Том 9. Критика и публицистика 1868-1883

Еще в № 1–2 «Современника» за 1863 г., разбирая постановку в Александринском театре комедии Ф. Устрялова «Слово и дело», Салтыков с иронией отозвался об И. А. Манне как члене Театрально- литературного комитета, заметив, что тот, так же как и другие члены этого комитета, «никакого отношения к русской литературе не имеет» (т. 5 наст. изд. стр. 173).

П. М. Ковалевский, рецензируя в «Отечественных записках» 1868 г. под рубрикой «Петербургские театры» спектакль того же Александринского театра по пьесе И. А. Манна «Говоруны», связал новую комедию с хорошо известной читателям и зрителям комедией Устрялова и тем самым указал на ее тенденцию: «Задача пьесы: слово и дело, то есть — ино слово говорить, а ино делать, — как видите, не новая; но прием автора в ее развитии <нов>: г. Нильский, например, проповедует против бюрократии — бац, г. Монахов в ту же минуту предлагает ему хорошее место, в 5-м классе, и г. Нильский в ту же минуту его с признательностью принимает…» и т. д. «Современнее «Говорунов», — сказано было также в обзоре Ковалевского, — трудно себе и представить что-либо: все язвы современности тут раскрыты и осмеяны — земство, администрация, женский труд, ну и, разумеется, нигилизм» (ОЗ, 1868, № 2, отд. «Современное обозрение», стр. 330, 331). Однако далее этого беглого указания на антинигилистическую направленность пьесы Ковалевский не пошел. Салтыков воспользовался ее отдельным изданием, чтобы дать отпор клеветам литературствующего чиновника, драматурга «необулгаринской школы» (см. рецензию на «Гражданский брак» Чернявского, наст. том, стр. 249). «Новые идеи», в интерпретации сочинителя такого пошиба, — как раз «по плечу зрителям-столоначальникам»[124]. Эти будто бы «новые идеи», констатирует Салтыков, «перешли к нам <…> по прямой линии от начальников отделения». Несколько позже, развивая эту мысль в статье «Уличная философия», Салтыков скажет о гончаровском Волохове, что тот «совершал подлог, выдавая за новое учение то, что, в сущности, содержалось и в старом учении» (см. наст. том, стр. 84).

…мед дивий… — то есть дикий.

С кого они портреты пишут? Где разговоры эти слышут?  — Из стихотворения Лермонтова «Журналист, читатель и писатель».

Где лучше? Роман в двух частях Ф. Решетникова. СПб. 1869^*

ОЗ, 1869, № 4, отд. «Новые книги», стр. 270–273 (вып. в свет — 11 апреля). Без подписи. Авторство аргументировано С. С. Борщевским на основании анализа текста — изд. 1933–1941, т. 8, стр. 509–510.

В конце 60-х — начале 70-х годов творчество Решетникова оказалось в центре внимания русской критики. Не было, пожалуй, ни одного органа журналистики, который не откликнулся бы так или иначе на его романы[125].

«Отечественные записки» уже в первом номере 1868 г. поместили рецензию на новое издание романа Решетникова «Подлиповцы», первоначально напечатанного в «Современнике» (1864, №№ 3, 4, 5). Через три месяца А. М. Скабичевский в статье «Живая струя» выделил Решетникова среди беллетристов народной темы — Н. Успенского, В. Слепцова и др. (ОЗ, 1868, № 4; по-видимому, и рецензия на «Подлиповцев» была написана Скабичевским).

В пяти книжках «Отечественных записок» за 1868 г. (№№ 6-10) печатался новый роман Решетникова «Где лучше?» — самое значительное произведение писателя. Роман Решетникова редактировался Салтыковым[126], и он же, опираясь прежде всего на этот роман, дал принципиальную оценку творчеству Решетникова как выражению нового направления литературы (статья «Напрасные опасения», напечатанная в той же, десятой, книжке «Отечественных записок», что и окончание «Где лучше?»). И хотя Решетников, так же как и другие писатели этого направления, еще не смог выйти за пределы «собирания» и «частной разработки» материала, его творчество стоит «выше обыкновенного уровня: именно он сумел показать, что «внутренняя сущность» простолюдина есть «сущность общечеловеческая». Из этого положения, очевидно, проистекает другой важный для Салтыкова вывод — о принципиальной возможности и, в конечном счете, неизбежности появления из крестьянской, будто бы пассивной, «воспитываемой» среды положительного героя (см. подробнее прим. к статье «Напрасные опасения», стр. 470).

Вся многочисленная «решетниковская» критическая литература после «Напрасных опасений», в сущности, исходила из мысли Салтыкова о Решетникове как самом значительном представителе особого направления литературы, чаще всего определяемого как новое по отношению к старому — творчеству литераторов поколение 40-х годов[127].

Среди высказываний о Решетникове (непосредственно следовавших за журнальной публикацией романа «Где лучше?» и статьи «Напрасные опасения» и, с другой стороны, предшествовавших настоящей рецензии) наибольший принципиальный интерес представляют напечатанные в журнале «Дело» статьи П. Ткачева «Разбитые иллюзии» и «Внутреннее обозрение» П. Гайдебурова (№№ 11 и 12 «Дела» за 1868 г.). Эти материалы, собственно, не дают литературно-критического анализа произведений Решетникова, представляя собой рассуждение «по поводу»[128]. Публицисты «Дела» разделяют мысль Салтыкова о целостной народной среде как объекте изображения Решетникова. Однако в ряде существенных моментов суждения расходятся. Так, рассматривая отношения «цивилизованной» и «нецивилизованной» толпы (то есть интеллигенции и народной массы), публицисты «Дела» склонны квалифицировать выраженные в «Напрасных опасениях» надежды Салтыкова на возможность появления положительного героя в самой «воспитываемой среде» как «иллюзии саморазвития» (Ткачев), почти «славянофильство» (Гайдебуров). По мнению Ткачева, эти надежды ни в какой степени не вытекают из той картины народной жизни, которую представил Решетников (отсюда название статьи — «Разбитые иллюзии»). «Нецивилизованная» толпа способна лишь на разрозненные, «индивидуальные поиски за лучшим», не меняющие ее положения. К «общей, совокупной деятельности» ее может подвигнуть сила, которую «цивилизованная толпа» должна найти «в самой себе, в своем знании, в своем более высоком умственном развитии, в своих нравственных и интеллектуальных условиях…» («Дело», 1868, № 12, отд. «Совр. обозрение», стр. 59).

Решетников, считает Ткачев, ошибается, когда думает, что пишет роман: грубая, невежественная среда не дает содержания для романа («это просто ряд очерков, характеризующих с поразительною рельефностью хозяйственный быт нашего мастерового, заводского, трудящегося люда» — там же, № 11, отд. «Совр. обозрение», стр. 22).

Комментируемая рецензия основывается на тезисе «Напрасных опасений» об общечеловеческом смысле рисуемой Решетниковым жизни «простолюдина» — русского крестьянина и рабочего. Не курьезные случаи, имеющие лишь этнографическое значение, а общечеловеческая драма, называемая борьбою за существование, дала содержание роману Решетникова. Но это уже не роман старого типа — личный, психологический, — а роман народный, в котором «главным действующим лицом и главным типом является целая народная среда». Личная драма в этой среде полностью поглощается драмою общей, и личность оказывается «перед безвыходностью некоторых отношений».

Но обречен ли народный роман на изображение лишь целостной, нерасчленимой среды? «Такая точка зрения на художественное воспроизведение народной жизни есть единственно верная», констатируется в заключении рецензии, но верная до тех пор, «покуда народные массы еще не в состоянии выделять из себя отдельных героических личностей». Ткачев скептически относился к самой такой возможности.

…совокупность неделимых… — Неделимое — термин «субъективной социологии» Н. К. Михайловского, обозначающий человеческую личность, индивидуальность как неразложимую, «неделимую» единицу в условиях общественного разделения труда. Общество, по Михайловскому, — «агрегат неделимых».

Материалы для характеристики современной русской литературы. — Содержание и программа «Отечественных записок» за прошлый год. Ю. Г. Жуковского. СПб. 1869^*