Мы уже выехали из Германии и теперь находимся на окраинных территориях Франции, в городе {или городке), который мог бы называться курортным, если бы располагался гоо-ораааздо южнее, то есть на побережье. А так — просто приятный город, с пальмами, со множеством небольших отелей и ресторанчиков.
Настроение у нашей четверки на высоте. Всю Германию мы пролетели с нереальной быстротой, разделившись на две пары — я с Лялей, Пес с Катей-Девушкой, — стопили тачки на шоссе. То есть в каждой паре стопила чикса, а я (или Пес) стояли в сторонке. Обаятельность и сексуальные флюиды наших чикс действуют на 100 % стосов, а особенно летом, а особенно на дойчебюргеров. Некоторые особо чувствительные персонажи, которым уже никто не да вал лет по 5, просто теряли свои деревянные соображалки и предлагали нас накормить, пустить переночевать… Лялечка им улыбалась белозубой улыбкой школьницы средних классов, ни от чего не отказывалась, мы точили на халяву, пили за пятерых, не отказывались также от предлагаемого кеша. Финал был одинаков: все также улыбаясь, Лариса напоминала похотливым кобелям о моем присутствии, и когда кобель был готов осыпать меня золотом и отдать ключи от своей машины, лишь бы я куда-нибудь исчез, Лялечка объясняла, что я ее муж, и у нас — свадебное путешествие. Таким образом мы пятерых довели до истерики, двое грозились подать на нас в суд, одному пришлось дать по рогам. Последний предложил мне денег за мою молодую жену. Лишь когда он, размазывая кровь из носа по всей своей красной немецкой роже, уехал, я сообразил крепким, как обычно, задним умом, что деньги надо было взять, а потом уже нос ломать.
Итак, сытые, довольные и с незначительно, но пополнившимися денежными запасами, мы въехали во Францию, где и встретили в условленном месте и в условленный срок Пса с Катей. По рассказам, их продвижение по Германии было аналогично нашему, так что подробно его описывать нету резонов…Сейчас мы сидим на террасе ресторана при самом дорогом отеле города. Мы заказали по бокалу вишневого сока (это был Лучший ресторан, уж по стакану сока мы себе позволить могли). Подобная расточительность вызвана необходимостью — нам нужна тара: Пес совершил первую кражу, которая для нашего с ним тандема стала уже традиционной — несколько бутылок красного. (Глядя на него, никак нельзя представить, что этот увалень способен перекладывать бутылки с полок магазина в свои карманы так, что его движения неуловимы человеческим глазом.) Распивать вино на улице было недостойно благородной влаги, и мы проникли в ресторан. Бутылки держим под столом и втихую подливаем в стаканы.
Конечно, нам с Псом и думать было нечего про вход в это эксклюзивное змеиное гнездо {будь мы вдвоем), но помогла, как обычно, качественность чикс. Мысли охранников и прочих гостиничных шестаков считывались с их щщей, как с листа: такого качества в природе не существует, значит, это пластические операции, значит, это дочки каких-нибудь богатеев, значит, они здесь живут. Далее эти незамысловатые построения приобретали эротико-порнографический уклон, и нас, тащащих следом за чиксами сумки, они просто не замечали.
Солнце грело жарко, но комфортно, улица, на которую выходила терраса, казалась вымершей. Чуть неровная булыжная мостовая уходила вверх по склону, стоящий на склоне холма город был ненатурально красив со своей красной черепицей и белыми стенами. Воздух был наполнен дремотной тишиной. Мы развалились на удобных стульях и даже почти не разговаривали. Все четверо закрыли глаза и задрали подбородки, подставляя лица солнечным лучам. Хотя нас охотно подбрасывали, немало пришлось и пройти на своих двоих, и сейчас мышцы утомленно гудят, и нет ничего слаще, чем просто вытянуть ноги. Кажется, на этой террасе, со стаканами в руках, под ярко-синим небом мы являли собой идеальную тему для какого- нибудь раннего импрессиониста. Блаженство… Чилийское красное текло, казалось, не по кишкам в желудок, а прямо в сердце. Так мы провели около четырех часов, поставив какой-то абсурдный рекорд — по медленности поглощения алкоголя. Дальше задерживаться в ресторане было стремно, халдеи и их жопоебы уже откровенно на нас пялились, поджав губки, а хотелось все-таки уйти самим, без нажима со стороны. Мы поднялись, и пол под ногами неожиданно качнулся. Оказывается, я уже порядком окосел — вино на солнцепеке действительно мгновенно разбавило собой мою кровь. Зашатались и чиксы, что вызвало у них дикий хохот, с подвыванием и визгами. Обнявшись, мы пошли к выходу…
ГЛАВА 10
Я не всегда был такой сволочью. Да и сейчас думаю о себе более чем хорошо, а то, что у большинства людей (предвижу, что читатель уже (тоже) считает меня гадом. Так вот, знай, читатель, мне на это… положить) есть какие-то принципы и взгляды, следуя которым можно считать меня подонком, что государство таких людей устанавливает не нравящиеся мне законы — это их личные, меня не колышущие, проблемы. Такая вот — ни в рот ни в жопу — промелькнула у меня сейчас мысль. Просто раньше я был более романтичен (и еще не знал крылатую фразу д-ра Геббельса: «Романтика — слово для идиотов…». А если углубиться в психоанализ, то я по-прежнему, ах, романтик. Например, мне льстит то, что кое-кто считает меня говном.) И одно из любимых развлечений было изучать мою Москву, часами шляться по переулкам центра. Плюс тогда у меня в принципе не бывало денег на кабаки. (Забавно… Это что ж, получается, что начало заработков в биографии ведет к исчезновению в этой самой биографии романтики… Хм, логично:).) Таким образом, я изучил все улицы и улочки внутри Садового лучше, чем свой хуй. Любимым кварталом был и остается промежуток между Китай-городом и Чистыми прудами. На небольшом пространстве можно гулять часами — столько там замороченных переулков. Там — всегда пустынно, все гда тихо, чисто, всем домам не меньше чем по сто лет,… Романтика… Когда я хочу произвести на чиксу впечатление, я тащу ее на Китай-город. Недавно здесь еще появился необыкновенно качественный клуб с открытым рестораном. Столики были прямо под деревьями, на которых горели свечи, и маленькие огоньки светились в кронах деревьев. Это очень красиво и не оставляет равнодушной ни одну чиксу из тех, которых я сюда таскал. Сумерки сгущаются, пламя свечей становится все ярче, играет тихая музыка. Так редко в кабаках (по-модному — «в клубах») можно услышать правильный музон… А сейчас хрипит пропитой Том УЭЙТС. Его песни просто созданы для того, чтобы женщины раздвигали колени. Сейчас она сидит напротив меня, я лакаю виски со льдом, вешая попутно лапшу на красивые ушки, и смотрю, как она изящно кормится форелью, которую я для нее заказал. (Интересно, а в койке она такая же ненасытная?) Она выпила два бокала, и я вижу, что она уже чуть пьяная, но хочется довести ее до полной кондиции. Спешить некуда. Гуляя, я пару раз брал ее за руку, и она сжимала мои пальцы. Когда я вел ее сюда, нарочно петляя по переулкам и читая лекции про стоящие в этих местах через дом церкви (понтовался своей эрудицией), то видел, что ей здесь по-настоящему нравится, даже слышал, как она репетирует в изящной головке рассказы подружкам о чудес ном вечере в компании романтичного парня с красивыми глазами и умной головой. Хахаха, скоро ты получишь шанс оценить не только мою голову, но и головку. Боюсь только, что вечер для тебя уже не будет таким томным.
Я улыбаюсь собственному каламбуру, и она с готовностью улыбается вместе со мной. Улыбка у нее очень сладкая, она не растягивает губы, а как бы складывает их колечком, словно готовясь к минету. Я поднимаю виски, в котором приятно постукивают кубики льда, и смотрю на нее поверх краев стакана. Она поднимает свой бокал и тянется ко мне. Мы чокаемся, улыбаясь, и я протягиваю вперед свою руку и накрываю ее длинные пальцы, провожу по ней ладонью. Она не убирает руку, просто продолжает смотреть мне в глаза и улыбаться, ее взгляд (отлично!!!) на доли секунды перескакивает на мои губы. У нее очень нежная кожа, как персик или нубук, теплая, мягкая, покрытая чуть заметным золотым пушком. Я говорю самым беззаботным тоном, на который способен:
— Слушай, давай напьемся?
— Ты хочешь напиться?
— А тебе разве не нравится быть пьяной? Это, кажется, мое самое любимое состояние (легкая
