горы по дороге в Энтел. Больше всего, однако, меня беспокоит вот что: где герцог Брезерфорд? Идя из Хасинты под парусами, сейчас он уже должен был добраться до Энтела.
— Слухи из Энтела… — пробормотала певица.
Поговаривали, что близ Энтела сошло на берег множество моряков, утверждающих, что они представляют собой остатки флота герцога Брезерфорда, захваченного принцем Мидалисом. Эйдриан не придавал значения этим разрозненным, не слишком вразумительным слухам; однако в свете того, что происходило сейчас, они неожиданно вызвали у него тревогу.
— Могло ли случиться, что принц Мидалис направился в Хасинту, чтобы изгнать оттуда аббата Олина? — спросил молодой король.
— Твой вопрос звучит так, словно в глубине души ты надеешься именно на это.
— Да, так оно и есть, — отозвался Эйдриан. — Ведь если Мидалис так далеко на юге…
Певица с любопытством смотрела на него, не упустив из виду ни расплывшуюся на лице ее возлюбленного улыбку, ни тон, которым были произнесены последние слова.
— …то Вангард почти беззащитен, — закончила она мысль короля.
— Можно снова собрать людей в Пирет Данкард и послать их через залив.
— Такое впечатление, будто принцу Мидалису хорошо известны наши намерения, — предостерегла его Садья. — Если наши корабли уйдут к Вангарду, а он сумеет нагнать их, они окажутся в ловушке.
В том-то и дело, понимал Эйдриан. Мидалису как будто действительно было известно о каждом их шаге. Он молниеносно захватил Пирет Талме с ее небольшим гарнизоном и успешно избежал всех ловушек, расставленных вдоль побережья у Сент-Гвендолин. А теперь, по-видимому, каким-то образом узнал, что у аббата Олина в Хасинте крупные неприятности. Что-то шло не так, но молодому королю никак не удавалось разобраться, что именно.
— Я отправляюсь на переговоры в Энтел, — сказал он. — Даже не желая того, Бринн и ятол поведают мне о многом.
Поговорив с торговцами в восточной части провинции Йорки, король вернулся в карету и достал камень души. Дух Эйдриана обогнул Пояс-и-Пряжку, и передним вдали предстала Хасинта. В гавани во множестве стояли боевые корабли Хонсе-Бира и другие, принадлежащие альпинадорским союзникам Мидалиса. Рассмотреть все как следует мешало докучливое действие солнечного камня, создававшего антимагический заслон, но увиденного хватило, чтобы понять, что к чему.
По прибытии в Энтел король получил сообщение о том, что герцог Калас и Маркало Де'Уннеро осадили Санта-Мер-Абель и перекрыли доступ к аббатству с моря.
Хоть какие-то хорошие известия за последнее время…
Переговоры должны были состояться в маленьком крестьянском доме к западу от Энтела, в месте, где все заинтересованные лица могли надеяться, что им никто не помешает.
Эйдриан и его свита прибыли первыми, и король в ожидании сидел у печи, задумчиво глядя на пляшущие языки огня. При установившейся в этих краях теплой погоде огонь можно было и не разводить, но зрелище мечущегося оранжевого пламени всегда помогало королю сосредоточиться.
Садья сидела рядом, обняв Эйдриана и склонив голову на крепкое плечо возлюбленного.
Стук в дверь заставил обоих вздрогнуть.
— Гвардеец Бригады Непобедимых Маллон Янк, мой король! — послышалось из-за двери.
— Входи, Непобедимый, — откликнулся Эйдриан.
Со скрипом дверь отворилась, и вошел пожилой, весьма внушительный на вид воин: великолепная выправка, безупречно начищенные доспехи и шлем, зажатый под мышкой.
— Я привел к тебе Бринн Дариель из Тогая и ятола Де Хаммана из Бехрена.
Гвардеец повернулся и взмахнул рукой в сторону двери.
Бринн возглавляла процессию, и при виде ее у Эйдриана перехватило дыхание. Он не видел тогайранку более пяти лет. Он никогда не забывал эти миндалевидные карие глаза, создававшие удивительный контраст с черными как вороново крыло волосами. Не сдержав улыбки, в нарушение установившихся правил, молодой король вскочил и бросился вперед, словно собираясь заключить ее в объятия.
Холодный взгляд Бринн остановил его и заставил отпрянуть.
Вслед за ней вошли мужчины. Один в традиционной одежде жрецов-ятолов — Де Хамман, надо полагать, другой, на вид лет сорока пяти, одетый совсем просто, но держащий себя с достоинством.
— Приветствую тебя, король Эйдриан, — начал ятол на языке «медведей», которым, по-видимому, владел в совершенстве. — Я посланец правителя Бехрена ятола Маду Ваадана и наделен правом говорить от имени Хасинты.
— А что, ятол Ваадан не пожелал обеспокоить себя, явившись сюда лично?
По лицу Де Хаммана пробежала тень неуверенности.
— Предательские действия аббата Олина вызвали серьезные беспорядки в Бехрене, — ответил он, не заметив брошенного на него хмурого взгляда тогайранки, недовольной тем, что тот запросто выбалтывает важные сведения. — В Хасинте бушуют пожары, и вся страна охвачена войной!
— Довольно, ятол. — Эти слова Бринн произнесла на языке, которого Эйдриан не понимал, но женщина тут же посмотрела на него и продолжила уже на языке тол'алфар: — Бехрен сильно пострадал. Аббат Олин опозорил церковь Абеля и Хонсе-Бир, а ты, благодаря его действиям, выглядишь захватчиком. — Она в упор посмотрела на Эйдриана. — Как бы отнеслась ко всему этому госпожа Дасслеронд?
При упоминании имени повелительницы эльфов молодой король не смог сдержать усмешки.
— Ты пришла, чтобы объявить мне войну? — без обиняков осведомился он.
— Я пришла, чтобы потребовать мира, — сказала тогайранка. — И посоветовать тебе не забывать о границах между твоей страной и моей… нашими странами, — поправилась она, взглянув на ятола Де Хаммана.
— Аббат Олин вышел за пределы того, что ему было предписано, — уронил Эйдриан.
— И что же ему было предписано?
— Помочь Бехрену обрести стабильность, ничего более, — не слишком убедительно ответил тот. — Решить, кто действует по справедливости, и, используя солдат, поддержать этого человека в его усилиях объединить охваченную междоусобицей страну.
— Жест доброй воли со стороны северного благодетеля? — осведомилась Бринн; в ее тоне был слышен неприкрытый сарказм.
— Совершенно верно.
Лицо тогайранки стало угрюмым. Она шагнула вперед и оказалась совсем рядом с молодым королем.
— Эйдриан, что ты творишь? — прошептала она, хотя особого смысла говорить тихо не было; по- эльфийски все равно никто, кроме них и Астамира, не понимал. — Что ты сделал с госпожой Дасслеронд?
Лицо короля мгновенно окаменело.
— Ты пришел в Бехрен, чтобы завоевать эту страну. И ты неправедным путем захватил престол своего королевства. Что ты…
— Неправедным? — переспросил Эйдриан. — Моя мать была королевой Хонсе-Бира, ты, возможно, об этом не знаешь.
— Твоя мать делает все, чтобы помешать тебе утвердиться на троне.
— И откуда тебе это известно?
Бринн устремила на него долгий, пристальный взгляд и отступила назад.
— Я пришла, чтобы заключить соглашение о ненападении, — теперь она говорила на тогайском языке; Астамир переводил ее речь. — Тебе нечего делать к югу от гор, разве что ятол Ваадан или я пригласим тебя нанести нам визит. Если ты согласишься на это, происходящее в Хонсе-Бире не станет предметом беспокойства ни Тогая, ни Бехрена.
Когда мистик перевел, Де Хамман кивком выразил согласие.
— Прекрасно. — Эйдриан сделал жест в сторону длинного стола, стоящего в глубине комнаты, где
