и впрямь заняться этим ресторанчиком? В частности – его прелестной мадам?
Я пожал плечами.
– Займись. Вместе и сядете! Может, по блату Порфирий тебе выделит двухместную камеру. Там медовый месяц и проведете! А после этого смотаетесь в Австралию или в Австрию. Наверняка у нее в запасе припрятана пара миллиончиков на черный день. Хотя после тюряги она, скорее, захватит с собой молоденького и смазливого паренька, который польститься не на ее бюст, а на ее бабки. Не все же такие дураки, как ты.
Я старался шутить, но у меня плохо получалось. Меня волновало другое. Во-первых, я ничего не понимал. И до меня плохо доходило: в кого же был влюблен Стас?
– Послушай, Вано, ты же вел дело Борщевского. Так была Анна женой этого парня-скульптора? Или все-таки нет?
– Знаешь, отец Стаса так быстро замял это дело, что толком на этот вопрос я не отвечу. Меня тоже удивил рассказ официантки. Но вполне вероятно, что его женой была вовсе и не Анна. Ведь по делу эта женщина не проходила. Она сразу куда-то смоталась. Скульптор называл ее женой. Отец Стаса тебе говорил, что сын был влюблен в какую-то Нюту, да и твой дружок Лядов тоже. Вот мы и плясали от этих не очень вразумительных фактиков. Но, знаешь, вполне вероятно, что женщина, которую любил Стас, вообще не причастна к этому делу и мы произвольно связали все показания и выдумали эту историю. В любом случае, теперь нужно точно установить, кто именно был женой того скульптора. На всякий случай. Я постараюсь немедленно это сделать. Я подыму из архивов всю документацию. А ты пока беги прямиком в «КОСА». Клуб наверняка закрыт для посетителей, но нас это уже не касается. Встретимся через час.
Было уже довольно темно, когда я подошел к высокому забору, за которым скрывалась «КОСА». Привычным жестом я отодвинул доску в заборе и пролез через образовавшуюся дыру, очутившись в хорошо знакомом месте. Ветви кустов и деревьев были почти голые, лишь местами виднелась потемневшая от холода и дождя листва. Красное кирпичное здание клуба хорошо проглядывалось сквозь них, и я сразу понял, что «КОСА» не работает. Вано оказался прав: клуб на время прикрыли. И все же я ясно различил мерцающий свет свечи в одном окошке. Кто-то, несомненно, был там. И, возможно, за закрытыми дверями уничтожали улики, доказывающие преступную деятельность «КОСА».
Я ускорил шаг, пробираясь сквозь царапающие, кусающие лицо и руки ветви.
Услышав слева в кустах шорох, я вздрогнул и резко обернулся. Мне показалось, чья-то тень промелькнула в зарослях, скрывшись за углом дома. Но вскоре оттуда раздалось вызывающее мяуканье, и я облегченно вздохнул. Стало вновь удивительно тихо. Только изредка ветер и падающие с крыши капли дождя нарушали покой и тишину сада.
Я изо всей силы стал барабанить в толстую дубовую дверь. Я был уверен, что мне не откроют и тогда придется выбивать окно, поскольку выломать дверь невозможно.
Но мои предположения оказались неверными. Неожиданно скоро дверь распахнулась, и в кромешной темноте явился маленький силуэт. Тотчас в его руках зажглась свеча. Это был не кто иной, как наш старый приятель швейцар Варфоломеев. На сей раз он не был облачен в свой огромный, не по размеру служебный костюм. На нем были черные узкие штаны и черный облегающий свитер. Черный цвет и облегающая одежда еще более подчеркивали хрупкость этого человека. А к его реденькой бородке на сей раз вполне бы подошли маленькие рожки. Я и не думал, что наш безобидный маленький швейцар так смахивает на черта. И мне даже захотелось заглянуть ему за спину, чтобы проверить, нет ли там хвоста.
Но он мне этой возможности не предоставил, пропустив вперед. Я проследовал по знакомому узкому коридору, сплошь завешанному огромными зеркалами, в которых при еле мерцающем свете свечи отражались наши силуэты.
