вскоре друзья Рубакина, главным образом писатель А.В.Пешехонов и поэт Петр Вейнберг, выхлопотали ему право вернуться на родину.
К этому времени был окончательно оформлен развод моих родителей. Мать вскоре вышла замуж за Николая Александровича Шевалева, инженера, товарища дяди Миши. Мой младший брат Миша остался с нею, а я поселился вместе с отцом. Но так как в маленькой квартирке отца было тесно, я переселился в отдельную комнату в городе.
Насколько Рубакин стоял близко ко многим событиям своего времени, видно из его отношений с так называемым «гапоновским» движением. В конце 1904 года революционное движение в Петербурге заметно оживилось. На квартире у Рубакина каждую неделю по вечерам устраивались собрания революционно настроенных интеллигентов — писателей, студентов, учителей. Один из центров движения был на Шлиссельбургском тракте, где существовали так называемые «воскресные школы» для рабочих, в которых преподавали видные революционеры. Священнику церкви Нарвского тракта Гапону удалось привлечь к себе рабочих, создав некоторое подобие рабочей организации с неопределенными целями. Но Гапон имел на них очень большое влияние, так как в пропаганде своей сочетал религиозную мистику и «уважение» к царю с идеями о «мирной революции». В начале 1905 года с помощью инженера Рутенберга и некоторых рабочих он составил петицию царю от имени рабочих. В петиции рабочие обращались к царю весьма почтительно и даже любовно с просьбой улучшить их положение и дать некоторые свободы народу. Известно, как кончилась передача этой петиции: 9 января 1905 года демонстрация рабочих, насчитывавшая свыше 140 тысяч человек, была расстреляна войсками на площади у Зимнего дворца. Были убиты около 1500 человек и несколько тысяч ранены. Гапону удалось убежать с площади, он пробрался во двор, где его уже ждали друзья со штатской одеждой. Впоследствии выяснилась роль Гапона как провокатора, и он был убит эсерами.
О том, что Гапон был провокатором, в те дни еще не знали. Многие сочувствовали гапоновцам, и мой отец также. Он передал им через своего друга Кетрица пять тысяч рублей, взятых им в долг. Для гапоновского движения Рубакин написал ряд прокламаций, затем комментарий к петиции, составленной Гапоном. Этот комментарий он впоследствии расширил и издал в виде брошюры под названием «Неотложные нужды трудящегося народа», но полиция ее конфисковала и сожгла. На этом отношения Рубакина с гапоновцами и окончились.
В 1905 — 1906 годах Рубакин жил в Петербурге, на Екатерининском канале, в довольно большой квартире, сплошь заставленной книгами. Я тогда жил вместе с ним, был в последнем классе Тенишевского училища, которое окончил весной 1906 года. Но этот год для меня был очень бурным и тяжелым. В январе полиция явилась на квартиру отца и на этот раз арестовала не его, а меня: меня обвиняли в издании сборника революционных песен в пользу Петербургского Совета рабочих депутатов.
Действительно, я с несколькими товарищами издал такой сборник, причем напечатал его в той типографии, в которой печатались книги отца, у некоего Яснопольского, который согласился на это печатание из уважения к отцу. Меня скоро выпустили на свободу до суда — обвинили по 129-й статье уголовного уложения 1903 года.
Этот мой арест обеспокоил отца — он понимал, что с еще большим основанием полиция могла заявиться и к нему. А у него тогда как раз была особенно сильна связь с социалистами-революционерами, причем, в частности, с их «боевой организацией».
На смену революции 1905 года пришла жесточайшая реакция. Сломив первый мощный революционный порыв рабочего класса и крестьян, царское правительство принялось за расправу с революцией. Аресты следовали один за другим, в провинцию посылались карательные экспедиции с солдатами гвардейских полков, среди которых особенно отличался семеновский полк под командой полковника Мина. «Боевая организация» эсеров готовила покушение на Мина, вскоре увенчавшееся успехом.
Правительство учредило военно-полевые суды, вешавшие и расстреливавшие всех захваченных с оружием через несколько часов после ареста. Каждый день газеты возвещали о казнях десятков революционеров по приговорам военно-полевых судов. Десятки тысяч революционеров, крестьян- аграрников (как тогда называли участников крестьянских волнений) заполняли тюрьмы, ссылались без суда в Сибирь и в другие «места отдаленные». Было ясно, что раньше или позже доберутся и до Рубакина, тем более что он был знаком с руководителем «боевой организации» эсеров Азефом, который, разумеется, знал все о его деятельности, а у Рубакина уже тогда были сильнейшие подозрения против этого знаменитейшего из провокаторов.
Близость Рубакина к партии эсеров не осталась тайной для полиции, как, вероятно, и его нелегальные произведения за подписью Сергея Некрасова. Ему надо было б уехать опять за границу, но сделать это сразу было трудно, он мог не получить заграничного паспорта. Поэтому отец решил сперва переехать в Финляндию, в Выборг.
В конце мая 1906 года Николай Александрович и Людмила Александровна уехали из Петербурга и поселились на даче в деревне Папуля в нескольких верстах от Выборга.
В те времена Финляндия, хотя и находилась под владычеством русского самодержавия, все же пользовалась некоторой свободой. Полицейский гнет чувствовался там гораздо меньше: не было там охранного отделения, тайная полиция и шпики бездействовали. Поэтому туда охотно переселялись интеллигенты, бывшие на плохом счету у охранки, жившие большей частью на нелегальном положении, то есть с фальшивыми паспортами. Паспорта для них доставали финны. На границе между Финляндией и Швецией надзор был сравнительно слаб, несравненно слабее, чем между Россией и другими странами (Австрия, Германия). Поэтому многие революционеры бежали за границу через Финляндию.
Уезжая из Петербурга и, видимо, уезжая надолго, Рубакин должен был позаботиться о библиотеке. Нечего было и думать о том, чтобы взять с собой эту громадную библиотеку, достигшую к тому времени 115 тысячи томов. Продавать ее ему претило — у Рубакина была одна характерная черта: он не любил покупать книги. Но и продавать книги он не терпел, у него была какая-то уверенность в том, что книга не должна быть предметом купли-продажи, а только предметом распространения и чтения. Поэтому-то он и решил передать бесплатно всю свою громадную библиотеку в Петербурге одной из самых мощных, хотя и недавно возникших просветительных организаций — Всероссийской лиге образования. Только небольшую часть наиболее нужных для своей работы книг он оставил себе, и они легли в основу созданной им уже за границей второй громадной библиотеки. Передавая библиотеку этой лиге, Рубакин сказал в своей речи:
«Мы присутствуем не только при политическом возрождении нашей родины. Перед нами стоит во всем его грозном величии вопрос социальный. Вокруг нас кипит борьба труда и трудящихся во имя перестройки всего общественного здания на новых, справедливых началах, т.е. во имя того принципа, что все блага, созданные природой или обществом, все богатства, сделанные коллективным трудом всех, по самому существу своему представляют общественное достояние, которое лишь при современном социальном строе превращается в частную собственность и, следовательно, для восстановления справедливости рано ли, поздно ли должно перейти в общественное владение.
В умы широких масс все больше и больше входит сознание, что весь народ есть и должен быть истинным собственником, распорядителем и потребителем всего культурного, материального и духовного богатства.
И вот, исходя из этих соображений и стоя перед лицом величайшего исторического периода и делая неизбежный логический вывод из основных посылок того миросозерцания, которое я имею честь разделять со студенческой скамьи, я, скромный работник в области народного просвещения, считаю делом своей чести и совести служить победе этого миросозерцания не только одним пером, а потому передаю мою частную собственность в нераздельное общественное владение Московской части Петербургского отдела Всероссийской лиги образования, а в ее лице петербургскому населению и прежде всего петербургскому пролетариату и трудовой интеллигенции».
К несчастью, в руках Лиги образования библиотека стала быстро приходить в упадок, книги расхищались и не возвращались от подписчиков или возвращались в ужасном состоянии. Денег на их переплет не было, библиотечный комитет ничего не делал, число подписчиков снижалось. Да и сама Всероссийская лига образования была ликвидирована в 1909 году. Ее сменило Общество народных университетов, к которому перешла и библиотека. После Октябрьской революции библиотека перешла в
