бы обидно?» — ему опять захотелось выть. Он сидел на мокрой земле, потом лег на нее, вытянувшись в полный рост, закинул руки под голову. Смотрел на бреющий полет тяжелых облаков и ждал, пока сердце нагонит в мышцы хоть каплю сил, чтобы встать и дойти до хижины. Силы все не возвращались. В глубине души он знал, что добило его окончательно, что без пользы высосало из него последний резерв.
Последние несколько ночей он не спал, и чем дальше, тем хуже ему становилось. Шторм продолжался, лодки не выходили в море, и их жизнь превратилась в бесконечный счет густых капель, падающих с крыши и бесконечное ожидание. Оно затягивалось, и с каждым часом в нем все сильнее закипало отчаяние, отнимая последние силы. «Зачем я шел до конца, что мне теперь с этого?»
Под утро он обнаружил, что звук, к которому они привыкли, перестав замечать, уже давно прекратился, в воздухе висит свежая тишина. Ливень куда-то ушел. Наверно, от этого, рефлекторно уловив какое-то изменение, заворочался и выполз на свет Божий Серега-Первый. Поздоровавшись, они вместе отправились за дровами, потом сходили к банановой рощице (нашли одну связку), разделали несколько кокосов. Положив пищу печься в золу, они присели в ожидании, грея открытые ладони. Пока ходили по Острову, Иван несколько раз ловил на себе взгляд соплеменника, полный мрачной тоски. С удивлением Одиннадцатый понял, что Серега-Первый тоже страдает от ситуации, что ему дорого будет стоить этот выбор. И тогда пришла ему в голову эта мысль.
Он физически почувствовал, как она заползает в душу, с легким шипением, извиваясь. (Она представилась ему в виде змеи.) Иван знал о «пакте ненападения» между двумя Серегами, но что, если попробовать? «Попробовать-то стоит… Они друзья, но они же и конкуренты, они вот-вот упрутся друг в друга лбами, а дорожка дальше есть только для одного. И они оба это знают, так, может, попробовать все- таки?» Тем более что интуиция ему подсказывала — Серега (1) относится к нему тепло («блюдет респект» — по его собственному выражению), благодарный за то, что Иван заботился об Аньке, пока они жили порознь. «Вдруг?»
«Нет, это — низость! Ты ведь сам себе поклялся, что пройдешь Игру чисто, без всяких „альянсов“! И теперь, на последнем испытании ты хочешь подговорить одного Игрока против другого?! — Лицу стало жарко, кровь прилила к щекам: — Ты себя с Наташей-Девяткой не перепутал?!» Нет, он так не сделает.
Но… Но что, если просто намекнуть… один-единственный раз предложить. Просто обозначить свою позицию. Например, так: «Серега! Вы мне с Аней очень нравитесь, я считаю, что вы достойны быть Оставшимися. Я готов вам помочь». Вот так — просто предложить помощь. И ничего более. И предоставить Сергею с Анной самим подсчитывать (1-с+2-а+11-и=большинство) и распоряжаться голосами. Он очень устал, он не спал много ночей и почти не ел. Он был истощен до крайности, и он был ОДИН.
И когда, положив пищу печься в золу, они присели в ожидании, грея открытые ладони, он начал говорить, боясь поднять глаза (краем глаза он увидел, что Серега также прячет взгляд) и не узнавая свой голос. Первый ему ничего не ответил тогда…
«Ведь это одно и то же! Такая же подлость… Как же я мог?! Я устал, я просто устал… Как я мог — сам себя так…» — Иван продолжал лежать, не чувствуя, что одежда промокла и холод земли пропитывает его тело. Он сделал последнюю попытку — и она отняла у него все силы. Он закрыл глаза (веки стали свинцовыми) и понял, что сейчас уснет и проспит много-много часов. Он перешел незримую, существующую только для него одного грань, — и ему стало все равно.
Суть Игры оказалась отнюдь не в том, что для победы нужно быть жестоким и бесчестным. В Игре, как и в жизни, всегда есть выбор. Решая, по какой дорожке в Игре ему идти, Игрок лишь борется (или, наоборот, заключает пакт о сотрудничестве) с тем злом, которое есть внутри каждого человека…
13
Дождь по-прежнему лил почти непрерывно, фантастически яркая природа заметно поблекла, промозглая серость охватывала все и вся, захватывая все новые плацдармы. Горячее солнце и ласковое тепло воды стали воспоминанием, лишенным правдоподобия; на Карибы пришел сезон штормов.
Сегодня утром СК понял, что Игра закончилась. Закончилась помимо Правил, помимо его воли, закончилась так, как он и не представлял. Закончились сами Игроки. Они не разговаривали, море унесло их снасти, они перестали есть. Они почти не двигались, впав в оцепенение. «Игра оказалась сильнее…» — подытожил СК. Все его расчеты оказались точными, более того, отобранные им Игроки сделали больше, чем кто-либо ожидал. Они сражались до последнего, не отступая ни на шаг, вместе, помогая друг другу, держались за правду. Их силе мог позавидовать любой простой человек, но даже они не смогли противостоять детищу разума СК — Игре. Игра подмяла их под себя и раздавила — все, как он и предполагал. Но радости СК не чувствовал. Наоборот, все больше и больше его мучила жажда — страшная жажда, которую можно утолить только водкой и коньяком, и надо будет пить много, очень много. СК знал, что это ущербный рецепт — если человек уйдет в запой, мир вокруг него не изменится, и проблемы и горести пьющего никуда не денутся. Но так можно хотя бы забыть об этом. Хотя бы на некоторое время. Не думать.
Сегодня стих ветер, струи дождя перестали лететь вдоль горизонта и стали вести себя, как им и полагается — падали вниз под углом девяносто градусов. Не надевая дождевика, СК вышел из гостиницы и зашел в бар через дорогу — их убежище, приют мятущихся заболевших душ (даже у Богов они есть), эликсиры стояли рядами на полках. В воздухе плотно висели слои сизого дыма, было людно, почти ни одного свободного места, но все вели себя тихо, вместо обычных выкриков, визгов и гогота на фоне общего шума слышен был лишь тихий реггей из музыкальной машины. СК огляделся — вся его команда сидела здесь, повесив носы над рюмками и кружками.
«Ребят, собираемся. Последний Совет». — Голос СК прозвучал очень тихо, но его услышали, не переспрашивая, все Смотрящие, Хранители и Бои. Они пошли на выход, оставляя в баре тихую пустоту и смятые доллары на столах.
«Выход есть?» — эта мысль мучила не только Инну, но и других оставшихся Игроков. Она видела эти слова в тяжелых морщинах над растерянно-мрачными бровями одного, в вялой медлительности другого… «…Выход есть… Есть?..» — ни о чем другом они не могли думать.
Пришел сезон штормов — то, что казалось «сказкой на ночь», превратилось в реальность. В самую противную и скучную из всех возможных реальностей. Всегда мокрая одежда, всегда сырые одеяла и спальники, живой огонь костра ушел из лагеря не один день назад… С голодом они свыклись, их желудки сравнялись с размерами желудков рекламных котят, исхудали сверх всех пределов, застыли в крепко- жилистом состоянии. Рельефная мускулатура твердости железного дерева прорезалась и у мужчин, и у женщин. Они привыкли к своему Острову, больше — они слились с ним, с его дождем, сыростью, голодом. Мутация завершилась.
И главным ее итогом было то, что они, их души, их судьбы, переплетаясь все теснее в процессе Игры, наконец срослись. Они стали одним целым. И думать о том, что совсем скоро им (самим!) надо будет резать по-живому, изгоняя из Игры одного, было убийственно тяжело.
«…Выход, где выход?..» — так думал каждый из них. В этой реальности, на планете Игра, они стали первыми аборигенами. Они знали вдоль и поперек вероломную погоду, жадное море, свой Остров, друг друга… И Игру, ее Правила и ее колесо сансары. И в этих пределах выхода не было.
Оставалось — взламывать Игру, идти против всех Правил и Богов. Но до этого никто из них не дошел, как никто из рода человеческого не пытался заставить солнце всходить на западе.
Лодка стояла уже полчаса, но в нее не залезло еще ни одного Игрока. Смотрящий (на этот раз) никого не торопил, молча курил, пряча сигарету в кулаке. Сергей-Четвертый подошел и потрогал губы двумя пальцами, глядя просительно — и Смотрящий протянул ему дымящийся окурок, вопреки всем Правилам. Тут из-под песка вырос Сергей-Первый, и они задымили вдвоем, передавая друг другу сигарету после каждой затяжки. Они молчали, не глядя друг другу в глаза. Тихо подошли девушки, опустив головы, позволив волосам падать мокрыми сосульками, закрывающими лица. Наконец показался Иван. Все, не проронив ни звука, посмотрели на Остров — последнее молчаливое прости. Клочок суши, сказочный кит, в течение долгих дней перенесший на своей плоской спине радости победы, тоску и поражения этой невероятной Игры — пятеро Игроков смотрели на него, размокающего в сердце сезона штормов. Они продолжали смотреть на него и когда лодка, высоко подпрыгивая на волнах, поплыла прочь, оставляя за кормой белый пляж, высокие пальмы, хижину (пока еще ее было видно между серыми стволами) — все то, что стало их домом, местом, куда они будут возвращаться снова и снова, ища успокоения и отдыха, пусть даже только в мечтах, только в сердце.
