разговоры…
– Это может быть связано с появлением у нас Гарсиева-младшего и Хамзата Хайдарбекова, но вовсе не обязательно. Между ними две с половиной тысячи километров. Если бы они были связаны, то постарались бы встретиться. Хотя я не знаю, что между ними за отношения, поэтому судить категорично не берусь.
– Ладно. Начальник штаба сказал, что офицеры для охраны твоей семьи будут готовы сегодня к вечеру. Восемнадцать человек: шесть троек. Сутки дежурит девять человек, сутки их сменяют другие. С женой поговорил?
– Как раз сейчас разговариваем.
– Против охраны не возражает?
– Относится с пониманием.
– Ну и добро… Как только все будут готовы, я позвоню. Встречай, сам поставишь задачу и определишь условия. Дочери когда дома будут?
– Сегодня воскресенье. Они не на занятиях. Где-то бегают. Не думаю, что ушли надолго… Младшая, наверное, на тренировке. Мы им позвоним, вызовем.
– Вызывай сразу. Мы не знаем, что на уме у этих ублюдков. Чем младшая дочь занимается?
– Айкидо.
– А… Помню, ты же рассказывал… В прошлом году…
– Да, это она.
– Везет же некоторым. А у меня старший сын сутками за шахматной доской просиживает, а младший – столько же за компьютером. Хиляки оба… Кстати, характеристика на неизвестного, хотя теперь уже и предполагаемого киллера из розыска Интерпола: особо опасен при задержании, в совершенстве владеет приемами рукопашного боя. Предупреди дочь. А то связаться может… А это не просто бандюган…
– Обязательно предупрежу. Мне уже рассказывали, что он без оружия разделал в пух и прах четверых вооруженных ментов.
– Ну, менты – это не показатель. Я, человек уже в возрасте, пятерых ментов разделаю, – заметил Барсук. – Тебе, думаю, десяток по силам…
– Стараюсь держать себя в боевой кондиции, – скромно подтвердил Судоплатов.
– Ладно, звони дочерям.
– Я так и хотел. Сейчас жена будет звонить.
– Пусть они согласуют с охраной свое времяпровождение. И объясни им доходчиво, чем грозит пренебрежение безопасностью. Еще… Я запросил материалы по европейским делам. По тем, что в Интерполе. И по делам в других городах. Обещали подослать, что подослать можно. Там дела не закрыты, следовательно, все выложить нам не могут, поскольку мы к следственным органам отношения не имеем. Но, просто из уважения, в общих чертах обрисуют произошедшее. Тебе не интересно?
– Интересно, товарищ полковник. У дежурного есть номер моей электронной почты. Если будет возможность, пусть сбросит текст. Если есть фотографии, тоже…
– Фотографий нет. Побитые менты составили четыре фоторобота. Ни один из них, как сказал майор Соломатов, не похож на другой. Не определишь. Но если что-то будет, Владимир Анатольевич тебе позвонит сам. Я дал ему номер.
– Понял. Мне бы тоже его номер. Мало ли, вопросы появятся…
Полковник Барсук продиктовал. Андрей Вячеславович записывать не стал, потому что телефонные номера он всегда запоминал легко.
– Жди охрану.
– Мы ждем…
Джамбулат хорошо помнил этот старый и слегка покосившийся дом. Он даже помнил, что в доме подсел пол в одном их углов кухни. Почва здесь глинистая, глина зимой «гуляет», шевелит фундамент. И никого из близких молодых родственников, кто мог бы угол поднять и пол исправить, не осталось в живых. Всех забрала война. Тогда, во время своего недолгого визита к дедушке Ризвану, Джамбулат, тогда еще эмир джамаата, хотя уже почти разгромленного, все же силу свою еще чувствовал и обещал хозяину помочь финансово с ремонтом дома. Помочь он хотел из уважения к его погибшим сыновьям и внукам, но не успел, потому что уже на следующий день был ранен и попал в плен. Но теперь шел прямо к этому дому, надеясь, что старый Ризван Саадуев еще жив.
Старика Джамбулат увидел издали и рад был, что увидел. Но стоял тот не у своего двора, а возле калитки соседнего, и две женщины, пожилая и молодая, что-то старику говорили. Старик был так же прям, как и раньше, хотя и опирался двумя руками о посох. Однако плечи, за долгую жизнь привычные к распрямленному положению, и сейчас горбиться не желали. Джамбулат двинулся прямо к ним.
– Здравствуй, дедушка Ризван, – сказал он, приложив руку к сердцу и наклонив голову.
– Здравствуй… – ответил старик слегка настороженно, всматриваясь в лицо и пытаясь вспомнить, где с этим человеком встречался. Но то ли память уже начала подводить, то ли зрение, узнать он не смог. – А ты кто будешь?
– Меня зовут Джамбулат Гарсиев. Я был у тебя в гостях семь лет назад. Помнишь?…
Старик недолго помолчал, потом сказал уже тише:
– А… Эмир Гарсиев… Помню тебя. Чего ты хочешь?
– Я хотел зайти к тебе в гости, чтобы пожелать долгих еще лет жизни, – Джамбулат не обиделся на прямой вопрос, прозвучавший вместо традиционного приглашения в дом. Видимо, эмиры былых дней уже не пользовались уважением, и это, наверное, было естественным явлением, потому что эмиров было много, и большинство из них оставили по себе память не добрую.
– Ну, коли так, пойдем…
Ризван Саадуев, хотя и держался прямо, посох все же взял в руки не зря, потому что ноги слушались его плохо, и передвигался он очень медленно. Но все же пошел впереди, как и полагается старшему по возрасту, более того, старшему в селе, а Джамбулат, спиной чувствуя настороженные взгляды двух женщин, так же тихо двинулся за ним.
Крыльцо со временем покосилось еще больше, и дедушке Ризвану подниматься по нему было опасно. Однако он все же поднялся и остановился на веранде, с которой вела дверь в дом. И веранда тоже показалась кривой, и доски пола «гуляли» под ногами.
– Сколько тебе лет, дедушка Ризван? – спросил Джамбулат.
– Прошлой осенью сто шесть, говорят, исполнилось. Это по паспорту. А паспорт-то давали со слов родителей. В жизни я еще года на три, кажется, старше… Они хотели меня помоложе сделать… Не помню уж, зачем…
Дверь, конечно, не имела ни замка, ни даже задвижки, и вообще едва ли когда-то закрывалась. Старик прошел в дом, потом – сразу в большую кухню, где и принимал Гарсиева семь лет назад. Джамбулат прошел за хозяином следом. Пол в кухонном углу осел еще больше.
– Помнишь, дедушка Ризван, я обещал тебе денег на ремонт пола дать…
– А мне кто только не обещал, – вздохнул старик. – И люди, и власть… И никто не дал…
– Я за свое слово всегда отвечаю. Просто тогда, семь лет назад, меня уже на следующий день ранили и захватили в плен. И семь лет я на «зоне» был…
– Семь лет – это много… А сейчас, стало быть… – старый Саадуев заговорил о том, что его волновало, потому что скрывать у себя беглого боевика, наверное, было по нынешним временам опасно.
– Срок вышел, я на свободе… Вспомнил про обещание, деньги привез…
Джамбулат вытащил из кармана две заранее приготовленные пятитысячные купюры и положил на стол, под тарелку.
– Спасибо тебе, что не забыл своего слова. Издавна в нашем народе слово было ценным. Сейчас не то, сейчас люди испортились, слова роняют и не поднимают. И народ уже не тем стал, что прежде. Меня твое отношение к слову больше денег радует. Спасибо! Значит, не все еще для нас потеряно…
Они некоторое время молчали, потом Джамбулат выложил на стол нехитрое угощение, что припас для старика.
– Что это я сижу… – вдруг засуетился Саадуев. – Водку я не держу, а чаем угостить готов…
– Я спросить хотел… – приступил Джамбулат к основной части разговора.
– Спрашивай…
