немного пота, немного сока… потому что у меня, приятель, есть чертовски славная идея. Да, чертовски славная идея!
Его «идея», как выяснилось – по крайней мере, в большинстве ее самых элементарных и технических аспектов, – заключалась в том, чтобы две женщины, Анджела и Луиза, одетые в точности так, как в той сцене, снова сыграли ее в номере лас-вегасского отеля – именно так, как она должна была появиться на экране, если не считать того, что на сей раз ее бы прервали. А прервал бы ее мародерствующий кавалерист-янки – грязный и небритый, только что вышедший из боя, брутальный, буйно-похотливый от долго подавлявшегося желания и размахивающий пистолетом. Этот самый янки ворвался бы в комнату, оттолкнул матушку в сторону, грубо швырнул безупречную дочь в белых панталонах на кровать и, даже не снимая сапог, жадно ею насладился – пистолет на подушке, дуло у ее виска, чтобы заглушить протестующие вопли как матушки, так и насилуемой дочери.
Вторгшимся головорезом, ясное дело, был сам С. Д., который, вместо того чтобы впрыгнуть через окно в стиле Эррола Флинна. просто выбежал из ванной, где дожидался ключевой фразы («На веранду не выходить!..»).
– Сегодня вечером она никуда не выйдет, – прорычал С. Д., указывая пистолетом на Анджелу и отталкивая Луизу в сторону, – пока ее не заебут до полусмерти!
Обе дамы (в точном согласии со сценарием) изумленно ахнули.
– Ах, матушка…
– Сэр, вы же не станете… – взмолилась Луиза, а затем воззвала к Анджеле: – Скарлетт, радость моя, не бойся, я уверена, этот джентльмен прислушается к голосу разума…
– Заткнись! Еще одно слово, и я тебе башку разнесу! – Затем Анджеле: – Скарлетт? Так, значит, тебя зовут?
Анджела застенчиво опустила глаза и мягким голосом ответила:
– Да, сэр. Скарлетт… Скарлетт О'Хара.
– Сейчас я тебя выебу, Скарлетт О'Хара, – лаконично сказал С. Д, толкая ее на кровать. – И ебать я тебя буду долго и крепко.
– Ах, пожалуйста, сэр, – взмолилась Луиза, – ведь эта малышка девственница!
– Называй ее по имени, черт побери, – рявкнул С. Д. в порядке реплики «в сторону», – все время называй ее по имени.
– Простите. – торопливо извинилась Луиза своим нормальным голосом, затем продолжила ныть: – Ах, прошу вас, сэр, пожалуйста, не делайте этого с моей малышкой Скарлетт! Скарлетт девственница!
Тем временем С. Д. стянул вниз кружевной верх корсажа, обнажая груди Анджелы.
– Ах, пожалуйста, сэр…
– Ладно, а теперь рассказывай своей мамаше, что я… что этот солдат-янки с тобой делает.
– Ах, матушка… этот солдат-янки… целует мою грудь!
– Не целую, – злобно прошипел С. Д.
– Ах, матушка, он… этот солдат-янки… сосет мою грудь!
– Ах, прошу вас, сэр… очень убедительно вскричала Луиза.
С. Д. взялся за панталоны, не стягивая их, а разрывая в паху, где шов заблаговременно был ослаблен путем выдергивания нескольких ниточек.
– Ах, матушка, он… он мне вставил… он делает это, матушка… этот солдат-янки… он меня ебет!
– Ах, сэр, ах, прошу вас…
– Отлично. – удовлетворенно сказал С, Д., -давай, давай дальше!
– Ах, матушка, – взвыла Анджела, – он заставляет меня кончить… этот солдат-янки заставляет меня кончить… я сейчас в обморок упаду… ах, матушка, он меня до полусмерти уебет!
Луиза, будучи актрисой классной и опытной, откликнулась на подсказку:
– Ах, сэр, как вы можете так поступать с моей Скарлетт! Ах, я доложу об этом вашему капитану…
– Говори же, Луиза, – побуждал ее С. Д., – в темпе говори!
– …Я расскажу ему, – заторопилась та, – как вы выебли Скарлетт О'Хара! И как заставили ее кончить!
Пока С. Д. напрягался в неистовой судороге, вопя: «Я ебу тебя, Скарлетт! Я тебя ебу!» – Луиза взяла из шкафчика полароидный фотоаппарат со вспышкой и сделала снимок.
– Але, минутку! – воскликнула Анджела, резко выпрямляясь на кровати. – Насчет грязных снимков мы не договаривались!
С. Д. приподнялся на локте и вздохнул. Затем он потянулся за сигарой и заверил девушку:
– Не волнуйся, детка, это просто для моей личной коллекции. – Он пожал плечами и потушил сигару. – А кроме того – кто узнает, что это ты?
Истинной правдой было то, что ни одно из лиц не демонстрировалось на снимке отчетливо – верхняя четверть профиля Анджелы была видна ровно настолько, чтобы позволить кому-нибудь на секунду задуматься, когда ему поклялись бы, что это и впрямь та самая знаменитая звезда, а затем немедленно отвергнуть это как еще одну дешевую ложь… вроде той, что была рассказана Гровером Морсом.
В прочих отношениях снимок получился совершенно захватывающий. Там был ясно запечатлен порванный корсет с кружевным верхом, стянутый как раз под самый низ двух превосходных грудей и оттого заставляющий их театрально выпирать. Ниже виднелись белые ноги в гофрированных панталонах, а между ними – неистово толкающие голые ягодицы. Рычаг для этого толчка обеспечивала пара грязных кавалерийских сапог с новехонькими шпорами.
Хотя фотография почти неизбежно была дискредитирована как сделанная вовсе не с Анджелы Стерлинг, она тем не менее какое-то время пользовалась определенным успехом среди компании особенных фетишистов так называемой группы «Сапоги и Гражданская война».
– Можете быть со мной откровенны, – сказала Анджела, протягивая руку через стол к ладони Бориса и награждая его самым своим серьезным взором. – Ведь вы это знаете, правда?
Борис улыбнулся. Чтобы не казалось, будто он слишком много улыбается, он поднес ее руку к своим губам и поцеловал.
– Да, я знаю.
– Тогда скажите мне… как вам кажется, у меня есть талант?
Борис нахмурился и ненадолго отвернулся. Разговаривать с актерами об их нарциссизме было пустой тратой времени и сил; так он оказывался в начальственном положении психиатра – а это было бесполезно всюду, кроме съемочной площадки.
– У всех актеров есть талант, – сказал Борис. – Вопрос в том, как их использовать… – он вовремя спохватился, – то есть как им использовать этот талант в нужное время и до нужной степени. Понимаешь, что я имею в виду? – Похоже, оговорки Анджела не разобрала.
Она молча кивнула, опустила глаза, затем снова их подняла.
– Пожалуйста, скажите мне одну вещь, – попросила Анджела, пытаясь говорить отважно. – Какой из моих фильмов вам больше всего нравится… пет, я не это хочу сказать… я хочу сказать, какой из них, по вашему мнению… показывает, что я могу… или что я могла бы… – Она умолкла, умоляя его одними глазами. – Вы понимаете, о чем я?
– Да, конечно. Но, понимаешь, на самом деле неважно, какой фильм я считаю лучшим. Важно то, какой ты сама считаешь лучшим, какая вещь, как тебе кажется, больше всего тебя увлекла…
– Ах, пожалуйста, Борис, – упрашивала Анджела, сжимая его ладонь, – пожалуйста, назовите всего один… хотя бы один эпизод, одну сцену…
Гм, так-так, сейчас подумаю. – Борис поднял глаза к потолку, словно пытаясь припомнить, и до Анджелы постепенно дошло, что он не может извлечь из всех ее фильмов совсем ничего, что ему поправилось.
– О боже, – безнадежно вымолвила она, – неужели совсем ничего не было? Наверняка должна была быть хотя бы она сцена… одна линия…
– Гм, понимаешь, дело в том, что…
Тут Анджела наконец поняла и опустила лицо на ладони.
– Ох, нет, – выдохнула она, – вы даже никогда не видели… ох, нет…
– Не валяй дурочку. Конечно, я тебя видел!
