махали ему, кричали, бросали цветы, и едва он приближался к ним, тоже становились, подобно ему, Богатырями, могучими, сильными, во всем равными своему знаменитому гостю. И только один он, обладатель спокойного, холодного сердца, оставался маленьким среди Великанов-Людей на площади, он и еще несколько должно быть, таких же, как он, растерянных, ничтожных карликов. Они путались под ногами у Богатырей, суетливо искали себе местечко получше, но тесно и неприютно было им среди всеобщего людского праздника, и один за другим они кинулись прочь. И он, обладатель сбереженного сердца, бросился бежать, но услышал голос:
— Куда же ты? Стой!
Перед ним стоял Брат-Богатырь. И опять, о чудо! Лишь взглянули они друг другу в глаза, как раскрылись им их сердца. И увидел маленький, что сердце Богатыря, переполненное бесчисленными заботами, радостями и печалями, своими и чужими, стало тоже сильнее и крепче. По-прежнему горячее, трепетное, взволнованное, оно было готово вобрать в себя вдвое, втрое, а то и во сто раз больше того, что вынесло, потому что доброе сердце, обновленное щедростью других сердец, не знает усталости, не имеет износа. Ведь каждый его кусочек, где-то вложенный в доброе дело и бескорыстно оставленный людям, неизменно возвращается назад, приумноженный их ответным добром. Значит, чем щедрее и безотказнее отдает человек свое сердце людям, тем богаче и беспредельнее оно у него становится.
И маленькому человеку стало жалко себя.
— Несчастный, несчастный! — послышалось ему в разноголосом гуле толпы и, чтобы не слышать этих криков, чтобы не видеть осуждающих и презрительных взглядов, он снова бросился прочь, вбежал в свой дом, закрылся на ключ, опустил шторы и затих, притаился.
Может, он и сейчас еще сидит там, этот несчастный человек, не сберегший, а потерявший свое сердце? Только где он? Где это произошло? Или не было ничего подобного? Ведь это же сказка, а сказка — ложь.
Сказка — ложь, да в ней намек. И настоящая большая правда в том, что от щедрой доброты сердце человеческое никогда не скудеет!
А какое у тебя сердце?
Врачи утверждают, что здоровый человек своего сердца не слышит — работает оно «как часы», бьется ритмично. С медицинской точки зрения это, безусловно, правильно.
Но мы часто говорим: сердце подскажет. Или: сердце-вещун. И еще говорим: сердце веселится. Печалится. Любит, ненавидит, спрашивает или отвечает. Короче, мы говорим о нем так, будто считаем, что оно с нами разговаривает на каком-то особом, своем языке. И мы слышим его.
Я уверен, что и ты слышишь взволнованные удары своего сердца. И не только, когда радуешься или печалишься собственными радостями или печалями. Я уверен: сердце твое не молчит, когда ты видишь перед глазами чужое страдание — беспокоит тебя чужая беда, хочется поскорее избавить от нее человека, пусть даже совсем незнакомого. Ведь у тебя здоровое сердце! И самая страшная болезнь из всех болезней на свете, когда чье-нибудь сердце, здоровое с медицинской точки зрения, молчит при любых обстоятельствах жизни! Здоровое, но не доброе, не чуткое, жестокое сердце.
Вам, наверное, приходилось видеть такую картину. На улице несчастный случай. Сбил неосторожный мотоциклист девочку. Сбегаются со всех сторон люди, приводят ее в чувство, мчатся к телефону, вызывают «скорую помощь». И непременно окажется тут же какой-нибудь любопытный. Проходил он мимо, в числе первых спасающих подойти не успел, приблизился, когда машина с красным крестом уже подкатила и санитары уложили девочку на носилки; делать больше посторонним нечего, но любопытный не отходит, он стоит и, вытягивая шею, высматривает, высматривает… Что притягивает его? Боль, отпечатанная на лице девочки? Вид крови? С жадным любопытством глазеет он, словно пришел на интересное представление.
Мне всегда бывает стыдно за таких бесчувственных любителей поглазеть на чужое несчастье, устраивающих себе даже из чужого горя развлекательное зрелище.
Не надо быть «кисейными барышнями» или хлюпиками, которые от вида чьей-либо крови падают в обморок — это тоже крайность. Наоборот, если требуется, сумей преодолеть в себе слабость и помоги другому. Но нельзя приучать себя бестрепетно взирать на чужую боль!
Когда твой товарищ ранит о стекло босую ногу, тебе, конечно, не больно и ты не плачешь с ним вместе. Но ему-то больно! И тебе должно быть его жалко. И доброта к людям рождается именно с того мгновения, когда вы начинаете ощущать чужую боль как свою собственную. И не только у человека, Любого живого существа. Какой-нибудь несчастной бездомной собачонки! Кошки. Или птицы, подбитой из рогатки глупым мальчишкой. В конце концов, даже насекомого! Однодневной бабочки, трудолюбивого муравья под твоими ногами. Не мучай и не убивай их, береги свое сердце!
Я не оговорился — береги сердце. Береги, но не так, как делал это эгоист из сказки о двух братьях. Береги его не от людей, а от жестокости. Жестокость, как ржа. Она входит в сердце неприметно, а, поселившись в нем, разъедает его, убивая доброту к людям. Один из древних философов наставлял родителей: «Строго накажи свое детище, виновное в убийстве насекомого: с этого начинается человекоубийство».
Такое утверждение может показаться преувеличенным. Не всегда же убивший насекомое или уничтоживший какое-нибудь животное становится убийцей. Да, но всегда от такого поступка черствеет сердце. И тот, кто привыкает легко и просто уничтожать живое, постепенно лишается человечности, если делает это без необходимости, без пользы. Всем, конечно, ясно, что вредных насекомых и зверей надо уничтожать. И на охоте люди тоже убивают и птиц, и зверей. Мы же говорим о тех случаях, когда кое-кто находит удовольствие мучить животных и даже уничтожать их беспричинно.
Однажды группа безжалостных юнцов решила «развлечься» и свернула голову ручному лебедю, который плавал в пруду городского парка. Они сделали это со смехом, из озорства. Они думали, что отделаются за такой поступок штрафом — ну, заплатят по цене за килограмм мяса убитой птицы. Но вышло иначе. Убийц лебедя отдали под суд. И расплачиваться им пришлось не за лебединое мясо, а за свое бессердечие. А это дороже. Это, оказывается, стоит свободы. Потому что наше общество оберегает себя от бесчеловечности. Мы ведь хотим, чтобы все люди уважали друг друга. А без душевной доброты, без человечности уважения не бывает.
Недавно я видел, как веселая компания юношей и девушек шла поздно вечером по улице. Было темно, в домах отдыхали после трудового дня люди. А компания придумала себе забаву: барабанила во все окна, мимо которых проходила. Постучат и, хохоча, идут дальше. И снова барабанят. Где-нибудь только-только заснул ребенок, которого еле угомонили. Где-нибудь лежит больной, и ему нужен покой. Ни о чем этом не думали беспечные эгоисты.
— Что вы делаете? — возмутился я. — Вы мешаете людям.
Они засмеялись, кто-то из них крикнул:
— Подумаешь!
Людям — беспокойство, а им — «подумаешь»!
Стучать в окно — это уже хулиганство. Но от бессердечия до хулиганства короткий шаг. Ведь хулиганским можно назвать и поступок того эгоиста Сережи, который вместе со своим дружком стащил у Геры самодельный ножичек да забросил его в траву.
Доброе же сердце жестокости не допустит. Только чаще прислушивайся к нему. Всегда мысленно имей перед собой предупреждающий, как бы светящийся транспарант: «Внимание, говорит сердце!» И учись понимать его доброту. И следуй за ней. Доброе сердце вовремя подскажет тебе, как себя вести, чтобы, даже отстаивая справедливость, не обижать другого. Ведь правду-то людям можно тоже говорить по- разному.
Ты слышал выражение: «Режет правду-матку». Некоторые и гордятся: «Я, дескать, человек откровенный! Как увижу что-нибудь плохое, так сразу и выкладываю».
Выкладывать открыто, конечно, нужно. Но как? Всегда ли это уместно делать немедленно? Например, в гостях? При посторонних. А, может, повременить да найти подходящий момент, оставшись с человеком
