отвинтил дверцы нескольких шкафчиков и построил шалашики – проходы для огня. Потом он приоткрыл окно для тяги, установил фитили из тряпок и смятой вощеной бумаги.
Довольный собой, он принес свечи и тряпки в спальню.
Она была в полубессознательном состоянии, но он заметил, как напряглось ее тело, а в приоткрывшихся глазах появился страх.
– Извини, Деб, ну, просто нет времени для третьего раунда, понимаешь? Придется перейти прямо к грандиозному финалу. Твой муж-хреносос когда-нибудь приносил свою работу домой? – спросил Джоуи и вытащил нож.
Она обезумела, – оказалось, в старушке еще теплится жизнь! – когда он повернул лезвие к свету.
– Ты его когда-нибудь спрашивала, как прошел день на работе? Он когда-нибудь приносил домой снимки, чтобы ты увидела, что делается с людьми, сгоревшими в постели?
Джоуи со всего размаха вонзил нож в матрац в дюйме от ее бедра. Ее бедра вскинулись, она начала метаться, как безумная издавая булькающие звуки. Воздух со свистом вырывался из ее ноздрей, глаза вылезали из орбит, и он даже удивился, как они не выпадут у нее из черепа, словно пара оливок.
Он разрезал матрац, вытащил набивку. Затем, спрятав нож, он извлек из рюкзака контейнер.
– В той комнате я воспользовался кое-чем из твоих кухонных припасов. Надеюсь, ты не против. Но для спальни я принес кое-что с собой. Немного метилового спирта. Старое, проверенное средство.
Джоуи пропитал разбросанную набивку, тряпки, простыни, которые она испачкала от страха. Простыни он стянул до полу, использовал их вместе с тряпками и остатками вощеной бумаги как фитиль, ведущий к ее занавескам.
Лампу он поставил на пол и, насвистывая сквозь зубы, разобрал на части стоявшую у кровати тумбочку.
– Все равно что разжигать костер, – объяснил он ей, сооружая деревянные шалашики над фитилем. – Понимаешь, у метилового спирта температура воспламенения меньше сотни градусов.[51] Скипидарное масло, которое я использовал в кухне, требует гораздо больше тепла, около двухсот градусов[52] – это по Фаренгейту. Но если все сделать правильно, будет гореть вполне прилично, когда разгорится. Это будет моя вторая волна: так это у нас называется. То, что они называют точкой возгорания. Но главное шоу будет здесь, а ты, Деб, будешь его звездой. Но сначала еще несколько деталей.
Джоуи взял стул, стоявший у ее маленького туалетного столика, и взобрался на него, чтобы достать до детектора дыма на потолке. Вскрыв оболочку, он вынул батарейку.
Раз уж стул оказался под рукой, он сломал его и устроил еще один шалашик прямо на матраце. Отойдя на два шага назад, он кивнул.
– Неплохо, совсем неплохо, хотя мне и не пристало себя хвалить. Черт, у меня опять встает. – Он почесал себя между ног. – Я бы с радостью угостил тебя еще разок, милая, но меня ждут в других местах.
Он выложил картонки со спичками вдоль фитилей, внутри шалашей и улыбнулся, на этот раз холодно, наблюдая, как она извивается и колотит пятками по матрацу, старается крикнуть сквозь кляп.
– Бывает, дым достает тебя раньше, но бывает, что и нет. Я тут так все устроил, что ты услышишь, как потрескивает твоя кожа. Будешь нюхать свое жаркое. – Его глаза стали холодными и бесстрастными, как у акулы. – Они не доберутся до тебя вовремя, Деб. Нет смысла тешить себя ложной надеждой, верно? И когда ты встретишься в аду со своим мужем-хренососом, передай, что Джозеф Фрэнсис Пасторелли-младший шлет ему свои наилучшие пожелания.
Джоуи использовал длинную плоскую бутановую зажигалку – показал ей, как из зажигалки выстреливает пламя, прежде чем поджечь набивку матраца, спички, тряпки.
Он следил, как огонь разгорается и вспыхивает, как послушно пробирается по проложенной им дорожке. Подхватив свой рюкзак, он вышел и разжег огонь на кухне. Потом он включил газовую плиту, но погасил огонек запальной горелки и оставил дверь открытой.
Огонь подбирался к ней, заползал на кровать, как любовник. Дым поднимался ленивыми клубами. Джоуи подошел к окну и приоткрыл его на два дюйма.
На мгновение он застыл на месте, глядя, как огонь окружает его, словно бросает ему вызов.
Ничего он так в своей жизни не любил, как танец огня. У него было сильное искушение остаться, задержаться еще на минуту, полюбоваться этим танцем. Еще хоть минуту.
Но он отступил. Огонь уже начал петь.
– Слышишь его, Деб? Он ожил. Он возбужден, он голоден. Чувствуешь жар? Я тебе почти завидую. Почти завидую тому, что ты сейчас переживаешь. Почти.
Вскинув рюкзак на плечо, он забрал цветочную коробку и выскользнул за дверь.
Уже стемнело, а в темноте огонь горит ярче. Этот обязательно будет гореть ярко. Джоуи взял меню доставляемых на дом обедов «Сирико» и выбросил его перед зданием.
Дойдя до своей машины, он спрятал в багажное отделение рюкзак и пустую цветочную коробку. Потом он взглянул на часы, прикинул, сколько у него времени, и неспешно объехал вокруг квартала.
Он видел, как струйки дыма выбиваются из открытого им окна, как зарево огня поднимается в поисках воздуха, доступ которого он обеспечил. Он набрал номер Рины. На этот раз он не стал распространяться, просто отбарабанил адрес, потом выбросил в окно машины сотовый телефон и поехал дальше.
У него было много работы.
Война была уже в полном разгаре, когда приехала Рина. Струи воды, изгибаясь дугой, били в здание, боролись с яркими языками пламени, вырывающимися из окон. Одни пожарные выносили людей из здания, другие подтаскивали внутрь брезентовые рукава с брандспойтами.
Она достала из багажника шлем и громко, стараясь перекричать шум битвы, сказала Бо:
– Держись, оттуда подальше. Держись оттуда как можно дальше, а я пойду узнаю, какая там ситуация.
– На этот раз там люди.
– Они выведут людей. Это их работа.
Огибая заграждения, которые все еще устанавливали пожарные, щурясь от дыма, заволакивающего все кругом, она подбежала к командиру бригады, отдававшему приказы по двусторонней рации.
– Детектив Хейл, отдел поджогов. Это я сообщила о пожаре. Доложите обстановку.
– Четвертый этаж, юго-восточный угол. Эвакуация и тушение. По прибытии – черный дым и активное пламя. Трое моих людей только что прошли к двери очаговой квартиры. У нас…
Раздался взрыв, подавивший все остальные шумы. Дождем посыпались осколки кирпича и стекла. Это был смертельный дождь, секший, как картечь, автомобили, тротуар, людей.
Рина вскинула руку, закрывая лицо, и увидела, как сквозь крышу вырвался фонтан огня.
Мужчины бросились в здание, прямо в огненное пекло.
– Я аттестована! – прокричала Рина. – Я иду внутрь.
Командир покачал головой.
– Мне доложили, что внутри остается еще одно гражданское лицо. Никто больше не войдет, пока я не узнаю, в каком состоянии мои люди.
Он оттолкнул ее, бросая короткие приказы и вопросы в рацию.
Прерываемый помехами голос сообщил в ответ о потере двух человек.
Вся ночь была напоена огнем, его мощью и страшной красотой. Рина с ужасом следила за его бешеной пляской на крыше, но стояла как зачарованная и оторваться не могла.
Она представляла, что творится внутри здания, как огонь прыгает, взвивается, как пожирает все вокруг, как он огрызается и отбивается от тех, кто пытается его убить, как наносит ответные удары. Она знала, как огонь умеет шипеть, реветь и шептать, скользить и взрываться.
Сколько разрушений он успеет нанести, прежде чем его укротят? Что успеет поглотить? Не только кирпич и древесину, но и плоть человеческую. На этот раз.
Весь четвертый этаж рухнул с грохотом, подобным раскату грома, и распахнул ворота огню, вырвавшемуся прямо в небо.
Мужчины, спотыкаясь, выходили из здания, вынося на спине своих павших товарищей. Медики бросились вперед.
