Последующие десять минут не принесли никакого результата. Константин Александрович вспотел, но Кисулю так и не стряхнул – крепкая «груша» нам досталась. Я стоял в стороне и молча наблюдал за происходящим.
«Интересно, зачем она туда полезла? – думал я. – Наверняка за какой-то птичкой. Видел, как она уже не раз изображала из себя охотницу. Крадётся по газону к воробьям, влипнет в траву, ушки прижмёт, дескать, взгляните на меня, я не кошка, а рысь пятнистая. Умора просто! Но птицы всё время оставляли её в дураках. Решила, наверное, на дереве их достать. Вот глупая! Видимо, увлеклась, воробьи улетели, а доморощенная рысь осталась на макушке. А теперь орёт во всю ивановскую».
Тут подоспела ещё одна помощница. Маша. Увидев на макушке Кисулю, Маша сразу расплакалась.
– Это ещё что такое? – нахмурился папа. – Чего ты плачешь?
– Папа, а кто её туда затащил? – спросила Маша, вытирая кулаком глаза.
– Ветром занесло, – рассмеялся отец.
– Торнадо? – вытаращила мокрые глаза девочка.
– Ага, тайфун, – закивал отец и добавил: – Вместе с цунами.
– Папа, я серьёзно спрашиваю! – топнула ножкой Маша. – А тебе всё шуточки.
– Мари, – папа подошёл к дочери и взял её за руку, – я предлагаю тебе покинуть смотровую площадку. Иди в дом.
– Почему я должна идти в дом, когда здесь вся семья собралась? – возмущённо воскликнула девочка.
– Хорошо, – согласился отец, – тогда не реви. Договорились?
– Да я не реву, папочка! Как ты не понимаешь, слёзы ведь иногда сами появляются.
– Так, всё, стой молча. Я, кажется, придумал кое-что…
– Молчу-молчу, – согласилась Маша и шёпотом спросила: – А вы спасёте Кисулю?
– Спасём-спасём! – нарочито бодро ответил отец и, нахмурив брови, добавил: – Только умоляю тебя, Мария, постой молча.
– Рыба! – воскликнула Маша, явно пародируя маму. Я слышал несколько раз такой возглас из уст Анны Игоревны.
Повисла какая-то нехорошая пауза. Предчувствие меня не подвело.
– Ну что, Трисон? – неожиданно обратился ко мне Константин Александрович. – Наверное, придётся тебе лезть на это дерево…
«Вот это что-то новенькое для меня! Извините, товарищи, но я собака-поводырь. В цирке не работал, по лестницам вовек не лазал, на спасателя меня не учили. Что вы от меня хотите?»
– Справишься? – спрашивает хозяин.
«Даже не знаю, что ответить. А если я сам оттуда загужу? Что будете делать? Нет-нет, я не отказываюсь. Просто размышляю. За свою подопечную я и жизнь готов отдать. Буду защищать её до последнего дыхания. Но как-то не хочется погибнуть из-за глупой кошки. Может, пожалеете меня?»
– Давай, дорогой, – предлагает Константин Александрович и подводит меня к лестнице, – аккуратненько взбирайся, попробуй снять эту идиотку.
Что делать? Так уж я приучен – команды человека выполнять. Тут не поспоришь. Да и не могу я прослыть трусом. Это ж какой потом позор! Скажут: вот тебе и отважный лабрадор – на лестницу испугался залезть. Нет, надо так надо. Прощайте, если что! Жутко, но породу свою не подведу, не опорочу! Вздохнул я тяжело и полез на эту треклятую лестницу. Не стану кривить душой. Страшно было до ужаса. Лезу, дерево качается, Кисуля орёт. Скажу вам по секрету: у самого лапы дрожат, сердце куда-то в хвост перебралось, язык вывалился, в горле пересохло.
«Всё, – думаю, – вот и пришёл мой конец, отправили меня на верную гибель».
Преодолев на лестнице несколько ступенек, я мельком взглянул вниз – дыхание перехватило. У меня таких высот даже в школе не было. Да и кому там в голову могло взбрести, что я, работая поводырём у слепого человека, буду лазать по лестницам.
«Ну, – думаю, – Кисуля, если всё обойдётся, задам я тебе трёпку, когда хозяев не будет дома. Я тебе устрою и цирк, и дельтаплан – будешь у меня летать по дому, как угорелая…»
Я даже не заметил, как добрался до середины лестницы. Ещё две-три ступеньки, и можно будет ухватить эту дурёху за загривок. Но тут самое главное – самому бы не свалиться. Внизу под нами растянутая простынь, но она кажется такой далёкой и крошечной, что попасть в неё просто невозможно.
– Давай-давай, Трисончик, – подбадривает меня хозяин, – давай, дорогой, ещё чуть-чуть.
«Да даю-даю, – мысленно рявкаю я, а из пасти вырывается только жалобное поскуливание, – нашли спасателя…»
Поравнявшись с мордой Кисули, я тихо произнёс:
– У тебя мозги есть? Ты зачем сюда забралась?
– Мяу-мяу, – пищит Кисуля, а сама вся дрожит.
Я потянулся к ней, чтобы ухватить её за спину. И вдруг это неблагодарное создание природы начало на меня шипеть:
– Ш-ш-ш-ш! Не трогай меня!
– А как я тебя отсюда сниму, не трогая? – спрашиваю уже возмущённо. – Ты в своём уме?
– Ш-ш-ш-ш! – повторила Кисуля.
А снизу мне кричат:
– Хватай её, Трисон, хватай!
– Попробуй только прикоснись ко мне, – угрожает Кисуля, – я тебе всю морду поцарапаю.
«Ну что ты будешь с ней делать, – я чуть не плачу. – И кто тебя послал на мою собачью голову…»
Меня это стало злить.
– Знаешь что, дорогуша, – рычу я. – Если ты сейчас не бросишь эту ветку, я её отломаю, и мы вместе рухнем вниз. Будь что будет.
– Трисончик, мяф-мяф, – взмолилась Кисуля, – я боюсь! Я боюсь!
– А ты думаешь, я не боюсь, – отвечаю грозно. – Но что-то ведь нужно делать. Ты тут жить собралась, на этом дереве? Ну-ка, отцепись от ветки, прыгай на меня и крепко держись.
– Не могу! Мя-а-а-а-ав! Не могу, мне страшно!
В этот момент лестница дёрнулась и повернулась вокруг хлипкого ствола. Не помню, что произошло, но я рефлекторно вцепился зубами в ветку, на которой сидела Кисуля. Ветка громко треснула, и я почувствовал себя космонавтом в невесомости – мы летели вниз. Неожиданно всё моё тело пронзила страшная боль. Я сначала подумал, что мне оторвало лапу – так было нестерпимо больно, что у меня в глазах всё потемнело. Пришёл я в себя только в доме. Оказывается, я перед самым приземлением на рукотворный батут угодил лапой в рогатину, в которой и застряла моя несчастная лапа.
Приехавший ветеринар наложил мне на лапу какие-то деревяшки, туго обмотал бинтом, сделал болючий-преболючий укол и приказал, чтобы я не двигался. Юморист. Какие тут движения? Уснул мгновенно.
Проснулся от чего-то тёплого. Открываю глаза – не поверите: сидит это чудо рядом со мной и умывает мне лицо. Мурлычет на весь дом, словно у неё праздник какой. Ничего не стал говорить, закрыл глаза и продолжил дремать. Сквозь сон только расслышал:
– Муррррр, прррости, дрррруг! Спасибо тебе, Тррррисончик.
– Ух, подлиза, – проворчал я и снова уснул.
Глава 6
Отбегался. Долго вспоминал мудрёное слово. Как там у вас называется? А, вот, вспомнил: колченогий. Словом, превратился я в колченогого пса. Одно утешало: мои родственники поговаривали, что это было
