мудрейшее дело, которого проще нету. Сам ты говоришь, что золотые времена пришли для таких, как ты да я… Хочешь ты, мы вместе от этих времен себе великие выгоды добудем? Я все свои дела устрою, как мне желательно, а ты разбогатеешь, станешь важным помещиком… Желаешь ли?
– Помещиком богатым здесь не стать, Сергей Сергеевич, а раздобыть много денег, чтобы потом из этих пределов бежать и на далекой стороне стать важным помещиком, – вестимо можно.
– Можно, но не легко, все-таки же…
– Вестимо.
– Ну, а хочешь, я помогу тебе, и станет оно легким делом!
– Отчего же…
– Тысяч пятьдесят чистыми деньгами хочешь ты получить?
– Что ж спрашивать, Сергей Сергеевич…
– Ну, так вот ты их чистоганом получишь. И не я тебе их дам, пойми! Нет, ты сам их возьмешь, собственными руками. А уж взявши их, пойми, ты мне поможешь в моем деле. Понял ли?
– Понял, а все ж таки лучше скажите сызнова и потолковее.
– Видишь ли. Так надо обстоятельства подвести, чтобы ты пришел в Крутоярск, сам бы отправился в нашу кладовую и забрал бы там все опекунские деньги, какие есть наличными. А их больше пятидесяти тысяч. И вот ты их возьмешь, положишь в карман, затем меня отблагодаришь помощью… Обвенчаешь Илью с Нилочкой в храме божьем, будучи посаженым у крутоярской царевны.
Все показалось просто Никифору, но последнее обстоятельство – желание Мрацкого, чтобы он, безродный, был посаженым Кошевой, показалось ему загадочным.
– Слушай-ка, Никифор. Кто такой поднял весь край, всю сумятицу произвел и на столицу страх напустил? Кто он такой?
– Сказывают – донской казак, Пугачев, Емельян Иванович.
– Кто сказывает?
– Да все, Сергей Сергеевич.
– Врут все, Никифор! Клятвопреступники все, бунтовщики истинные! Нет никакого Емельяна Пугачева. Все выдумки немецкие, столичные! Явлен России и всему миру истинный царь Петр Федорович, чудом спасенный от смерти.
– Что вы, Сергей Сергеевич?! – вытаращил глаза Никифор.
– То-то, что вы! Пускай дураки врут и турусы на колесах расписывают. А умным людям, как я да ты, не подобает истинного царя обманным образом самозванцем звать! – проговорил Мрацкий твердо, но при этом улыбка его и взгляд маленьких глаз сразу все объяснили Никифору.
И молодой человек вдруг усмехнулся, даже отчасти добродушно.
– Что ж дальше, Сергей Сергеевич?
– Будем так сказывать: велик государь Петр Федорович! И мы за него!
– Ну, а дальше-то что?
– А дальше очень просто. Соберется скопище великое. Нету великого – хоть бы каких три-четыре сотни калмык, татар и крестьян православных. И будет оно под командою царского воеводы состоять. Соберет войско и благоустроит, давши в руки топоры и дубины, наперсник царский, звать его Неплюевым. И по указу его императорского величества шаркнет в Крутоярск. Опекун, Сергей Сергеевич, со всеми сожителями встретит посланника царского с хлебом-солью, и пойдут празднества. Потребует воевода царский что ни на есть. И все ему на подносе поднесут. Спросит воевода: «Есть у вас деньги?» Скажут: «Есть, к вашему удовольствию». Отворят кладовую, и набьет себе воевода Никифор полны карманы. А там объявит он царскую волю: указал Петр Федорович скорехонько повенчать Илью Сергеевича Мрацкого на Неониле Аркадьевне Кошевой. Сейчас попа и весь причт за хвост и в храм. В два часа времени все будет покончено, будет над всем помещица Неонила Аркадьевна Мрацкая. А мы воеводу после венца и свадебного угощения с поклонами проводим из Крутоярска. Хороша ли моя сказка?
– Хороша, Сергей Сергеевич, только всякой сказке конец полагается, а в вашей его нету.
– Какой конец?
– А что после-то будет?
– Да ничего.
– С Мрацким, с его сыном, с его невесткой, Сергей Сергеевич, понятное дело, ничего не будет. Обвенчаются И заживут себе молодые не мирно и не тихо… Ну, да это их дело! А воевода что? – спросил Никифор, усмехаясь язвительно.
Наступило молчание.
Мрацкий понял сразу вопрос, но не знал, как отвечать.
– Воевода? – заговорил он. – Что же? Кабы у него карманы пусты были! Воевода уделит десяточек тысчонок на чиновную братию, да и на волокиту, да на всяких судейских крючков – и выйдет сух из воды.
– Полагать надо, – нет, Сергей Сергеевич. Воеводе с этими деньгами придется удирать на край света, менять свое отечество и прозвище и на всю жизнь поселиться невесть в каких краях, чуть не в Немеции.
– Э… полно врать! – рассердился вдруг Мрацкий. – Во всех тех делах, что происходят и произойдут, в этой-то сумятице да неразберихе – какой черт какого лешего разыщет. Как ты полагаешь, если сотня разбойников нападет на проезжих да перебьет всех, узнается ли – кто кого как убил? И сами-то они не знают промеж себя, кто что натворил.
