— Вы не совсем представляете себе структуру РСХА, — покачал головой Краусс. — Вот почему-то называют нас гестаповцами, но ведь гестапо было лишь одним из управлений РСХА. Лично я служил в другом и подчинялся непосредственно бригадефюреру СС Шелленбергу. Между управлениями существовали барьеры, более того, конкуренция, и никто не имел права совать свой нос в чужие дела.
— Вы хотите сказать, — разочарованно начал Хейс, — что не сможете помочь мне?..
Но Краусс уже понял свою ошибку и решительно возразил:
— Нет, мистер Хейс, существовали контакты, я бы сказал, личные контакты, и мы знали, кто чего стоит. Именно это вы хотели услышать?
— Приблизительно. Однако если бы можно было получить доступ к личным делам офицеров РСХА...
Краусс безнадежно махнул рукой.
— Насколько мне известно, они вывезены из Берлина.
— Куда? — вскинулся Хейс. — Уже одна эта информация бесценна.
— Боюсь, в ближайшее время вам будет трудно ознакомиться с архивом РСХА, — не без иронии сказал Краусс. — Он спрятан весьма надежно, и, думаю, придется приложить немало усилий...
— Где? — нетерпеливо прервал его Хейс.
— Вы слышали об Альпийской крепости фюрера?
— В австрийских Альпах? За Линцем?
— Наши будут сражаться там до конца. Оборону крепости возглавит непосредственно Кальтенбруннер и Скорцени.
— Думаю, что и самая надежная крепость нынче долго не продержится.
Краусс исподлобья взглянул на этого чересчур самоуверенного американца. Что он знает о Скорцени и его молодчиках?
— Давайте возвратимся к этому разговору позже, — посоветовал он. — Когда ваши десантники станут прочесывать альпийские склоны.
— Возможно, вы правы, — задумчиво ответил Хейс. Решил: этому штурмбанфюреру, занимавшему большой пост в главном управлении имперской безопасности, все же не достает широты мышления и американского размаха. А впрочем, может, это и к лучшему: надо признать, что в уме, ловкости и деловитости ему не откажешь. Хоть и скованы они истинно немецким педантизмом, но, если соединить педантизм и рассудительность Краусса с его, Хейса, качествами, выйдет удачный альянс.
— Я думаю, что нам с вами нет смысла ждать окончательного падения Альпийской крепости, — сказал Хейс. — Действительно, кто знает, сколько она продержится. К тому же возможны осложнения... Еще придет кому-нибудь в голову уничтожить самые важные документы. Никто сейчас не может ничего гарантировать, но быть предусмотрительными и принять необходимые меры просто наша с вами обязанность. — Он вполне серьезно, без какого-либо подтекста произнес «наша с вами», будто они уже были связаны одной веревочкой — гитлеровский штурмбанфюрер и американский подполковник. В конце концов, кому какое дело до их вчерашних разногласий, если сегодня у них общие интересы и они пришли к соглашению в самом важном?
— Вы хотите, чтобы я установил контакты с самим Скорцени? — выжал из себя, по-видимому ужаснувшись самой этой мысли, Краусс.
— Не такая уж нелепая идея, Гюнтер.
— Но ведь вы не знаете Скорцени. Он — настоящий фанатик, сам фюрер назвал его своим другом.
— Ну и что?
Краусс усомнился: не прикидывается ли американец этаким бесшабашным глупцом? Но, кажется, все же нет оснований думать так. А впрочем, может, он и прав? Пожалуй, прав. Недавно они немного перебрали с Хейсом, и тот внушал ему, что все в мире продается и покупается, буквально все, надо только знать, какую цену предложить. Но ведь Скорцени!..
Краусс поневоле съежился, лишь представив себе разговор со Скорцени. Возможно, тот приказал бы расстрелять или повесить, не зря он считается первым рыцарем третьего рейха. Однако нет рейха, выходит, нет и рыцарей. Эта мысль несколько утешила Краусса. В конце концов, Скорцени теперь в таком же положении, как и он, разве что за него просто немного больше заплатят, точнее, не за него, а за секреты, которыми он владеет.
Как ни кинь, подумал еще Краусс, время сложное, и неизвестно, что случится с тобой завтра, надо жить сегодняшним днем, а сегодня он вынужден лишь поддакивать этому американскому подполковнику. Потому и сказал вполне искренне:
— Перетянуть на свою сторону Скорцени — это была бы неимоверная удача. Представляю, сколько ценностей и секретных бумаг спрятано в штольнях Альпийской крепости.
— Да, можно сделать неплохой бизнес, — подтвердил Хейс. — И мы возвратимся к этому разговору после того, как уладим дело с «Цеппелином». Думая о большом, — невольно впал в назидательный тон, — никогда не пренебрегай малым, хотя, — уточнил, — не такая уж и мелочь те списки. Завтра они должны быть у нас.
9
— Ну что ж, — пробурчал Толкунов, — начнем сначала...
Сколько раз они уже начинали сначала, подумал Бобренок, глядя, как автоматчики ведут к машине эсэсовцев. Сначала-то сначала, но откуда именно?.. В доме Камхубеля нашли приют эсэсовцы, но вон сколько домов в Штокдорфе. Во все не зайдешь, не обыщешь, да и разве трудно надежно спрятаться?
Бобренок недовольно покачал головой и полез в машину. Но увидел, что из-за мостика к ним спешит Функель, и остановил Виктора, уже включившего мотор.
Фельдшер, хоть и запыхался, старался говорить быстро:
— Такая новость, господа офицеры... Убит Кальтц, — оглянулся на Мишу, стоявшего тут же, — управляющий имением графа фон Шенка. За парком вблизи охотничьего дома.
Майор не ждал, пока Мохнюк переведет, сам понял, что речь шла об убийстве.
— Ну и что? — сказал он безразлично.
А Мохнюк, о чем-то спросив у Функеля, объяснил:
— Он сообщает об убийстве самого управляющего имением. Довольно влиятельная фигура, и местные жители взволнованы...
— Так ему и надо, — вынес категорический приговор Толкунов.
Бобренок спросил у Миши:
— Может, кто-то из ваших? Допек кого-то управляющий, вот и рассчитался...
— Этот Кальтц был подлюгой, — подтвердил юноша. — И его давно ждала веревка.
— Вот видишь! — воскликнул Толкунов. — Собаке собачья смерть!
— Но из наших вряд ли кто пошел бы на такое, — возразил Миша. — Одни ведь девчата, разве — французы?.. Нет, не они... — покачал головой юноша.
Бобренок махнул рукой, недвусмысленно выразив свое отношение к гибели какого-то управляющего. Но то, что услышал дальше, сразу заставило майора насторожиться.
— Там, — сказал Миша, — на несколько километров поля и поля, а между ними парк и охотничий дом фон Шенка. Наверно, Кальтц прятался в доме, а потом его убили.
«Кто?» — чуть не спросил Бобренок, но сдержался: откуда юноше знать — кто именно?
— Говоришь, охотничий дом... — протянул он раздумчиво. — И кто в нем живет?
— Я туда только раз и забрел, — как-то извинительно сказал Миша. — Нам ходить там категорически запрещено.
— Фон Шенк?
— Он редко здесь бывает.
Бобренок обратился к Функелю:
