Я дотянулся до кучки хвороста, принесенного Элмером, подбросил сучьев в огонь и помешал палкой угли. Язычки голубого пламени из развороченных угольев потянулись к сучьям, вспыхнула, разбрасывая искры, сухая кора.
Пламя словно обрело второе дыхание.
– Хорошая штука костер, – проговорила Синтия.
– Возможно ли, чтобы столь хилое пламя согревало даже таких, как я? спросил Элмер. – Сидя рядом с ним, я ощущаю тепло, клянусь.
– Почему бы и нет? – ответил я. – Ты постепенно превращаешься в человека.
– Я человек, – сказал Элмер. – По крайней мере по закону. А если по закону, значит, и во всем остальном.
– Как там Бронко? – подумал я вслух. – Надо бы его позвать.
– Он занят делом, – сказал Элмер. – Создает лесную фантазию из темных теней деревьев, шороха ночного ветра в листве, бормотания воды, мерцания звезд и трех черных фигур у костра. Картина, ноктюрн, стихотворение, быть может, скульптура – он творит все это одновременно.
– Бедняжка, – вздохнула Синтия, – он не знает отдыха.
– Бронко живет работой, – сказал Элмер. – Он мастер своего дела.
В темноте послышался сухой треск. Через несколько секунд звук повторился. Собаки, которые было замолчали, снова разразились лаем.
– Охотник выстрелил в того, кто спасался на дереве от собак, пояснил Элмер.
Над лагерем воцарилось молчание. Мы сидели, представляя себе – я, во всяком случае, представлял сцену в ночном лесу: собаки, скачущие вокруг дерева, наведенное ружье, вырвавшееся из ствола пламя и темный силуэт, который падает к ногам охотника.
Внезапно мне показалось, что я слышу иной звук. Издалека донесся слабый хруст. Налетевший ветерок промчался по лощине и увлек звук за собой, но вскоре он возвратился, став громче и назойливее.
Элмер вскочил на ноги. Блики пламени засверкали на его металлическом теле.
– Что это? – спросила Синтия.
Элмер не ответил. Звук приближался. Он надвигался на нас, нарастая с каждым мигом.
– Бронко! – крикнул Элмер. – Скорее сюда. К костру!
Бронко тут же примчался, по заячьи перебирая ногами.
– Мисс Синтия, – приказал Элмер, – забирайтесь.
– Что?
– Забирайтесь на Бронко и держитесь крепче. Если он побежит, пригибайтесь пониже, чтобы не удариться о сук.
– Что происходит? – спросил Бронко. – Что за шум?
– Не знаю, – отозвался Элмер.
– Рассказывай сказки, – проворчал я, но он не услышал, а если и услышал, то не подал вида.
Звук приближался. Он не шел ни в какое сравнение со всем, слышанным мною до них пор. Впечатление было такое, словно кто-то разрывает лес на кусочки; рев, скрежет, визг раздираемой древесины. Земля задрожала у меня под ногами, будто по ней колотили увесистым молотом.
Я огляделся. Бронко с Синтией на спине отступал от костра в темноту, готовый в любой момент припустить бегом.
Оглушительный и душераздирающий, шум обрушился на нас. Я отпрыгнул в сторону и побежал бы, если бы знал куда; и тут я различил на гребне холма нечто громадное, заслонившее от меня звезды. Деревья задрожали мелкой дрожью; черная махина слетела с холма, сокрушая все на своем пути, едва не разнесла лагерь и устремилась дальше по лощине. Шум быстро затихал.
Деревья на холме тихонько постанывали.
Я стоял, прислушиваясь к удаляющемуся шуму, который вскоре пропал, словно его и не было вовсе. Я стоял, загипнотизированный тем, что произошло; не понимая, что произошло; гадая, что произошло. Элмер, судя по его позе, пребывал не в лучшем состоянии.
Я плюхнулся на землю рядом с костром; Элмер оглянулся и направился ко мне. Синтия соскочила с Бронко.
– Элмер, – выдохнул я.
Он замотал головой.
– Не может быть, – пробормотал он, обращаясь, скорее, к себе, чем ко мне. – Не может быть. Сколько лет прошло…
– Боевая машина? – спросил я.
Он поднял голову и посмотрел на меня.
– Такого не бывает, Флетч, – сказал он.
Я подбросил в огонь хвороста. Я не жалел дров, я отчаянно нуждался в огне. Пламя вспыхнуло с новой силой.
Синтия подсела ко мне.
– Боевые машины, – продолжал разговаривать сам с собой Элмер, строились для того, чтобы нападать на людей, брать города, сражаться с другими машинами. Они дрались до конца, до тех пор, пока в них оставалась хоть крупица энергии. Их не предназначали для выживания. И они, и мы, те, кто создавал их, знали это. Их единственным заданием было – уничтожить. Мы готовили их к смерти и посылали их на смерть…
Его голос был голосом далекого прошлого; он вещал о древней морали, о старинной вражде, о первобытной ненависти.
– Те, кто был в них, не имели желания жить. Они были все равно что мертвы. Они умирали, но согласились потерпеть…
– Элмер, Элмер, – перебила Синтия. – Те, кто был в них? А кто был в них? Я не знала, что в них кто-то был. В них же не было экипажей. Они…
– Мисс, – сказал Элмер, – они были не до конца машинами. По крайней мере это можно сказать про нашу модель. У нее был искусственный мозг, который находился в контакте с мозгом человека, В мозг машины, которую создавал я, было заключено сознание нескольких людей. Я не знаю, ни кто они, ни сколько их было, хотя всем на стройплощадке было известно, что они – быть может, самые крупные военные специалисты, пожелавшие продлить себе жизнь для того, чтобы нанести врагу последний удар. Искусственный мозг в союзе с человеческим мозгом…
– В нечестивом союзе, – бросила Синтия.
Элмер метнул на нее быстрый взгляд и опять уставился на костер.
– Пожалуй, вы правы, мисс. Однако вы не представляете, что такое война. Война – возвышенное безумие, греховная ненависть, которая рождает неоправданное чувство собственной правоты…
– Давайте не будем об этом, – предложил я. – В конце концов, это могла быть не боевая машина, а что-нибудь еще.
– Что, например? – поинтересовалась Синтия.
– Не знаю, но ведь прошло десять тысяч лет.
– Да, – протянула она, – за такой срок мало ли что может случиться.
Элмер промолчал.
На гребне холма раздался крик. Мы вскочили. Наверху мелькал огонек; слышно было, как кто-то пробирается через поваленные деревья.
Крик повторился.
– Эй, у костра!
– Эй, там! – отозвался Элмер.
Огонек мелькал по-прежнему.
– Фонарь, – сказал Элмер. – Должно быть, те люди, которые охотились с собаками.
Мы следили за фонарем. Окликать нас больше не окликали. Наконец огонек перестал мелькать и поплыл вниз по склону холма.
Людей оказалось трое: высокие, одетые в тряпье мужчины с ружьями за плечами. Один из них тащил что-то на закорках. Они улыбались, и зубы их сверкали в бликах пламени костра. Вокруг них прыгали