Эвелина возникло ощущение, будто он предал Бога, без его благословения вручив этот бесценный дар едва знакомой женщине.
Потом все кончилось, и Эвелин вернулся в свое почти исцелившееся тело. Джилл отвернулась, не в силах поднять на него взгляд.
— Прости, — его голос звучал устало, но чувствовалось, что боль ушла. — Ты спасла мне жизнь.
Джилл ощущала над собой темные крылья прошлого — барьер, который так долго препятствовал ее слиянию с любым другим человеком, барьер, который Эвелин не взломал, но каким-то образом сумел обойти. Ей потребовалось огромное усилие, чтобы заставить себя взглянуть ему в лицо.
Он сидел, расправив плечи и застенчиво улыбаясь, сгустившееся над ним темное облако смерти и боли рассеялось.
— Я… — начал было он снова извиняться, но Джилл приложила палец к его губам, и Эвелин смолк.
Девушка встала, протянула ему руку, помогла подняться.
Они продолжили путь в полном молчании. Джилл снова и снова вспоминала то, что ей пришлось пережить, говорила себе, что это было необходимо, пыталась понять смысл образов, которые мелькали перед ней, — без сомнения, имеющих отношение к прошлому Эвелина. Но не только эти образы он передал ей; было что-то еще, некий дар, ощущаемый смутно, но несомненный. Она никогда прежде даже не слыхала о магических камнях и все же сейчас, казалось, смогла бы использовать их, как будто это таинственное знание открылось ей в мгновение ока. Вот только что это — дар или проклятие? Она не решалась спросить у Эвелина.
Он тоже не нарушал молчания, заново переживая то, что открылось ему во время их слияния. Он «видел» сцены резни в каком-то маленьком местечке неподалеку от Вайлдерлендса и даже знал теперь название этого местечка — название, которое сама Джилл не помнила.
Теперь ему было ясно, куда лежит их путь, — на север.
Все смешалось в душе Джилл, когда они добрались до Палмариса. Ей отчаянно хотелось увидеться со своими приемными родителями, обнять их, сказать, что все у нее хорошо, и прильнуть к мягкой груди Петтибвы. Однако девушка понимала, что это невозможно; ведь фактически она дезертировала из армии. Случайная встреча с Коннором могла обернуться для нее бедой, а если Греди узнает о ее визите, то наверняка донесет военному начальству, хотя бы ради того, чтобы раз и навсегда успокоиться относительно своего будущего наследства.
И все же как-то ночью она не удержалась и выскользнула из гостиницы, где они остановились. Эвелин в это время, как обычно, произносил в общем зале свои обличительные речи. Девушка прошла через весь город и притаилась в узком проулке между домами, откуда был виден вход в гостиницу Грейвиса. Минута мелькала за минутой, складываясь в часы. Девушка порадовалась, заметив, что число посетителей не стало меньше; по-видимому, случившаяся с ней беда не нанесла вреда репутации Чиличанков. Потом из гостиницы вышла Петтибва, вытирая руки о фартук, промокая пот на лбу — и улыбаясь. Как всегда, улыбаясь.
Джилл так и подмывало броситься к ней, обнять; наверно, это желание не было бы сильнее, если бы Петтибва и в самом деле приходилась ей матерью.
Но что-то внутри — скорее всего, страх за Петтибву — остановило ее.
А потом Петтибва ушла, вернулась в шум и суету своей гостиницы.
Джилл тоже торопливо покинула свое убежище. Она собиралась сразу же вернуться туда, где они остановились с Эвелином, но ноги, казалось, сами привели ее на крышу «Друга», в потайное место, где она так любила сидеть прежде. Очутиться здесь было почти то же самое, что в объятиях Петтибвы. Джилл снова почувствовала себя Бедной Киской, совсем юной девочкой, еще не осознающей, как сложен мир вокруг нее.
Всю ночь она просидела на крыше, глядя на звезды и медленно плывущую по темному небу Шейлу, то и дело затеняемую клочьями облаков.
Джилл вернулась в свою комнату на рассвете. Эвелин громко храпел, источая запахи эля и более крепких напитков. Один глаз у него заплыл.
Они оставались в Палмарисе еще несколько дней — в таком большом городе безумному монаху было где развернуться, — но Джилл больше ни разу не осмелилась приблизиться к «Другу».
ГЛАВА 29
СТРЕЛА, ЛЕТЯЩАЯ К ЦЕЛИ
Ему дали всего два камня: гладкий желтоватый солнечный камень и гранат, или, по-другому, карбункул, глубокого красного цвета. Первый, относившийся к числу самых ценных камней Санта-Мир-Абель, обладал способностью защищать от воздействия почти всех видов магических камней и делал бесполезным любое заклинание. Второй же помогал обнаруживать даже самое слабое магическое воздействие. Этих двух камней должно было хватить, чтобы найти и уничтожить Эвелина.
Он покинул аббатство однажды мрачным, унылым утром, на пепельно-серой кобыле, не очень быстроходной, но очень выносливой. Она могла скакать без отдыха много часов подряд, и Карающий Брат, сосредоточенный исключительно на выполнении своей задачи, нещадно понукал лошадь.
Первым делом он отправился в Юманеф, деревню, где родился Эвелин Десбрис, расположенную на расстоянии более трехсот миль от Санта-Мир-Абель. На маленьком кладбище рядом с деревней он нашел камень, установленный в память об Анне-Лизе Десбрис, и с удовлетворением отметил, что имя Джейсона Десбриса на нем пока не значится.
— Ты пришел, чтобы рассказать мне о сыне? — спросил старик, как только Карающий Брат, принадлежность которого к церкви Абеля выдавала коричневая ряса, постучал в его дверь.
Этот простой вопрос, заданный с подкупающей искренностью, тем не менее едва не вывел Карающего Брата из себя.
— Он умер? — испуганно спросил Джейсон.
— С какой стати? — возразил Карающий Брат.
Старик удивленно посмотрел на него, покачивая головой.
— Прости, что я забыл об учтивости, — он сделал движение рукой, приглашая гостя войти.
Что Карающий Брат и сделал, слегка наклонив голову, чтобы скрыть играющую на губах злобную улыбку.
— Я просто подумал, что ты неспроста прибыл из Санта-Мир-Абель и, значит, привез мне новости об Эвелине, — продолжал Джейсон.
— Где он?
Этот вопрос, заданный ровным, холодным тоном, хлестанул Джейсона, точно плетью, заставил его отпрянуть и вызвал ощущение, будто волосы у него на голове зашевелились.
— Об этом, скорее, тебя надо спросить, — ответил старик. — Разве он не в аббатстве?
— Ты знаешь, что он отправился в долгое путешествие? — резко спросил монах.
Джейсон с растерянным видом покачал головой.
— В последний раз я видел сына осенью Года Божьего 816, — ответил он, — когда передал его заботам Санта-Мир-Абель.
Карающий Брат чувствовал, что старик говорит правду, но это еще больше разозлило его. Он рассчитывал узнать у Джейсона Десбриса, куда отправился его сын, надеясь, что это поможет ему быстрее сделать свое грязное дело. Но Эвелин, судя по всему, не заходил домой или, по крайней мере, не виделся с отцом. Теперь монаха одолевали сомнения — то ли убить старика, чтобы не оставлять никаких следов того, что он разыскивает Эвелина, то ли, напротив, успокоить Джейсона, развеяв его опасения.
Ни то ни другое не годится, тут же сообразил он. Ведь если Эвелин явится домой и узнает о визите какого-то монаха, то сразу же поймет, что это неспроста. А убийство старика лишь осложнило бы ситуацию, поскольку привлекло бы внимание местных властей, которые даже могли бы организовать за ним погоню.
