— Я мог бы…
— Да, — сказал Фландерс, — вы могли бы расти в вашем собственном теле, но существовал еще один фактор — наследственная память. В ваших генах запечатлена еще одна мутация, встречающаяся столь же редко, как и телепатия. Нам хотелось, чтобы к моменту появления у Виккерса детей, он полностью осознал, что собой представляет и каким даром наделен.
Виккерс вспомнил, как задумался о возможностях наследственной памяти, когда лежал на чердаке дома Эндрюса. Наследственная память, память, переходящая от отца к сыну. Теперь он понял ее механизм. Когда он стал взрослым и — он не мог подыскать более верного слова — пробудился, наступил момент узнать или вспомнить о ней.
— Итак, — сказал Виккерс, — вы хотите использовать этот мой дар против Крофорда, хотите, чтобы у меня появились дети, наделенные тем же даром.
Фландерс утвердительно кивнул.
— Думаю, мы поняли друг друга.
— Да, — согласился Виккерс. — Прежде всего я должен остановить Крофорда. Это нелегкая задача. А какова будет плата?
— Нам есть чем отплатить вам, — сказал Фландерс. — И думаю, форма оплаты заинтересует вас. Вы спрашивали о Кэтлин Престон. Вас интересовало, существовала ли она, и я могу вам ответить, что существовала. Кстати, сколько вам было лет, когда вы с ней познакомились?
— Восемнадцать.
Фландерс кивнул.
— Прекрасный возраст. — Он глянул на Виккерса. — Не так ли?
— Нам тоже так казалось.
— Вы любили ее, — сказал Фландерс.
— Да, любил.
— И она любила вас?
— Думаю, любила, — сказал Виккерс. — Я не уверен в этом сейчас. Но думаю, что любила.
— Вы можете удостовериться в этом.
— Вы хотите сказать, что она здесь?
— Нет, — ответил Фландерс, — здесь ее нет.
— Но вы…
— Когда вы выполните работу, вы сможете вернуться в свое восемнадцатилетие.
— Такова ваша плата? Значит, вернуться в свое тело и начать все сначала. Снова стать восемнадцатилетним…
— Это вас не привлекает?
— Думаю, да, — сказал Виккерс. — Поймите, Фландерс, мечты восемнадцатилетнего юноши растаяли. Они были убиты в теле сорокалетнего андроида. Иметь физически восемнадцать лет еще не все. Грядущие годы и то, что они обещают, и мечты, и любовь, которые идут рядом с тобой по веснам жизни.
— Восемнадцать лет, — напомнил Фландерс. — Восемнадцать лет и надежда на бессмертие, и семнадцатилетняя Кэтлин.
— Кэтлин?
Фландерс кивнул.
— Так же как и прежде? — усомнился Виккерс. — Но так не может быть, Фландерс. Я чувствую фальшь. Ведь что-то исчезло, улетучилось.
— Все будет точно так же, — уверенно сказал Фландерс. — Словно и не было всех этих лет.
38
Все-таки он был мутантом, только в облике андроида, и, как только ему удастся остановить Крофорда, он снова превратится в восемнадцатилетнего мутанта, влюбленного в семнадцатилетнюю мутантку, и у них будет надежда, что бессмертие станет явью при их жизни. А если так произойдет, то они с Кэтлин смогут вечно совершать прогулки по заветной долине и у них родятся дети-мутанты, наделенные исключительным даром предвидения, и все они проживут такую жизнь, какой могли бы позавидовать все языческие боги старой Земли.
Он откинул одеяло, вылез из постели и подошел к окну. Застыв у окна, он смотрел на залитую лунным светом долину, по которой когда-то гулял, и видел пустынное место, которое навсегда останется пустынным, что бы ни произошло.
Более двадцати лет он лелеял мечту, и вот, когда она почти стала явью, понял, как она потускнела с годами: невозможно вернуться в тот день 1956 года, человек не в силах вернуть ушедшее.
Нельзя стереть прожитые годы, их нельзя собрать, сложить в уголок, оставить там и уйти. Их можно упрятать в глубины памяти и забыть там, но наступит день и воспоминания вернутся. И тогда вам станет ясно, что вы прожили не одну, а две жизни.
Это и тревожило — ведь прошлое забыть нельзя.
Скрипнула дверь, и Виккерс обернулся.
В дверях стоял Айзекайя, его металлопластиковая кожа блестела на свету, проникавшем из коридора.
— Не спится? — спросил он. — Могу вам помочь. Принесу снотворное или…
— Вы действительно можете помочь, — сказал Виккерс. — Я хочу заглянуть в дело.
— Дело, сэр?
— Да, дело. Дело моей семьи. Оно должно быть где-то здесь.
— В архиве, сэр. Я могу его принести. Подождите немного.
— А также дело Престонов, — добавил Виккерс. — Дело семьи Престонов.
— Хорошо, сэр, — сказал Айзекайя. — Подождите.
Виккерс включил свет у изголовья кровати и присел на край постели. Теперь он знал, что делать.
Заветная долина оказалась пустыней. Лунные тени на белизне колонн были мертвым воспоминанием. А аромат роз давно ушедшей ночи унесли ветры пролетевших лет.
«Энн, — сказал он сам себе. — Я веду себя по отношению к тебе как дурак».
— Как ты считаешь, Энн? — спросил он вполголоса. — Мы ругались и ссорились и хоронили нашу любовь под этой пикировкой, и если бы не мои мечты о долине, мечты, которые с каждым годом становились все призрачнее, хотя я не знал этого, мы бы давно поняли, как обстоят дела.
«Они забрали у нас обоих, — думал он, — врожденное право прожить нашу собственную жизнь в наших подлинных телах, данных нам при появлении на свет. Они превратили нас в подобие мужчины и женщины, и мы шли по жизни, словно тени, бегущие по стене. А теперь они хотят отнять у нас право на смерть и сознание выполненного долга. И мы должны прожить лживую жизнь — я как андроид, наделенный жизненной силой человека, который вовсе не является мной, и Энн тоже».
— Порвать с ними, — сказал он. — Порвать со всеми их двойными жизнями и состоянием искусственного существа.
Он вернется на ту Землю. Разыщет Энн Картер, скажет, что любит ее, любит не призрачной любовью при лунном свете и аромате роз, а настоящей любовью мужчины, утратившего пыл юности. Они уедут вместе и проживут свою собственную жизнь — он будет писать книги, а она — ходить на службу, и они постараются, насколько возможно, забыть, что они мутанты.
Он прислушался к шорохам дома, тихим шорохам ночного дома, которые не слышны днем, когда он наполнен человеческими голосами, и подумал, что при желании этот язык дома можно понять. Дом расскажет вам все, что вы хотите знать — какое было выражение лица у кого-то и как было произнесено то или иное слово, и все, что мог сделать или о чем мог думать человек, находящийся наедине с самим собой.
В деле он не найдет всего, что хотел бы узнать, там не окажется всей правды, которую он ищет, но там будут сведения о нем и о бедном фермере и его жене, которые были его отцом и матерью.
