– Обязательно. И чем быстрее, тем лучше, – сказал подполковник.
– Я бы прямо сейчас позвонил, но номер в трубку не занес. Дома остался, на бумажке записан. Как только вернусь…
Как часто случается, если говоришь о чем-то, оно и происходит. Заговорили о телефонном звонке – и трубка старшего лейтенанта дала о себе знать.
– Людмила, – сказал Василий Иванович, глянув на определитель. – Да, слушаю. Мы с Валерием Валерьевичем в госпитале. Нормально. Дмитрий Евгеньевич привет тебе передает. Нормально. Да, скоро.
– Вызывает? – спросил подполковник Совкунов, когда Василий Иванович убрал трубку от уха. – Ладно, здесь заканчиваем. Тебе, кстати, улетать ночью, утром самолета нет… Где-то около часа. Будь готов. Увидимся еще. Как с Людмилой поговоришь, звони. Про звонок следователю не забудь. Да, еще, пистолет свой возьми. Приказываю официально – с оружием не расставаться. Хватит и того, что командир роты в госпитале валяется…
Дома Василий нашел клочок картонки с записанным на нем номером мобильника руководителя следственной бригады следственного комитета Юрия Михайловича.
– Слушаю, – отозвался Юрий Михайлович таким тоном, словно ему было ужасно некогда и вообще все звонки ему страшно надоели.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – вежливо начал Василий Иванович. – Старший лейтенант Арцыбашев беспокоит.
– А, Василий Иванович… Да-да, слушаю вас. У вас там тоже, кажется, неприятности?
– Есть неприятности. Я как раз косвенно по этому поводу и звоню. Товарищ полковник, помните, вы говорили, что нашли какого-то человека со сломанной челюстью? На следующий день после убийства?
– Да.
– Скажите, он кто по национальности?
– Дагестанец. И вообще в Дагестане постоянно проживает. Но у этого человека алиби. Кроме того, трое свидетелей подтверждают, что челюсть ему сломали на тренировке…
– Дело в том, что при нападении на мой дом присутствовал некто со сломанной челюстью. Вы не могли бы прислать мне его фотографию? В нашем случае именно человек со сломанной челюстью стрелял в капитана Твердовского. Капитан хорошо его запомнил.
– Василий Иванович, вы можете представить себе, сколько человек в нашей необъятной стране ежедневно ломает челюсти? И сколько из них представляют кавказские народы?
– Тем не менее, товарищ полковник, я бы попросил вас…
– Хорошо, я распоряжусь. Куда выслать?
Василий Иванович продиктовал электронный адрес.
– Сделаем. У вас все?
– Пока все, товарищ полковник.
– К нам в город заехать не планируете?
– Планирую. Надо что-то с квартирой решать. Но в права наследства я могу вступить только через полгода, мне так объяснили. Срок дается на случай, если объявятся другие наследники. Пока можно хотя бы квартиру сдать. Что жилью пустовать?
– Приедете, заходите к нам. Поговорим. След у нас намечается, хотя и достаточно зыбкий. Конкретики мало.
– Что за след? – оживился Арцыбашев-младший.
– Генерал руководил операцией по захвату нескольких домов цыганских наркоторговцев. Один из их баронов, уже сидя в следственном изоляторе, обещал отомстить. Сейчас проверяем все возможные варианты.
– Если будут конкретные данные, сообщите. Кстати, параллельное следствие ведет ФСБ. Вы в курсе?
– Этим делом занимается отдел, который не уполномочен для ведения следствия. Они просто интересуются отдельными фактами, которые проходят по их разработкам. К убийству это не имеет никакого отношения. Вы когда приедете?
– Как со службой удастся уладить. Надеюсь, через несколько дней.
– Увидимся. – И полковник отключился от разговора.
Вскоре пришла Людмила. Василий Иванович услышал, как заворочался ключ в замке, и вышел ее встретить. У жены были красные, воспаленные глаза, кровоподтек на скуле, и вообще такой вид, что возникало желание уложить ее в постель под три одеяла, напоить аспирином и чаем с малиной. Она поставила к стене привычную сумку с продуктами, и Василий прижал жену за голову к своей груди.
– Досталось тебе… Мужики называются, с женщиной справились…
– Я тоже ответила. Одному наверняка синяк под глазом поставила, второму…
– Про второго Дмитрий Евгеньевич сообщил, а про синяк промолчал.
– Просто синяк не сразу созревает.
– Горжусь тобой. Молодец.
Василий Иванович помог жене раздеться, прошел вместе с ней на кухню, где поставил разогреваться чайник, и выставил на стол чашки.
– Чай заварил…
За женой после всех ее переживаний и неприятностей хотелось поухаживать.
– Как ты вообще решилась?
– А что делать было? Убегать? Я вообще подумала, что свет выключить забыла. Бегом побежала, а дверь открыта. Я вхожу, а тут они…
– Другая бы женщина сразу убежала.
– А я не другая. У меня от возмущения дыхание перешибло. Один сразу говорит: вот, мол, и бабу им прислали, чтобы скучно не было. И стал штаны расстегивать. Я ему ногой и накатила. Второй спрашивает, где муж, а я ему в глаз. А третий мне ногой в скулу… Дальше помню, как в себя пришла,
– Он вовремя успел… Дети знают?
– Нет еще. Я не буду пугать. Даже говорить сама не буду. Спросят, скажу, что упала. Скользко. В прошлом году, помнишь, с ними гуляла и упала…
Год назад Людмила упала и сломала руку.
– Это ладно. Это внешний вид… Главное – предупредить детей, чтобы с незнакомыми взрослыми не разговаривали. И вообще их лучше одних на улицу не выпускать.
– Думаешь, может начаться какое-то давление через детей? – У жены глаза от ужаса распахнулись.
– Сам об этом только сейчас подумал. Может, попросить Совкунова, чтобы поставил караульного в детский сад? Хотя бы на время моего отсутствия.
– Проще будет мне отпуск взять и с ними куда-то уехать.
– Куда?
– К сестре, в Питер… Она куда-нибудь увезет, у нее есть возможность. В глубинку…
– Может быть.
– Главное, чтобы отпуск дали. Попроси Совкунова. Пусть со своей стороны надавит.
– Я могу попросить полковника Мочилова, чтобы он надавил на командира бригады, если понадобится.
Сказанное не было хвастовством, поскольку начальник реабилитационного центра, прямой руководитель Людмилы Арцыбашевой, официально начальнику штаба бригады не подчинялся, хотя и зависел от него во многих вопросах.
– Мне нужно три дня, чтобы закончить все дела, а новые я начинать не буду.
– Хорошо. Тогда сейчас пойду к Совкунову, поговорю. Хотя хотел помочь тебе порядок навести, чтобы дети ничего не заметили.
