правительство периода его «либерализма» 1880 г. Meнотки (menotte) — наручники; экстрадиция (extraditon) и экспюльсирование (expulsion) — юридические термины, означающие: выдачу преступника иностранному государству и его изгнание, высылку.
«Время, нами переживаемое, столь бесполезно-жестоко, что потомки с трудом поверят существованию такой человеческой расы, которая могла оное переносить…» — Цитата из «Анналов» Тацита в переводе А. Кронеберга.
Toile me, mu, mi… — Одно из мнемонических «правил» при изучении латинской грамматики.
…и дендо, и пердро, и тюрбо. — Dinde — индюшка; perdreau — куропатка; turbо — палтус (рыба).
…осуществить Красный холм в Париже, Версаль претворить в Весьегонск, Фонтенбло в Кашин… — В заштатном городе Красном холме и в уездных городах Весьегонске и Кашине Салтыков побывал в годы своей службы тверским вице-губернатором (1860–1862 гг.). С поездкой на ревизию в Красный холм связаны и упоминаемые в тексте имена местных купцов Блохина (торговля яичным товаром) и Зазыкина (виноторговля).
Петербургские события. — Речь идет о волне административно-полицейских репрессий, которыми правительство ответило на событие 2 апреля 1879 г. — покушение на жизнь Александра II революционера-народника А. К. Соловьева.
Я покупал их <газеты. — С. М.> ежедневно и притом самые страшные: «L’Intransigeant», «Le Mot d’Ordre», «La Commune», «La Justice». — Перечисление «страшных» газет, которые ежедневно читал «автор», представляет интерес и для суждений о том, какие направления в политической прессе Франции преимущественно интересовали самого Салтыкова. Газета «L’Intransigeant» («Непримиримый») была основана 14 июля 1880 г. Анри Рошфором; называла себя «органом амнистированных», поддерживала без различия внутренних направлений все радикальные группировки. Газета пользовалась большим распространением среди рабочих. Программу ее см., например, в «Хронике парижской жизни». — «Отеч. зап.», 1880, кн. 8, стр. 205. «Le Mot d’Ordre» («Слово порядка») — газета «непримиримых», основанная также Анри Рошфором еще в дни франко-прусской войны; с 1880 г. газета редактировалась фактически Лепелетье и Оливье Пэном, резко выступала против «левой» политики Гамбетты. «La Commune» («Коммуна») — ежедневная социалистическая газета, выходившая всего несколько месяцев в течение 1880 г.; основателем и редактором ее был Феликс Пиа. «La Justice» («Справедливость») — радикальная газета, орган «крайней левой» (d’extreme gauche), была основана 16 января 1880 г. Ее политическим редактором был Жорж Клемансо, в то время лидер буржуазного радикализма во Франции, главными сотрудниками — Камиль Пельтан, Лонге, Пишон, Мильеран и др. В своем первом номере газета заявила, что будет вести борьбу против «упорных сил инерции и против бесконечных откладываний», то есть против политики оппортунизма.
…в виду Мадлены… — то есть в виду церкви Магдалины (S-te Madelaine) в Париже, одного из наиболее замечательных памятников зодчества в стиле ампир. «В виду Мадлены» был расположен отель, в котором останавливался Салтыков в Париже и в 1880 и в 1881 г. (Place de la Madelaine, 31).
…несть власть аще… — Незаконченная сентенция из Библии, гласящая полностью: «несть власть аще не от бога» (Посл. к римл., XIII, 1).
…«ему же дань — дань!», «звезда бо от звезды», «сущие же власти». — Фрагменты из евангельских афоризмов и сентенций, утверждавших Божественную предустановленность власти. Были использованы в приветственном «Слове» архиепископа и писателя Георгия Конисского, обращенном к Екатерине II, посетившей Могилев. «Слово» это считалось образцом ораторского искусства (см. т. 11 наст, изд., стр. 602).
…быть может, со временем мы увидим мервских исправников, подобно тому как уже видим исправников карских, батумских… — Mepв был присоединен к России в 1884 г.; Карс включен в состав России по Сан- Стефанскому договору в 1877 г., но в 1921 г. по Карсскому договору вновь отошел к Турции; Батум был присоединен к России по Берлинскому трактату в 1878 г.
Старосмыслов получил прогоны… — В марте 1880 г., после указов о временном подчинении Верховной распорядительной комиссии III Отделения и Корпуса жандармов, Лорис-Меликов предпринял «ревизию» делопроизводства III Отделения. Было разобрано и пересмотрено около 1500 дел преимущественно о лицах, арестованных по обвинению в государственных преступлениях. По словам документов, комиссия нашла, что многие из числа подвергшихся полицейскому надзору по обвинению в политической неблагонадежности… уже сознали свои заблуждения и даже заслужили одобрительную аттестацию подлежащего начальства, а потому комиссия полагала: подвергнуть списки поднадзорных… пересмотру с целью освободить лиц, исправившихся в поведении и нравственности, или вовсе от полицейского надзора, или с некоторыми ограничениями («Правительственный вестник», 1880, 5 апреля; «Дневник Е. А. Перетца», М.-Л. 1927, стр. 3–4). В результате в течение 1880 г. был освобожден из-под надзора, возвращен из ссылок и даже из эмиграции ряд лиц. Эти мероприятия Лорис-Меликова афишировались в либеральной печати чуть ли не в качестве широкой политической амнистии. Повествование о Старосмыслове насыщено рядом откликов на эти злободневные сюжеты.
VI*
Впервые — ОЗ, 1881, № 5 (вып. в свет 18 мая), стр. 227–256.
Сохранились фрагменты двух черновых рукописей — №№ 188 и 189. В рукописи № 188 рассуждение «утешает ли история?», представляющее существенный интерес, более пространно, чем в окончательной редакции. Приводим этот текст (им начиналась глава):
Я уже сказал в предыдущей главе, что за границей для русского гулящего человека самая опасная вещь — это одиночество. Оно заставляет человека мыслить, то есть сравнивать, припоминать, ставить вопросы, разоблачать. И в результате приводит к какому-то гложущему унынию, которое продолжается до тех пор, пока под руку не подвернется краснохолмский купец или тайный советник.
Это самое случилось и со мной, после отъезда Блохиных и Старосмысловых. Воротившись с проводин, я ощутил такое одиночество, такую наготу вокруг, что сразу затосковал. Начал искать, вспоминать и однажды, дав волю мысли, не мог уже обуздать ее. Везде побывал, и на берегах Невы, и на берегах Пинеги и Вилюя, и в раззолоченных палатах концессионера, и в курной избе самарского мужика; везде спрашивал себя: ужели это не сон? и наконец остановился на очень странном вопросе: утешает ли история?
Что история утешает, в этом я никогда не сомневался. Это положение, которому нельзя не верить, во-первых, потому что в противном случае пришлось бы человеческое существование навсегда отдать в жертву случайности и смуте, а во-вторых, потому что истина эта и сама по себе вооружена доказательствами, перед осязательностью которых самый упорный скептик должен сознать себя безоружным. История не только говорит нам о правде и ее завоеваниях, но и указывает на осязательные результаты этих завоеваний. Несомненно, что формы человеческого общежития совершенствуются; несомненно, что факты человеческой деятельности расширяются; несомненно, что безвестные общественные глубины постоянно освещаются и выделяют из недр своих все новых и новых герулов, вандалов[327] и проч.
Но раз признавши непреложность афоризма: история утешает, мысль невольным образом ставит рядом с ним вопрос: кто же и каким образом пользуется утешениями истории? Ибо признавать за историей свойство подавать утешения — одно, а наслаждаться этими утешениями, непрестанно ощущать на себе действие их — другое. Первое доступно всякому правдивому человеку, не лишенному способности логично рассуждать, что же касается до второго, то тут одной справедливости, одних эгоистических признаний уже недостаточно…
Я думаю так, что наслаждаться утешениями истории, претворять их себе в плоть и кровь может
