высечь.
Попадаются индивидумы, которые одних заборных книжек ухитряются получать на рыло по шесть с половиной тысяч.
Воровство, а в отчетах — «усушка», «утечка», «мыши поели», «на нас-де нет никакой вины…».
Ох, эти мыши! Хорошо, что наша республика не находится где-нибудь в Африке. Там, например, не мыши — слоны!
Представляете, что б это было! Одна надежда на львов и тигров, которые, кажется, продуктами не интересуются, потому что они людоеды!
Так что, может, хоть в Африке отчеты приняли бы такой характер, что вот, мол, продукты все целы, но заведующих спишите в убыток, потому что их тигры израсходовали на обеды.
Это не так глупо, как кажется. Теперь, когда снабжение рабочих — главный фактор, завоеванный индустрией нашей,
Троицкий консервный завод отправляет в Петропавловск для рабочих двадцать тысяч банок консервов под названием «Баранина с кашей».
Блюдо само по себе не ахти какое, но надо же считаться с суровым режимом.
Только вскрыли рабочие банки — смотрят, а там не баранина с кашей, а, как гласит протокол, — прямые бараньи кишки с их содержимым.
А баранины-то и нету, бараны-то, очевидно, остались в тресте.
А теперь вытащили их за ушко да на солнышко всех вместе…
К сожалению, не одни только наши головотяпы виновники этих прорывов.
Иногда и на честном рабочем теле появляются прыщи и нарывы.
Знакома вам такая картина: завод принимает вызов, торжественное заседание, выступают ораторы, клянутся выполнить пятилетку не в четыре года, а чуть ли не в год,
гремят оркестры, подписывают договор, присягают, чуть не молебен служат. И что же, проходит неделя, кривая прогулов растет,
появляется модное слово «текучесть», а «ударники» (к сожалению, и среди ударников тоже такие бывают!)
сами не только ни черта не делают, но еще и других на соревнование вызывают.
В результате план сорван, прорыв. Директор сваливает на объективные причины: «Знаете ли, победить их не в силе я…»
Ерунда, дорогие товарищи! В нашей стране объективных причин не бывает, каждая объективная причина имеет имя, отчество и фамилию.
А то начинают искать эту объективную причину, обследование на обследование наворачивают.
А объективная-то причина сидит за углом в пивной и вторую дюжину пива раскулачивает…
Какую силу надо иметь, каким богам ставить свечки, чтобы спихнуть таких людей с их печки!..
Тут могли бы помочь и писатели, но, как это ни жаль,
в то время, когда страна находится в величайшем напряжении, когда каждая строчка писателя должна помогать делать сталь,
когда Московский завод имени Ильича выпускает специальное воззвание к писателям — на помощь, приходите в цеха, станьте рядом,
когда по пьянству, прогулам — один только старый Демьян выпускает снаряд за снарядом,
писатели или спорят о психоанализах (честно говоря, не знаю, что это за штука), или пишут такие романы: дескать, «крупный партийный работник, возвращаясь с заседания, долго подглядывает в щелку, как моется его голая свояченица. Пораженный этим волшебным зрелищем, партийный работник спутывается с этой свояченицей, награждает ее ребенком, потом, разумеется, бросает и страниц триста подряд мучается, как собака, доказывая и ей и самому себе, что Карл Маркс к этому относится одобрительно».
Это, конечно, схематично, пересказывать все — слишком тяжелое бремя.
Черт его знает, может быть, это и замечательно, но ведь, дорогие товарищи, не время!
Нельзя, будучи поэтом и не заглядывая в заводские рабочие углы,
отписываться такими патетическими строчками: дескать, «Гремят лебедки, шипят котлы»…
Это, конечно, очень революционно и радостно, но если вы спросите об этом любого рабочего, предоставите речь ему,
он вам объяснит, что если лебедки гремят, значит, они не смазаны, если котлы шипят, значит, они испорчены, и радоваться тут решительно нечему…
Не то, дорогие товарищи, не то… Не мне это говорить вам. Страна переживает необычайный подъем, необычайное напряжение. Идет великий поход на старую деревянную Россию… и ах, какие у нас темпы, дорогие товарищи! Смотрите!
Мчится вперед уже не гоголевская тройка — далеко ли уедешь на этом нехитром снаряде, что долотом сколотил расторопный ярославский мужик! Отошла тройка. Мчатся вперед автомобили, аэропланы, дирижабли — черт побери!.. Летит мимо все, что ни есть на земле, и все отстает и остается позади.
Эх, догнать бы, необходимо догнать всем, кто отстал, — и мне и вам. Догнать… Но па чем… Разве вот транспорт, старый железнодорожный товарищ — выручай!
Эх, подвел транспорт. Разве на таком догонишь? Расписание-то у него вроде поваренной книги. Рецепт вкусный, а кушанье… Отстаешь, дорогой товарищ, а еще транспорт. Подтянись, родимый, оправдай звание-то. Не то другие подтянут… А это кто?…
А, краснообозчики! Вот, пожалуй, кто довезет, вот с кем по дороге! Им как раз в то же место. Хлеб везут — великое дело делают! Братишка, остановись, захвати…
— Да до конца пятилетки…
Сокольский, «входя» на экран:
— Вот спасибо, братишечка. Выручаешь! А я сейчас. Я вот только пальтишечко на ватке надену, калошки, зонтичек…
— Мало ли что, дорогой, ясная… А вдруг ударит мороз. Как же тогда… Как бы чего не вышло!..
И никто вместо нас самих не довезет, никто не поможет, но не сдадут темпы, мчатся вперед… Есть еще порох в пороховницах! И пусть еще живы страшные гоголевские хари, еще выставляется изредка чье- нибудь свиное рыло, хрюкая и поводя очами, — все равно старой гоголевской Расее пришел конец. Хари останутся позади…
И сам носатый классик уныло стоит на Арбате,[8] негодуя и дивясь долгой их славе…
Разговор человека с собакой
Почти по Чехову
О весне, дорогие товарищи, лучше всего, по-моему, написал Пушкин.
