Сорок пять лет на эстраде

текста», а произведения, исполняемые с эстрады, чаще всего называются «текстовым материалом». У эстрадников в почете «специалисты-авторы», якобы знающие таинственную «специфику» эстрадного искусства.

Кстати сказать, эта специфика действительно существует. Но она отнюдь не таинственна. Ведь и драматург может иногда написать высокохудожественную, глубокую по содержанию пьесу, но совершенно несценичную, то есть сделанную без знания и учета ряда непременных условий, при которых театр может осуществить ее постановку. Бывают и, наоборот, очень пустые по содержанию, низкие по литературным достоинствам пьесы, но написанные с таким знанием и учетом «сценичности», что зритель порой поддается эффектам театра и горько обманывается.

Если слово «сценичность» заменить словом «эстрадность», нетрудно понять, что такое специфика эстрады. Произведение, предназначенное для исполнения с эстрады, должно мгновенно вызывать у слушателей смех, гнев, слезы — все, что угодно, только не оставлять его равнодушным. Но появление этих эмоций должно быть непременно соединено с глубокой идейной направленностью, с высоким литературным качеством произведения. Одни голые эмоции, среди которых на первом месте смех ради смеха, вызываемый к тому же «без стеснения в средствах», — это, к сожалению, и считается сейчас той пресловутой «спецификой», которую освоили некоторые «авторы-текстовики», работающие для эстрады. Разумеется, ничего общего это рукомесло с литературой и ее задачами не имеет!

В числе причин некоторого неблагополучия с жанром сатиры и юмора позвольте упомянуть еще одну. Я выступаю перед вами сейчас как художественный чтец и прочту «Маленький фельетон о маленьком фельетоне» горячо мною любимого сатирика-фельетониста Александра Безыменского. Стихотворение это вы, возможно, знаете, оно напечатано, но я все же прочту его, как имеющее непосредственное отношение к сегодняшнему заседанию:

«Издал Трусишкин[16] тяжкий стон:
— Мне нужен острый фельетон!
Такой, где нет обычной темы,
А есть вопросы и проблемы;
Такой, где каждая строка
Острей солдатского штыка!..
Я услыхал тираду эту
И фельетон принес в газету.
Ах! я дотоле не знавал
Таких восторженных похвал.
Мой фельетон ударил в точку!
Запомнят в нем любую строчку
И старики и молодежь!
Вот так он, стало быть, хорош!
Но с той поры (не меньше года)
Я слышу речь такого рода:
— Тут страсти слишком горячи…
Ты их немножечко смягчи!
— Смягчил? Посмотрим. Вяло! Вяло!
Вся острота почти пропала!
Мы кое-кем в штыки взяты
За недостаток остроты.
И это правильно: в идее,
Мы все должны писать острее.
— Ты переделал вновь? Добро!
Но это слишком уж остро…
Я восхищаюсь мыслью смелой,
Но все же, братец, переделай…
— Ты переделал? Красота!
Но где же, братец, острота?
У фактов есть свое значенье,
Но где же, братец, обобщенье?
— Ага! Ты все, что надо, внес
В тобою поднятый вопрос?
Однако нас берет тревога:
Тут остроты немного много!
Все факты можешь ты назвать,
Но их не стоит обобщать.
Ты напиши умно и мило,
Чтоб это не было и было,
Чтоб, не задевши, задевать
И, обобщив, не обобщать,
Чтоб в обличении порока
Все было узко и широко,
Чтоб для людей была строка
И беспощадна, и мягка,
Чтоб гнев граничил с добротою,
Чтоб злость лучилась теплотою,
Чтоб ярость нежною была,
А нежность — яростна и зла,
Чтоб устремленность боевая
Кричала, рта не раскрывая,
Чтоб в строчках бешеных тирад
Был яд, как мед, а мед, как яд.
…
Друзья! Мораль нужна едва ли,
Вы все поймете без морали,
Услышав тяжкий, скорбный стон: —
Мне нужен острый фельетон!»

Я позволил напомнить это произведение потому, что, мне кажется, оно довольно злободневно по отношению к нашему сегодняшнему совещанию. Да, «Трусишкины», обрисованные Александром Безыменским, тоже мешают развитию сатирического фельетона!

Но виноваты и мы сами. Мы мало их пишем, порой чересчур наивно ставим развитие этого жанра в зависимость от «спроса» и «предложения».

Ясно одно: без писателей расцвета этого жанра на эстраде мы не добьемся! Эта помощь писателей должна прийти по трем направлениям.

Во-первых — написание репертуара. Практически это совершенно ясно… Репертуар — это первый раздел работы писателей для эстрады.

Раздел второй — личное участие писателя-сатирика на эстраде. Это чрезвычайно важно! Ведь кто такой Смирнов-Сокольский? Такой-сякой, никуда не годный, с «поплавками», но ведь тоже писатель! Почему же мы разделились на два лагеря? Почему, действительно, я только гость в вашей секции, а не полноправный представитель такого же литературного жанра? Существует Ираклий Андроников. Он тоже не меньше эстрадник, чем писатель, хотя и пишет это слово на своих афишах порой крупнее своей фамилии. Но