обтереть машину, переодеться. Вон на заднем сиденье мотоцикла приторочен целый чемодан с имуществом. И все же что-то не нравилось Бобренку в майоре, какая-то суетливость… Но, что поделаешь, с одной стороны, понятно, волнуется, ведь угодили в засаду… С другой…
Майор глянул на номер мотоцикла. Все правильно — номер войсковой части, которую он знал.
— Мы из контрразведки соседней с вами армии, — пояснил Бобренок. — Возможно, сегодня ночью вражеский самолет высадил десант. Никого не встречали по дороге?
— Да нет, ничего подозрительного не видели, — ответил Ипполитов уверенно. — Вот только бандеровцы. Мы очень торопились, надо на аэродром успеть. А теперь колесо продырявили, нужно сменить…
«Отметок комендатуры нет, — думал между тем Бобренок — Ну и что? Заскочил на пару часов в город под вечер, поужинал… Где тут отмечаться? Все вроде бы правильно, но чем он мне не нравится?..»
Бобренок взглянул на Толкунова. Тот просматривал бумаги Суловой и тоже морщился. Значит, и его что-то смущает.
— Извините, — строго сказал Бобренок. — Поскольку вы оказались в контролируемой зоне, я обязан произвести досмотр ваших личных вещей.
— То есть как? — Ипполитов даже задохнулся от изумления. Ему уже показалось, что опасность миновала, и вдруг… Подумал: «Теперь терять нечего, выручить их может только наглость». — Хотите нас обыскать? Какое имеете право? Я буду жаловаться! Вот уж не знал, что соседи позволяют себе такое.
Бобренок наконец понял, что его смущает: он знал многих в Смерше соседней армии, все же провели вместе не одну операцию… Правда, майора Таврина он мог и не знать. Но о Герое Советского Союза Таврине должен был бы слышать. Может быть, это просто новый человек?
— Поймите, мы опаздываем! — повысил голос Ипполитов. — У меня срочное задание командования!
Взгляд Бобренка скользнул по мотоциклу и задержался на ключе, торчавшем из гнезда зажигания, вернее, не на самом ключе, а на брелоке, бронзовом чертике с царапиной… Чертик… Бобренок совершенно ясно вспомнил слова полковника Карего: «Скорцени подарил агенту талисман… в виде бронзового чертика».
И тут вдали на шоссе раздался крик. Бобренок и Толкунов обернулись: по дороге, сильно хромая, к ним бежал солдат в длинной шинели. В левой руке он сжимал автомат, правая болталась, но он упрямо ковылял, что-то крича. Ипполитов все понял. Воспользовавшись секундной паузой, он бросился через кювет в кусты. Выстрел из пистолета и возглас Бобренка «Не стрелять!» прозвучали одновременно. Пуля обожгла ногу. Ипполитов рухнул в заросли, и сразу на него кто-то навалился. Он рванулся, пытаясь освободиться, но ему больно вывернули руку, ткнули лицом в мокрую траву. Ипполитов злобно вцепился зубами в землю — знал, что это конец, но не мог смириться, рвал бы и кусал все вокруг, но руки ему уже связали, и он только бессильно скрипел зубами.
Он слышал, как истошно рыдала Сулова, взвизгивая и матерясь, как доковылявший солдат прохрипел:
— Там капитан Шалалай… Без сознания, но, кажется, еще живой…
Бобренок приказал Толкунову:
— Я тут управлюсь сам. А ты немедленно к капитану! Окажи ему первую помощь…
