чтобы разгромить склад и напиться; они сами погубили себя. Если бы не их легкомыслие, все они были бы здесь на борту целы и невредимы.
— Ты прав, — еще раз грустно проговорил капитан. — Мы все сделали, чтобы спасти и
— О, капитан, сколько ловцов трепанга совсем не возвращались» В дорогу, капитан! Нас только пятеро, а туземцев во сто раз больше.
— Хорошо, старина. Подними якоря и поставь паруса. Недоставало только, чтобы и мальчики попали в руки этих чудовищ.
— Есть, капитан! Ханс, Корнелиус, Лю-Ханг, к шпилю! — раздался приказ Ван-Горна команде. — Поднимем сначала якорь на корме. Ветер с востока, нос будет тогда поставлен прямо к выходу из бухты.
Ван-Горн забрался на бак, чтобы рассмотреть положение якоря; остальные наблюдали за ним, ожидая его приказаний. Вдруг все увидели, как он побледнел.
— Капитан! — вскричал он надтреснутым голосом.
— Что с тобой, Ван-Горн?
— Якорная цепь перерублена и упала на дно!
— Перерублена? Не может быть. Она так крепка и толста.
— Цепи носового якоря тоже нет! — закричал с носа джонки Корнелиус, поспешивший туда, чтобы осмотреть второй якорь.
Капитан бросился на нос и сам убедился в том, что цепь второго якоря также была перерублена; от нее оставался лишь конец длиной не более метра, свисавший из клюза бакборта. На последнем звене цепи оставались следы ударов топора.
Ван-Сталь подошел к молодому малайцу, и, не спуская с него глаз, злобно процедил сквозь зубы:
— Безумцы, что вы сделали в мое отсутствие? Вам мало было ограбления склада и моей палатки, вам нужно было еще погубить судно?
— Нет, капитан, — отвечал Лю-Ханг. — Никто из экипажа не рубил цепей. Клянусь вам!
— Ты говоришь правду, Лю-Ханг?
— Да, капитан; да и к чему нам было рубить якорные цепи. Ведь не нам желать гибели судна, которое должно было доставить нас домой.
— Так кто же тогда разрубил цепи?
— Не знаю, капитан.
Ван-Сталь погрузился в размышления, но через минуту он уже все понял.
— Ван-Горн! — вскричал он, хлопнув себя по лбу.
— Капитан…
— Где туземец, наш пленник? Мы совсем забыли про него.
— Он должен быть внизу в трюме.
— Пойдем, посмотрим.
Они быстро направились в кормовое помещение, а оттуда в трюм. Пленника там не было. В том месте, где он должен был находиться, валялись обрывки распутанных веревок; они, казалось, были перегрызены зубами.
— Теперь я понимаю, — сказал капитан. — Этот разбойник воспользовался пьянством малайцев, перегрыз свои веревки и, освободившись, разрубил цепи топором, который он нашел где-нибудь на судне. Он рассчитывал, что ветер отнесет джонку на риф. Потом он удрал вплавь.
— Но как эта джонка осталась на месте, когда ее больше не держали якоря? Отлив должен был отнести ее в море.
— Ты пугаешь меня, Ван-Горн…
— Вы понимаете, капитан: если…
— Да, мы завязли в песке!
— Что делать?
— Пойдем наверх.
Они выбрались из трюма и взбежали на палубу. Ван-Горн, перегнувшись через перила палубы, стал пристально всматриваться в воду, как будто хотел пронизать ее взглядом до самого дна. Это оказалось не очень трудно: скоро он обнаружил, что джонка, слегка склонившись на бок, и впрямь завязла килем в песке отмели, едва покрытой на два метра водой.
— Дело дрянь, — сказал Ван-Горн, обтирая выступивший на лбу холодный пот.
— Ну что? — спросил его капитан.
— Весь киль в песке.
— Сейчас идет отлив, не правда ли?
— Да, капитан!
— Который час?
— Скоро полдень.
— Через несколько часов начнется прилив. Будем надеяться, что он снимет джонку с мели.
— Но если и прилив не поможет нам сняться?
— У нас есть шлюпка. Нам ничего не остается другого, как пуститься в ней по воле волн.
Глава восьмая. На мели
Австралийцы не покидали берег; они не захотели удовлетвориться убийством всей команды и захватом всего трепанга, который не надолго насытил бы их.
Теперь помыслы их простирались дальше. Беспрерывная суета на берегу ясно показывала, что туземцы готовят новое нападение на джонку, где они рассчитывали найти запасы на много дней. Но задача эта была для них слишком трудна. Одни скопились у гряды береговых рифов и измеряли копьями глубину вод в расчете набрести на косу, тянущуюся от берега до отмели, где застряла джонка. Другие в это время метали с берега стрелы и бумеранги, но все безрезультатно: пространство в триста с лишним метров было непреодолимо для их снарядов.
Несмотря на бесплодность своих попыток, дикари не теряли надежды добиться желаемого и с еще большим азартом выказывали признаки явной враждебности.
— Пусть они орут сколько хотят, — сказал капитан юношам после того, как удостоверился в бесплодности усилий туземцев. — Они не смогут нас атаковать А у нас есть работа посерьезней: надо снять джонку с мели.
— Чем мы можем помочь, дядя?
— Прежде всего нужно бросить еще один якорь с кормы, не то при свежей зыби прилив может снять джонку с мели и бросить ее на камни. Особенно бояться этого не следует — джонка слишком глубоко завязла в песке, — но ни одна предосторожность не будет лишней.
— У нас остался только один маленький якорь; он не удержит джонку.
— Удержать-то он не удержит, но все же окажет сопротивление. Потом мы поставим паруса, чтобы быть наготове и воспользоваться первым же ветром. Мы должны покинуть бухту, как только прилив поставит джонку на воду.
— Капитан, — вмешался Ван-Горн. Мы можем уменьшить осадку джонки. У нас на борту больше двадцати тонн воды и в трюме большой балласт.
— Верно. И то и другое — в море! Один из нас останется на часах на палубе у камнемета. Нужно зорко наблюдать за тем, что делается на берегу, иначе туземцы могут напасть на нас врасплох. А все остальные — в трюм!
— Лю-Ханг, останься ты у камнемета, — приказал малайцу Ван-Горн.
— Он? — и капитан отрицательно покачал головой.
— Вы можете довериться мне, капитан! — вскричал обиженный малаец. — Я не предатель, клянусь! Вы спасли мне жизнь, я этого никогда не забуду.
— Ладно, я тебе верю. Оставайся здесь на палубе. Если ты увидишь, что туземцы пробираются к джонке, стреляй по ним.
— Скорее я умру, чем подпущу их на ружейный выстрел.
— На места! За работу!
