– Это РЛС? – спросил капитан Уэйн, кивая в сторону вершины соседней горы.
– Да. Радиолокационная станция среднего радиуса действия.
– А где у вас станции дальнего определения?
– У нас таких нет. Иногда дают данные с ваших самолетов АВАКС. Но не регулярно.
– А откуда АВАКСы летают?
– Из Турции, с натовской базы.
– Я так и думал, – кивнул Уэйн.
Дорога петляла среди каменных россыпей и трех небольших гор, на одной из которых даже на фоне ночного неба хорошо просматривались локаторы РЛС. Капитан Пачория говорил про какие-то маскировочные сети, но их издали видно не было; и вообще непонятно было, что могут маскировать сети, если локаторы находятся в движении. Они любую сеть на себя намотают. А если сеть еще и армированная, что тоже бывает, то и сами запутаются. Но грузинская РЛС мало интересовала капитана Уэйна. Вернее, она интересовала его лишь с той стороны, что мешала испытать оборудование на месте. Ни к чему было поднимать переполох у грузинских военных. Вообще все должно происходить тихо и скрытно. Присутствие рядом с границей, помимо радиотехнических частей, иных воинских подразделений, не должно было насторожить осетинских пограничников и военнослужащих российской военной базы в Южной Осетии, потому что здесь находится множество разных подразделений. И даже стоит целый лагерь, где проходят подготовку грузинские коммандос. Раньше там проводили занятия военные специалисты из США и Израиля. Теперь в основном бывшие советские офицеры, ныне офицеры украинских вооруженных сил или просто члены украинских националистических формирований. Военные из Украины принимали активное участие и в короткой войне две тысячи восьмого года. И не только в частях противовоздушной обороны, о чем уже много говорилось, но и в карательных отрядах, проводивших «зачистку» среди осетинского населения. Но все это Уэйна мало касалось, а если и касалось, то только потому, что наличие подобных лагерей делало малозаметным присутствие новой группы, то есть группы самого Уэйна. А ему, если учесть задачи, которые перед группой ставились, очень нужно было остаться малозаметным.
В условленном месте их встретил патруль грузинских пограничников. Правда, пограничники не разговаривали по-английски, и Звиаду пришлось выступить в роли переводчика. Но особо переводить было нечего. С пограничниками большей частью один Звиад и разговаривал, поскольку они уже знали свою задачу и докладывали ему, а задачу испытательной группы не знали. И Звиад уже своими словами объяснял ситуацию американцам.
Для изучения позиции залегли среди каменистых холмов прямо на холодной земле. И капитан Уэйн имел возможность испытать свой новый мощнейший бинокль с тепловизором, позволяющий видеть многое из того, что не видно даже при дневном свете. Впрочем, и с этим биноклем углядеть ему ничего интересного не удалось.
Пограничники передали Звиаду полный список с графиком прохода по периметру границы осетинских пограничных патрулей. От Звиада список перешел, естественно, сразу к Уэйну, у которого возник вопрос:
– Патрули чисто осетинские или с ними дежурят русские?
Уэйн, как, впрочем, и большинство союзников-грузин, никак не мог заставить себя считаться с осетинами как с реальной военной силой.
– Встречаются русские. Официально они служат у осетин по контракту, – объяснил Пачория. – Хотя у нас есть подозрения, что это контрактники российской армии, откомандированные сюда своим командованием. Но с ними можно договориться. С осетинами, если что-то случится, труднее – они слишком хорошо помнят «три восьмерки».
– «Три восьмерки»? – переспросил капитан Моррис.
– Восьмого числа восьмого месяца две тысячи восьмого года. Практически нет семьи, которая так или иначе не пострадала бы в то время.
– Значит, есть дополнительные трудности в вербовке, – капитан сразу перевел ситуацию на собственные рельсы. – У осетин распространен адат?
– Вообще-то адат считается частью жизни мусульманских народов Северного Кавказа. На Южном Кавказе он не распространен даже у мусульман. У тех же азербайджанцев адат плохо знают. Осетины, как я уже сказал, – православные. Но адат, как понятие, более древнее, чем христианство или ислам. Адат зародился еще в дохристианском язычестве и был главным законом жизни на Кавказе. И потому отдельные каноны адата встречаются и у осетин. В старину они называли себя аланами. Было когда-то здесь большое аланское царство, более сильное, чем древняя Русь, и с Византией оно успешно воевало, и еще раньше со скифами. И аланы жили по законам адата. И даже христианство не сумело полностью вытравить этот закон. Его проявления встречаются и в наши дни. Хотя не так явно, как, скажем, у чеченцев или ингушей. Но понятие кровной мести присуще им всем... Оно, по большому счету, присуще всем народам Кавказа.
– Кровавые нравы... – заметил сержант Соммерсет.
Он не сказал слово «дикари», но прозвучала фраза так, словно это слово было произнесено.
– И не только на Кавказе, – добавил Пачория. – У тех людей, в чьих жилах течет горячая кровь, обязательно имеется кровная месть, только она по-разному называется. Где-то вендетта, где-то иначе.
– Не будем отвлекаться. – Уэйн был всегда человеком приземленным, и мало интересовался общими вопросами, если на повестке дня стояли насущные. – Значит, чтобы завербовать осетина...
– Нужно предварительно узнать, что творится у него в душе, как он к грузинам относится, что об американцах думает и кем видит русских – освободителями или завоевателями, – сказал капитан Пачория. – И даже это не даст гарантии его верности в дальнейшем. Это вообще такой народ, что за ними смотреть следует в оба глаза. А в случае чего, оба глаза выбить одним ударом...
– Слышал я, как осетины то же самое говорят о грузинах, – усмехнулся сержант Соммерсет. – Вчера только с местным осетином разговаривал. Спрашивал, как ему среди грузин живется. Он почти теми же словами ответил.
– Ты через переводчика разговаривал? – спросил капитан Моррис.
– Нет, я русский знаю, он тоже знает... Сумели поговорить.
– Ты знаешь русский? – удивился Моррис. – И скромничаешь?
– Я пять лет служил в охране нашего посольства в Москве... В общем, что осетин вербовать, что грузин – сложности есть и там и там.
– Гарантией верности может быть только страх, – нравоучительно заявил Уэйн. – И при вербовке в первую очередь следует исходить из этого. Причем страх за себя или за кого-то из своих близких – это одно дело, и не всегда работает. Гораздо большее значение имеет страх перед стыдом. Нужно искать такие факты, при которых вербуемый стыдится. Тогда он будет всегда в твоем распоряжении. Моррис, что мы имеем по вербовке?
– Стопроцентно можно быть уверенным только в двоих. Но эти двое стоят всех остальных – хотя бы для конкретной операции. Дом одного из них расположен в восьмидесяти метрах от российской РЛС...
– У них что, не существует «зоны отчуждения»<$F
– Официально, скорее всего, должна быть, но в конкретной обстановке на это мало обращают внимания. Нашли удобное место, поставили... РЛС не стационарные, русские не планируют оставаться здесь навсегда. Может быть, думают поставить стационар где-то в стороне, я не знаю. Пока «зоны отчуждения» нет. В непосредственной близости от станции шесть частных жилых домов и один двухэтажный многоквартирный барак.
– Могу только порадоваться русской привычке к беспорядку. Они, словно специально для удачного исхода нашего эксперимента, поставили здесь свою РЛС. У них, кажется, есть даже поговорка, что беспорядок – это в действительности порядок, к которому они привыкли.
– Они без этого не могут. На наше счастье... – В голосе Звиада звучала гордость.
– А здесь, у вас, порядок любят? – спросил сержант Соммерсет, уже почти год работающий в Грузии и хорошо знакомый с местными нравами.
В ответ на это капитан грузинской разведки только пожал плечами, будто предлагая каждому давать
