запаха змей…
— Что? — вскричал португалец, высоко поднимая свое ружье, словно рассчитывая защищаться ударами приклада от грозящих ему со всех сторон гадин.
— Успокойтесь, Янес! — отозвался маратх. — Успокойтесь! Мы можем вполне положиться на нашего проводника. Вы не поверите, как он дьявольски ловок и смышлен. Он предупредил меня, что эта пещера — логовище огромных питонов. Но он — великий заклинатель змей, и значит, нам не грозит никакая опасность»
— Великий заклинатель змей? — недовольно ворчал любитель сигар, тревожно озираясь вокруг, но ничего не видя, потому что пещера была погружена во мрак. — Пусть он будет величайшим заклинателем змей в мире, но я-то терпеть не могу этих гадин. Гавиалы, и те лучше…
И потом…
— Ну? Что еще? — отозвался Сандакан, которого забавляла ворчливость друга.
— Да и мой табак подмок, я не могу утешиться хоть затяжкою…
— Подожди. Поймаем какого-нибудь молодого питона, и ты можешь попробовать затянуться с его помощью вместо твоих излюбленных сигар!
— Кури эту гадость сам, Сандакан! — непритворно рассердился португалец.
— Но что это? Дьявол! Он, кажется, хочет повесить нам на шею даяков всего Борнео? — гневно воскликнул через мгновение Янес.
— Слышите? Слышите? Я уверен, это — предатель. При первой возможности всажу ему пулю в лоб.
— И будешь страшно несправедлив, Янес, — отозвался Тремаль-Наик, державшийся в пещере со спокойствием истого сына Индии. — Да, негрито играет сейчас на своей импровизированной флейте, но отнюдь не для того, чтобы привлечь даяков. Каммамури уже объяснял нам, что только при помощи этого самого негрито он смог спастись от даяков.
— А зачем он дудит на своей свистелке? Мертвых может разбудить этот проклятый инструмент…
— А живых усыпить! — отозвался Сандакан.
— Но я не чувствую желания спать! — бурчал португалец, постепенно все же успокаиваясь.
— И не спи. Никто не заставляет. Лучше посмотри, что творится вокруг. Пойдем-ка.
Янес и Тремаль-Наик повернули обратно ко входу в пещеру. И когда их взоры привыкли к полумраку, царившему в ней, потому что только слабый свет луны проникал туда сквозь узкую щель, служившую входом, у них закружилась голова — такое странное, фантастическое зрелище представилось им.
В самом деле, было на что посмотреть в этот предрассветный час в таинственных недрах гор Борнео, в этой полной загадок пещере. Негрито, полуголый — все его одеяние составляла повязка на лбу да повязка на бедрах — стоял неподалеку у входа и непрерывно играл на своей флейте, извлекая из нее странные, навевавшие волнующие мысли звуки, говорившие о чем-то сказочном, призрачном. И под звуки этой музыки, рожденной, должно быть, в бесконечно далекие времена, вокруг него копошились, свивались в клубки, распластывались, поднимались, как выпрямившиеся пружины, опять ложились на пол пещеры колоссальные пестрые тела огромных змей.
Да, это были настоящие гиганты змеиного царства. И освоившийся с полумглой взор беглецов уже угадывал среди пресмыкающихся представителей отдельных видов. Вот, широко разинув могучую пасть и устремив на негрито сверкающий взор, покачивается, словно танцуя, огромный питон. Рядом с ним шипит, высунув далеко раздвоенный язык, раздув шею, ядовитая очковая змея. И еще, и еще…
Звуки становились слабее, медленнее, спокойнее. Негрито теперь словно посылал эти звуки к выходу из пещеры. И, странное дело, клубками извивавшиеся вокруг него змеи ползли туда, куда уносились звуки флейты — к выходу из пещеры. Одна за другой… Звуки стихали, и змеи, успокоившись, ложились на землю у самого входа в подземный коридор и засыпали.
— Пусть попробуют ворваться сюда даяки! — торжествуя свою власть над гигантскими пресмыкающимися, сказал негрито беглецам.
XI. Адский огонь
— Каммамури! Теперь ты должен рассказать нам о твоих приключениях! — обратился к маратху Тремаль-Наик, когда беглецы вдоволь налюбовались странным фантастическим зрелищем заклинания змей; негрито по-прежнему время от времени продолжал извлекать из своей флейты тихие, наводившие дрему таинственные звуки.
— Что рассказать, мой господин? — оживился маратх. — У меня в голове теперь путаница… Сейчас… Ну, слушайте. Вот, когда я увидел в котте даяков проклятого грека Теотокриса…
— Ты увидел Теотокриса? — подпрыгнул, как ужаленный, Янес.
— Ты сошел с ума? Увидел привидение?
— Увидел тень Теотокриса! — вторили Янесу Тремаль-Наик и Сандакан.
— Ничуть не бывало! — живо возразил Каммамури. — Кто вам сказал о привидениях, призраках мертвецов? Я же говорю, что видел Теотокриса, живого-здорового…
— Здесь, на острове Борнео? Не может быть! Ты грезишь, что ли?! — в три голоса кричали беглецы, позабыв о близости гигантских змей. Впрочем, последние, расположившись у входа в пещеру, не обращали внимания на людские голоса: зачарованные звуками флейты, они дремали. И только время от времени в груде их тел начиналось движение, какая-нибудь гадина переползала, протягивая через камни свое тело, поднимала свою безобразную голову и слабо, сонно шипела.
— Шива, Брама и Вишну! — рассердился Каммамури. — Говорю вам, я не питон, усыпленный этой дьявольской музыкой!.. Видел своими глазами грека. Даже своими боками, если хотите!
— Видеть боками? Довольно оригинальный способ видения! — проворчал Янес.
— Ну, да! — не смущаясь, продолжал Каммамури. — То есть, мои бока видели каблуки сапог этого зверя. Он дважды толкнул меня в ребра. Я был связан и не мог пошевелиться…
— Понятно. Иначе ты бы голыми руками задавил грека. Но продолжай! — сказал Сандакан.
— Это он, по-видимому, командует всеми нападающими на нас даяками. По крайней мере, они сами говорили, что покончили бы со мной, если бы не его приказ. Это он велел заключить меня в воздушную тюрьму, откуда я смог бежать только благодаря помощи моего негрито! Словом, грек жив, и это по его приказанию даяки гонятся за нами! — закончил свое повествование Каммамури.
— Теотокрис жив? Ах, гадина! Ах, собака! — бесновался Янес. — Но ведь когда мы устроили переворот в Ассаме, на его долю досталось несколько хороших пуль….
— И несколько добрых ударов сабли! — поддержал друга Тремаль-Наик.
— Так, так! — почти кричал Янес. — Но у нас в Европе говорят, что у греков шкура крепче и толще, чем у гиппопотамов!
— Знаете что, друзья? — повысил голос Сандакан. — Теперь я начинаю подозревать, что твоя яхта, Янес, взлетела на воздух отнюдь не случайно.
— Что? — заревел португалец. — Но ведь тогда» Тогда надо предположить, что среди экипажа яхты был предатель…
— Твой верный мажордом, хитмудьяр! Ты его забыл? — подмигнул другу Сандакан.
— Дьявол! Но, значит, он бежал? Хорошо же! Пусть попадется мне в руки… Но постой, постой, Сандакан. Ведь и тебе этот ловец губок удружил? По докладу моих молодцов, хитмудьяр ведь велел перенести на яхту твоего пленника…
— Назумбату? — проскрежетал Сандакан, бледнея.
— Да, Назумбату! И теперь я убежден, что канальи обворовали нас: они украли у меня все мои сигары…
— Но что же мы будем теперь делать? — вмешался Тремаль-Наик, поглядывая на выход из пещеры, где копошились, засыпая, гигантские пресмыкающиеся.
— Остается терпеть и ждать! — отозвался Сандакан. — И искать другой выход, ибо наши даяки уже у самого входа в пещеру!
Друзья подозвали негрито и стали расспрашивать его о пещере, приютившей их.
— Выхода нет! — решительно заявил негрито, поняв, что от него требуется. — То есть, выход есть. Один раз все наше племя спасалось здесь, в этой пещере, от даяков. И когда враги ворвались, мы были уже далеко отсюда… Они искали, искали… Но мы были далеко!
— Выхода нет, и выход есть! — подвел итог сообщению негрито Янес.
