изумлённо произнёс:
– Да ты, Трисон, наглая собака, оказывается.
Вот и поиграли. Правильно: кто виноват? Собака. Я виновато скульнул и сполз на пол. Хорошо ещё, у меня были защитники, вернее защитницы.
– Папа, папа, – заверещала Эллочка, – это мы его попросили посидеть с нами в кресле.
– И он согласился, – добавила Мариша.
– А стихи он вам не читал? – съязвил папа.
Ёрничайте-ёрничайте, господин доктор, только я тут не виноват. Поедание торта – это самое безобидное, что произошло в этот вечер. Спасибо вам, что вы с мамой хоть клизму подальше упрятали.
Больше меня с «костюмерами» наедине не оставляли. Все мои мучения остались в прошлом. Хотя чего я тут возмущаюсь. Ничего страшного не произошло. Подумаешь, девочки поиграли. В любом случае это гораздо лучше, чем сидеть на привязи в полуразрушенном доме и наблюдать, как мальчики разжигают мангал, понимая, что через некоторое время там будут шипеть твои рёбрышки.
Мои пожилые сёстры вернулись из поездки через три дня, и я вернулся к своей обычной работе. Правда, Полина Фотеевна выходила на улицу всё реже и реже.
Глава 16
Не знаю, то ли маскарад повлиял, то ли моя старость подходит, то ли телевизора обсмотрелся, но в последнее время стали мне какие-то странные сны сниться. Беда просто с ними. Судите сами.
Однажды снится мне, что собаки со всего мира собрались на какой-то съезд. Всё как у людей: громадный зал, под потолком роскошные люстры, сцена, трибуна, президиум, председатель, микрофоны, видеооператоры, фотографы, журналисты. Все снуют, толкаются, ругаются друг на друга. Смотрю, какой-то лохматый пёс с перекошенным глазом протискивается с фотоаппаратом сквозь толпу, а полная почему-то пятнистая такса рычит на него:
– Ну, куда ты прёшь, кобель бесстыжий? Проспал, так стой теперь сзади.
– У тебя забыл спросить, – рычит в ответ пёс.
– Да, забыл! – не унимается такса. – Всю жизнь норовите без очереди пролезть!
– Сдурела, что ли? – хмыкает пёс. – Какая тут очередь?
– А такая! – язвит такса.
– Заткнись!
Такса оскалила зубы и зарычала.
– Что вы грызётесь, как люди? – вмешался пожилой бульдог и сделал им обоим замечание. – Как вам не стыдно, господа? Вы же интеллигентные собаки.
И тут звучит собачий вальс – это, наверное, что-то вроде нашего гимна. Все встают и начинают подвывать. К потолку взлетает какой-то многоцветный флаг с двумя крест-на-крест косточками. Музыка смолкает, все аплодируют, а в это время на трибуну поднимается убелённый сединами длинношёрстный сенбернар.
– Уважаемые дамы и господа! – начал он свою речь. – Поздравляю всех делегатов с открытием «Первого международного собачьего съезда». Мы собрались здесь для того, чтобы принять «Всеобщую Декларацию прав собак» и создать международный орган, который будет контролировать её неукоснительное соблюдение во всех странах. Мы вынуждены пойти на такой шаг, поскольку люди совсем потеряли стыд и совесть. Мы больше не желаем терпеть тот произвол, который творят так называемые братья наши старшие. Пренебрежение и презрение к правам собак привели к варварским актам, которые возмущают собачью совесть. Мы обязаны создать свой, собачий мир, в котором все без исключения собаки будут иметь свободу гавкать, рычать, выть и скулить! Все собаки земли должны быть свободны от страха и нужды!
Зал взорвался аплодисментами и диким воем. Выждав, когда зал стих, докладчик продолжил:
– Все собаки рождаются свободными и равными в своём достоинстве и правах. Мы наделены отвагой, преданностью и честностью, а потому будем всегда служить человекам примером для подражания.
Снова раздались бурные аплодисменты.
– Каждая собака должна обладать всеми правами и всеми свободами, провозглашёнными настоящей Декларацией, без какого бы то ни было различия, как то: в отношении породы, цвета и длины шерсти, социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения. Кроме того, не должно проводиться никакого различия на основе политического, правового или международного статуса страны или территории, к которой собака принадлежит, независимо от того, является ли эта территория независимой, подопечной, несамоуправляющейся или как-либо иначе ограниченной в своём суверенитете. Далее: каждая собака имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность. Никто не должен сидеть на цепи или находиться в подневольном состоянии. Цепь, ошейник и собакоторговля запрещаются во всех их видах. Ни одна собака не должна подвергаться пыткам или жестокому обращению.
В зале раздался громкий лай. Делегаты повскакивали со своих мест и стали неистово аплодировать. Стоявшая рядом со мной крошечная собачка неизвестной породы смахнула слезу и зашептала:
– Какое счастье. Наконец-то мы дожили до светлого дня! – Она повернулась ко мне и стала рассказывать о своих бедах: – Представляете, уважаемый лабрадор, у меня уже в третий раз люди утопили всех моих щенят. Я умоляла хозяина не делать этого. Но вы думаете, он послушал? Эти люди такие бездушные, чёрствые и жестокие. Как вы считаете, что-нибудь изменится в нашей жизни после этого съезда?
– Не знаю, – честно признался я. – Время покажет. С человеком сложно спорить. Он очень силён.
– Но ведь и мы не слабаки, мы смелые и отважные! – гордо заявила собака и на всякий случай звонко тявкнула.
Рассмотрев свою соседку внимательно, я чуть было не рассмеялся. Тоже мне, силачка нашлась. Но я сдержался. Неожиданно к нам подошёл лохматый-прелохматый пудель с фотокамерой и попросил разрешения сфотографировать нас вместе с моей собеседницей. Я согласился, а соседка почему-то завиляла хвостом. Пока фотограф настраивал свой аппарат, моя соседка куда-то исчезла.
«Ага, – подумал я, – ты не только сильная, но и очень смелая!» Как только пудель-фотограф удалился, моя отважная собеседница снова появилась.
– А вы почему убежали? – удивлённо спросил я.
– Ой, вы знаете, господин лабрадор, – вильнула она хвостом, – не стала рисковать. Так хочется потявкать, повозмущаться, себя показать, на собак посмотреть. Но, понимаете, какая незадача. Если мой хозяин узнает, что я участвовала в этом мероприятии, он выгонит меня из дома и снимет с довольствия.
– Ах, вон оно что! – усмехнулся я. – Аргумент веский.
– Тяф-тяф, – согласилась собачка. – Поймите меня правильно.
– Понимаю, – кивнул я и добавил: – Всё понимаю…
Тем временем на трибуну поднялся серый пёс, больше похожий на волка, чем на собаку. Оказалось, он и есть наполовину волк.
– Друзья, – начал он. – Если мы хотим действительно добиться качественного улучшения нашей жизни, мы должны смотреть правде в глаза. Меня очень огорчает тот факт, что на съезде нет ни одного делегата от волков и диких собак. И это неправильно…
В зале раздался лай и шум. Кто-то с заднего ряда крикнул:
– Что за чушь? Давайте сюда ещё шакалов и росомах позовём!
Шум нарастал, где-то в середине зала началась потасовка, председатель постучал в микрофон и обратился к залу:
– Спокойно, господа, спокойно! Мы говорим о свободе слова, но почему-то не хотим слушать выступающего. Это несправедливо. Давайте выслушаем всех. Проявляйте терпение! Не будем устраивать
