избавили нового вождя от этого лакомства и взамен предложили ему ужин вроде утреннего завтрака. После чего дикари с особенными почестями проводили своего вождя и его спутников до их жилища, потом и сами разошлись по своим хижинам.
Но если бы этому вождю пришло в голову некоторое время спустя пройтись по лесу, он застал бы всех старейшин и других почетных лиц племени весело пирующими над останками убитого им посланного Рамиреса, полусъеденное тело которого им удалось отбить от целого полчища крыс.
XIII. Муравьиная пытка
На другой день, вечером, небольшой отряд воинов нуку под предводительством дона Хосе и в сопровождении обоих канаков тихо вышел из селения и углубился в лесную чащу.
Днем посланные капитаном разведчики вернулись с известием, что Рамирес собирается к реке Диа, в устье которой должен находиться его корабль, а союзники Рамиреса, кети, уже назначили день, когда будет устроено грандиозное пилу-пилу для принесения в жертву и съедения одного из белых пленников. Это известие заставило дона Хосе поспешить на выручку Ретона и Эмилио из рук людоедов.
Чтобы не подвергать девушку лишней опасности, с которой несомненно была сопряжена предпринимаемая экспедиция, Ульоа оставил ее в селении под охраной ее брата, которому на время своего отсутствия передал всю полноту власти. Оставил он им и Гермозу, внушавшую дикарям страх своим ростом, а некоторых случаях свирепостью; в общем же умное животное вело себя очень хорошо.
Отряд направился к северу, к селению кети. Несмотря на царивший вокруг мрак, Ульоа не позволял зажигать факелы, предполагая, что враги могли выслать разведчиков.
Обоих канаков он выучил обращению с огнестрельным оружием, и они с гордостью выступали, вооруженные карабинами дона Педро и его сестры.
Вслед за белым вождем шел его темнокожий помощник, не пожелавший отставать от своего нового повелителя в его опасном предприятии.
В полночь отряд остановился в миле от селения кети; все взобрались на огромное банановое дерево, которое в случае необходимости могло послужить хорошим убежищем.
После короткого совещания было решено отправить вперед разведчиков, которые должны были узнать, где именно находятся пленники. Войти прямо в селение было очень рискованно, так как довольно многочисленное само по себе племя кети могло быть подкреплено еще частью экипажа «Эсмеральды».
Математе выбрал среди воинов четверых самых смышленых и ловких и отправился с ними на разведку.
— Хорошо было бы, если бы вам удалось захватить в плен хоть одного кети и доставить его сюда, — сказал им Ульоа. — Тогда мы узнали бы от него все, что нам нужно.
— Постараемся, вождь, — ответил канак.
В ожидании нападения со стороны врагов ночь прошла очень тревожно. К счастью, все ограничилось одной тревогой: ни один враг нигде не показывался. День также прошел невесело: разведчики не возвращались, и Ульоа сильно беспокоился о них. Он уже хотел было двинуться вслед за ними, когда вдруг перед заходом солнца один из дозорных, расставленных в лесу для караула, прибежал с известием о возвращающихся разведчиках.
Действительно, несколько минут спустя перед Ульоа предстал Математе со своим отрядом; посреди отряда находился новый туземец, всю одежду которого составлял широкий бахромчатый пояс, сплетенный из травы.
— Вот, вождь, мы привели тебе пленника, как ты приказывал, — доложил Математе. — Это кети, которого мы захватили в лесу. Он притворяется, что не знает нашего языка, между тем как все его племя говорит по-нашему. Быть может, ты заставишь его развязать язык.
Пленник, типичный образчик новокаледонского туземца, высокий, сильный, бородатый, впился своими пылавшими мрачным огнем черными глазами сначала в капитана, потом обвел ими всех присутствовавших и проговорил на местном наречии:
— Леле тайос. (Новые друзья.)
— Если ты считаешь нас своими друзьями, то не должен отказываться отвечать на наши вопросы, — сказал ему на языке крагоа дон Хосе.
Дикарь сморщил лоб, словно стараясь понять смысл сказанного ему, потом развел руками и молча покачал головой.
— Ага, хорошо! Понимаю, в чем дело, — произнес с улыбкой Ульоа и, обратившись к своему помощнику, приказал: — Привязать пленника и хорошенько стеречь его. Мы потом потолкуем с ним и постараемся развязать ему язык.
Сделав это распоряжение, он отвел в сторону Математе и спросил его:
— Ну, разузнал ты что-нибудь о белых пленниках, которые находятся во власти кети?
— К сожалению, нет, великий вождь, — с виноватым видом ответил канак. — Мы не могли приблизиться к селению кети: все их племя вооружено, словно на войну, и по всему лесу ходят разведчики. Только по особо счастливому случаю нам удалось захватить вот этого человека, иначе пришлось бы вернуться к тебе ни с чем.
— Уж не собираются ли они напасть на нуку?
— Это может тебе сказать только человек, которого мы привели к тебе, великий вождь
— А если он откажется говорить?
— Тогда его можно заставить, — с многозначительною усмешкой ответил дикарь.
— Ты намекаешь на пытку, Математе? Но мне очень не хотелось бы прибегать к ней, притом у нас и мало времени на это. Пока мы будем заниматься превращением немого в говорящего, мои люди могут быть уже съедены.
— На
— Что это за «мелаленко»? — полюбопытствовал Ульоа.
— А вот пойдем со мной и этим немым человеком, и ты увидишь, что это такое средство, которое сразу заставит самого немого человека развязать язык, — скаля свои белые зубы, проговорил канак.
— А далеко идти?
— Нет, тут поблизости.
— Хорошо, пойдем, — согласился Ульоа, которому было очень важно заставить пленника заговорить.
Математе распорядился срезать с ниаули несколько продолговатых полос коры, из которых делались факелы, и заявил Ульоа, что он готов к его услугам.
Наказав своему помощнику не покидать стоянки и зорко следить за врагами, дон Хосе стал во главе маленького отряда вместе с Математе, показывавшим путь Четверо воинов, вооруженных каменными топорами и деревянными копьями, шли по обеим сторонам пленника, держа его за концы лиан, которыми он был скручен.
Пленник казался совершенно спокойным и не выказывал ни малейшего признака страха. Хотя он, вероятно, и думал, что его ведут убивать, чтобы потом съесть, но, очевидно, покорился своей участи.
Пройдя несколько сот шагов, отряд очутился на обширной поляне, посередине которой возвышалось с десяток деревьев какой-то еще не виданной доном Хосе породы. Они походили на оливковые деревья с белыми блестящими стволами и немногими прихотливо расположенными ветвями; ветви были покрыты продолговатыми листьями мрачного темно-зеленого цвета, придававшими деревьям печальный вид, вроде того, каким отличаются кипарисы на кладбищах.
В тени этих деревьев не было никакой растительности, точно они выделяли из себя испарения, губительные для всего живого. Даже та растительность, которая находилась на некотором расстоянии от них, была редкая и хилая.
Сначала Ульоа подумал, что это упасы, ядовитые деревья, преимущественно произрастающие на Малайских островах, но Математе вывел его из этого заблуждения.
— Вот мелаленко, вождь, — проговорил он, указывая на группу этих деревьев.
— Значит, они ядовитые и, кроме вреда, ничего не приносят? — спросил Ульоа, с любопытством рассматривая это интересное произведение природы.
— Да, очень ядовитые, — отвечал канак. — Но они приносят пользу: мы добываем из них смолу для факелов, а их корой, сквозь которую не может пройти самый сильный дождь, покрываем свои хижины.
