имел не меньше желания наполнить свое тело, чем Риби одеть свое.
Так вот, в те времена, когда он был весьма прожорливым и жадным старичком, мессер Буонаккорсо Беллинчони, знаменитый флорентийский кавалер,[137] давал пир наиболее известным кавалерам и другим людям. Прослышав о названном пире, сер Чоло решил явиться на него в числе других, и если его не прогонят силой, то сесть за стол и есть то, что будут есть остальные. С этой мыслью он тронулся в путь и направился к дому названного мессера Буонаккорсо. Увидев, что на улице перед входом в дом собрались, как это водится, кавалеры и другие достопочтенные люди, он ускоряет свои шаги, подходит к собравшимся и вмешивается в толпу.
Тем временем все гости собрались, и их попросили подняться в дом; и сер Чоло идет по лестнице вместе с ними. Войдя в залу, каждый снимает с себя плащ; быстро снимает с себя плащ и сер Чоло. Один из слуг дома говорит тогда другому: «Какого черта делает здесь сер Чоло?»
А тот отвечает: «Я не знаю; он наглец, так как мне хорошо известно, что его нет в списке приглашенных».
Оба они подходят к нему и говорят: «Сер Чоло, вас не приглашали; лучше вам уйти домой».
Сер Чоло говорит: «В таком случае хорошую я оказал бы честь мессеру Буонаккорсо; ведь каждый сказал бы тогда, что он велел выгнать меня из скупости. Я же пришел сюда с добрыми намерениями, а не для того, чтобы позорить кого-нибудь. Если меня не пригласили, то ошибка в том не моя: виноват тот, кому поручили раздавать приглашения»; и он подходит к умывальнику вместе с соседом и моет себе руки.
Тщетно убеждают его слуги и словами и знаками; сер Чоло присоединился к другим, и когда они отправились к столу, то и он пристал к ним и уселся за стол. Мессер Буонаккорсо, следивший за всем этим, спросил после обеда у своих слуг, по какой» причине или с кем пришел к обеду в дом сер Чоло и о чем он спорил с ними. Те отвечали, что спрашивали его, кто его пригласил, и рассказали, что он им ответил и на какую причину своего прихода сослался. Тогда мессер Буонаккорсо, услышав о том, как отвечал сер Чоло слугам, остался гораздо более удовлетворенным и поступком, и шуткой сера Чоло, и полученным им обедом, нежели пиром, который он устроил для всех прочих своих гостей. После торжественного пиршества, на следующий день, мессер Буонаккорсо послал серу Чоло приглашение к обеду и, переспросив о происшедшем накануне, он очень увеселялся, и, позвав затем своих слуг, сказал им в присутствии сера Чоло: «Всякий раз, когда у меня будет происходить торжественное пиршество, не забудьте ставить лишний прибор для сера Чоло: я хочу, чтобы он всегда имел возможность и считал своим долгом являться к моему столу, когда я приглашаю гостей». И, обернувшись к серу Чоло, он сказал: «Итак, я вас приглашаю». А сер Чоло весьма охотно принял приглашение.
И благодаря этому мессер Буонаккорсо пустил его в ход настолько, что во Флоренции не происходило такого пира, на который бы не явился сер Чоло или на котором бы для сера Чоло не ставили лишнего прибора на случай его прихода. И, пользуясь таким преимуществом, прожил он свою старость.
И потому существует пословица, которая говорит: «Ну, ступай, и не нагличай». Мир этот принадлежит наглецам, а грех чревоугодия делает людей наглыми. Но редко дело кончается так благополучно, как это случилось с сером Чоло, который, будучи побуждаем этим пороком и прослышав о яствах, которые мессер Буонаккорсо готовил для названного пира, и желая во что бы то ни стало отведать их, подверг себя опасности быть избитым палками и выгнанным с позором. И говорят, что он первый произнес, возвращаясь домой с обеда у мессера Буонаккорсо, те слова и то изречение, которое мы хотим привести здесь: «Кто идет, угощается всем, а кто сидит, остается ни с чем».
Новелла 52
Также и следующая новелла рассказывает о хитрости, с помощью которой был наполнен кошелек, подобно тому как сер Чоло с помощью ее наполнил свое тело.
Не так много лет тому назад жил во Флоренции горожанин по имени Сандро Торнабелли,[138] который был столь жаден до денег, что всегда держался начеку и был готов сделать ловкую операцию. Будучи уже стариком, он прослышал как-то, что один молодой человек хочет посадить его в тюрьму за старый долг, уже выплаченный его отцу, о чем молодой человек не знал, тогда как у названного Сандро имелась на то расписка. И вот, зная об этом, Сандро не успокоился, пока не повидался с судебным приставом по имени Тото Феи,[139] у которого в руках было это дело и приказ о заключении должника в тюрьму; встретившись с ним, Сандро сказал ему: «Я знаю, братец, что такой-то хочет, чтобы ты арестовал меня по его ходатайству, и хочет дать тебе за это двенадцать флоринов, и даже больше. Обязательство, за которое он хочет арестовать меня, погашено, и дома у меня есть на то расписка. А потому я хочу сказать тебе так. Ты нуждаешься, и я тоже не самый богатый человек на свете. Я хочу, чтобы ты продолжал вести это дело. Договорись же с тем человеком, чтобы получить от него по возможности больше денег, а потом арестуй меня, так как я согласен на это, но с условием, чтобы деньги, которые ты получишь от пего, пошли наполовину тебе, а наполовину мне. А когда ты меня арестуешь и уплата тебе будет произведена, тогда я предъявлю расписку, в ту минуту, когда это потребуется».
Выслушав Сандро, пристав согласился арестовать его, совершая обман и предпочитая это отказу от обмана, потому что человек он был плохой, как это видно из того, что у него была отрублена рука. Причиною этого послужило то обстоятельство, что за лжесвидетельство в пользу одного своего приятеля он был присужден к уплате восьми лир или отсечению руки. Тогда тот, в пользу кого он дал показание, послал ему в тюрьму восемь лир и сказал, чтобы он оплатил этими деньгами свое свидетельство, потому что он предпочитает этот расход тому, чтобы приятелю отрубили из-за него руку. Тот, видя деньги перед собой на столе, – а были это все серебряные гроссы,[140] – и разглядывая их пристально, а с другой стороны, положив на стол руку, которую должен был потерять, он стал говорить про себя: «От чего мне лучше отказаться, от руки или от денег? Если мне отрубят одну руку, то у меня останется еще другая; а имея одну, я прокормлюсь очень хорошо, и даже лучше, если буду обладать восемью лирами, чем оставаясь с двумя руками, но без этих денег, и по-прежнему беден и нищ». И затем он вспомнил, что видел многих людей, у которых вовсе не было рук и которые все же жили. Поэтому он решился на все и дал отрубить себе руку.
Я хотел рассказать об этом, чтобы показать, каким человеком был этот пристав. После того как он весьма охотно договорился с названным Сандро (потому, что тот был видным горожанином и в особенности потому, что занимал все общественные должности – или большую часть их – во Флоренции, так что немногие пристава осмеливались бы наложить на него руки вопреки его воле, как из-за должностей, которые он занимал, так и из-за его странного характера), названный Сандро подготовил и устроил все с описанным выше приставом. Через несколько дней после этого Сандро был схвачен названным Тотто Феи и по указанной причине отведен во дворец подеста и посажен в Болоньяну. [141] Тот же человек, по желанию которого был произведен арест, как только пристав уведомил его об аресте, тотчас явился в означенный дворец, чтобы требовать крепкой охраны узника и сделать отметку о состоявшемся его аресте, как это водится.
Сандро стоял у тюремного окна с железной решеткой, выходившего во двор, и кивал названному приставу, как он уговорился с ним; а пристав подошел к молодому человеку и потребовал у него шестнадцать флоринов, которые тот обещал ему дать. Сандро же у окошка следил газами и прислушивался ко всему. Молодой человек дал приставу слово: «Я дам их тебе наверно».
