– Обыкновенный простой карандаш. В глаз воткнули. Снизу вверх. И сразу в мозг прошел…
Майор мрачно осмотрел курсантов.
За окном раздался вой милицейской сирены.
В коридоре на втором этаже было тесно, как во время работы приемной комиссии. Мало того что весь курс собрался перед дверьми кабинета Вальцеферова, еще и милицейский наряд приехал; следом за ним машина «Скорой помощи», и последней прибыла бригада следственного комитета при прокуратуре. Дверь кабинета Вальцеферова держали закрытой, но открывалась она часто, и курсанты стремились заглянуть туда, чтобы хоть что-то увидеть или услышать. Выход курсантов из здания временно был запрещен, для чего у двери встал сержант милиции. А вскоре приехала машина с омоновцами, которые, со своей стороны, вопреки процессуальному кодексу, самостоятельно включились в расследование. По крайней мере, полковник и подполковник в «краповых» беретах из кабинета не выходили, а у дверей сержанта милиции из патрульной службы сменили два омоновца с «тупорылыми автоматами».[5]
– Похоже, нас намереваются держать здесь минимум пятнадцать суток, – сделал «утешительный» вывод Вадим.
– Во дворе, говорят, собрались вышки для охранников поставить, – сказал Александр, вытащил пачку сигарет и двинулся в сторону туалета.
Чтобы никто не вышел из здания, курсантам разрешили курить в туалете. Об этом, проявив заботливость, отдал распоряжение сам президент школы «Вальгалла». И даже сам сделал объявление курсантам, хотя мог бы передать разрешение через бухгалтершу, которая стояла здесь же, среди всех, испуганная и потерянная.
Для Ратилова это событие, так внезапно прервавшее занятие, было большой неожиданностью. Впрочем, таковым оно было для всех, но остальные курсанты не были задействованы в операции ФСБ, которая, по своей сути, являлась следственным мероприятием. И им убийство подполковника не добавляло новых забот. Станиславу же это событие несло новую головную боль и новые заботы, поскольку сильно осложняло прежнюю задачу. Впрочем, осложнения пока только предвиделись – в виде тщательной проверки всех курсантов со стороны следственных органов. И здесь могли возникнуть кое-какие неувязки в биографии бывшего солдата-контрактника. Хотя это было вовсе не обязательным условием. Могло все и обойтись.
Стас не следил за другими, кто, когда и куда отлучался. Единственное, что он видел, как едва не опоздал на лекцию Александр. Но эта задержка вовсе не означала, что тот попадает под подозрение. И вообще делать какие-то выводы, не имея на руках фактов, было преждевременно.
Экспертная бригада, прибывшая на отдельном микроавтобусе, чуть не до крыши заваленном какими-то приборами и чемоданчиками, долго работала в кабинете, тщательно все осматривала, снимала отпечатки пальцев со всего, с чего можно было снять. И только после того, как тело подполковника Вальцеферова, накрытое простыней, уложили на носилки и отнесли в машину, чтобы отправить на экспертизу, руководитель следственной бригады объявил, что начинаются предварительные допросы всех, кто в момент совершения преступления находился на территории школы «Вальгалла». Первыми, естественно, по одному допрашивали президента и преподавателей с бухгалтершей, а когда эти допросы были завершены, руководитель следственной бригады разделил своих подчиненных на четыре группы, чтобы сократить время, и в четырех разных комнатах начали одновременно проводить допросы курсантов.
Полковник и подполковник ОМОНа, что приехали с опозданием, на допросах преподавателей сидели вместе со следователями, а на допросы курсантов просто не пошли, закрывшись вместе с Максимычем в его кабинете. Майоры Базука и Счастливый остались в коридоре, но от общей группы отделились, заняв место у окна.
Стас попал в ту группу курсантов, которых допрашивали в кабинете, расположенном в конце коридора, и нечаянно оказался рядом с двумя майорами, молча сидящими на подоконнике.
– Карандаш, товарищ майор, тот самый, из кабинета? – спросил Станислав Счастливого, отчего-то вспотевшего, хотя жары в этот день сильной не было.
Майор с сумрачным видом кивнул:
– Тот самый…
– Как корабль назовут, так он и поплывет, – заметил стоящий рядом Вадим. – Назвали карандаш оружием, он и стал оружием.
Тон был многозначительным, но точно понять, что хотел сказать этим Вадим, было сложно.
– Это ты меня так хитро обвиняешь? – спросил Счастливый, протирая платком лысину. Глаза его при этом остекленели, а рука с носовым платком напряглась. И вообще сказано это было зло и с вызовом, и старшему лейтенанту вдруг показалось, что майор готов ударить Вадима. И он словно бы нечаянно оказался между ними и тут же постарался перевести разговор на другие рельсы.
– А омоновцы-то зачем приехали? Эти, полковник с подполковником… Они что, тоже следствие ведут? Собственное? Вроде бы не их функция…
– Подполковник Вальцеферов находится на службе. То есть не здесь на службе, а вообще… – снизошел до ответа Счастливый. – Здесь у нас все, кроме Базуки, омоновцы, настоящие и бывшие. Максимыч тоже раньше в ОМОНе служил. Перед пенсией перевелся во вневедомственную охрану по состоянию здоровья.
– СОБР ничем ОМОНу не уступает, – зачем-то нашел нужным похвалить себя майор Базука. Похвальба эта казалась сказанной совсем не к месту. – А кое в чем – ты знаешь, о чем я говорю, и превосходит…
– Отдельные личности кое в чем превосходят отдельных личностей, – Счастливый согласился только с такой формулировкой. – Но это частности.
– Пусть так, – слегка самодовольно сказал Базука. – Мы люди почти интеллигентные и на личности переходить не будем.
Два майора говорили о своем, слегка посмеиваясь, считая, что никто из собравшихся здесь курсантов их не понимает, но Ратилов между тем сразу понял, что речь в данном случае идет о гипнотических способностях майора Базуки, которые он и не стремился особо скрывать от неспециалистов – а встретить среди курсантов специалиста в психотерапии было скорее всего невозможно. Но в отличие от других курсантов Станислав уловил попытку влияния скрытым гипнозом на аудиторию, да и Макиавелли предупреждал, что, возможно, курсантов жестко кодируют. Такого кодирования пока заметно не было, но кодировать всех, и это было понятно, вовсе ни к чему. Большая часть будет отсеяна как непригодная к использованию. Вопрос в том, что это за использование. И это предстояло выяснить именно Ратилову. А кодированию будут подвергаться только те, кого планируют в дальнейшем использовать. Значит, будет попытка и самого Станислава подвергнуть кодированию. И важно будет организовать внутреннее сопротивление, но организовать его следует так, чтобы сам майор Базука ничего не заметил и считал бы свою работу успешной.
Одним из первых вызвали на допрос Александра. Вадим стоял рядом с Ратиловым, и Станиславу показалось, что Вадим отчего-то волнуется. Делать выводы, отчего именно беспокоится мужчина, он не спешил, хотя присматриваться не переставал, как, впрочем, и два майора, которые стояли рядом с группой и внимательно посматривали на каждого выходящего, проверяя его реакцию.
Ратилов наблюдать за всеми не хотел, но за Вадимом с Александром все же присматривал, памятуя общий их разговор в перерыве между лекциями и то, что Александр чуть было не опоздал на лекцию. Времени, чтобы нанести Вальцеферову короткий удар карандашом в глаз, у него как раз хватило бы.
Александра допрашивали долго, чуть не вдвое дольше, чем остальных. И, когда он вышел и привычно потер свой сломанный нос, Станислав сразу заметил, как Александр ищет кого-то глазами. И нашел. Естественно, Вадима, в очередной раз подтверждая какую-то незримо существующую между ними связь. Увидел, чуть заметно то ли кивнул, то ли просто моргнул, но подходить не стал, что было лишним настораживающим звеном. Александр и Вадим не желали всем показывать, что между ними существует связь. Но, если людям скрывать нечего и если они не преследуют какую-то определенную цель, они и не будут ничего скрывать. Какая это цель и как она может касаться Станислава?
– Ратилов… – выглянув в дверь, позвал один из следователей.
Старший лейтенант шагнул к порогу.
