северной оконечности Большого Барьерного рифа. Им был разработан и успешно опробован метод вскрытия раковины без умертвления устрицы, а также освоена техника имплантации частичек раковины в ее мясистые складки. Лишенная щита устрица покрывает при этом мелкими слоями раздражителя перламутром, и в конце концов образуется призмообразная глянцевитая сфера — продукт соединения ингредиентов раковины и ее внутренностей. Приоритет в создании сферического жемчуга отдается двум японским ученым, добившимся успеха в 1907 году, но последние изыскания показали, что еще до них Уильям Сэвил Кент разработал технологию, а возможно, и создал саму раковину.[124] Подробности этой технологии он отказался раскрыть своим спонсорам, но описал ее, поместив затем эти материалы в банковский сейф и распорядившись, что последний может быть вскрыт лишь после его смерти.
В 1908 году Уильям заболел и возвратился в Англию, где вскоре скончался. Произошло это 11 октября в результате заворота кишок — таким образом, он повторил судьбу своей матери и первой жены. Когда инвесторы его устричного проекта вскрыли банковский сейф, в конверте не обнаружилось ничего, кроме каких-то каракулей, совершенно недоступных дешифровке. Тайну искусственного выведения жемчуга Уильям вместе с другими секретами унес в могилу. Его вдова, унаследовавшая сто шестьдесят шесть фунтов, покрыла могильный камень на кладбище при церкви Всех Святых в Милфорде кораллами. Большую часть коллекции покойного мужа, состоявшую из кораллов, губок, раковин и жемчужин, она распродала и до самой своей кончины, последовавшей одиннадцать лет спустя, жила в одиночестве в своем гэмпширском доме.
Старшие дочери Кента, Мэри-Энн и Элизабет, в 1886 году оставили свой дом в Риджентс-парк и перебрались в район Уондсуорт, в больницу Святого Петра — дом призрения, находившийся примерно в миле от Лавандер-Хилл и рассчитанный на сорок два человека. В нем была своя часовня, большой холл и библиотека. Мэри-Энн умерла в 1913 году, восьмидесяти двух лет от роду, завещав свое имущество (общей стоимостью сто двадцать девять фунтов) Элизабет. Та скончалась девять лет спустя, на девяносто первом году жизни, завещав двести пятьдесят фунтов кузине по имени Констанс Амалия Барнс и еще 100 фунтов сестре по отцовской линии Мэри-Амалии, с которой переписывалась до самых последних дней.[125]
У Констанс Кент был дар оставаться невидимой — горожане Динана, а затем и миллбанкские тюремщики неизменно поражались ее способностью как бы растворяться в окружающей среде и даже вовсе исчезать, что нашло весьма убедительное подтверждение после освобождения из тюрьмы. Люди понятия не имели, куда Констанс направилась и где обитала. Это оставалось загадкой почти столетие.
Лишь в 50-е годы XX века выяснилось, что в 1885 году (именно тогда истек срок ее заключения) преподобный Вагнер взял ее в сестринскую общину, основанную им в Бакстеде, графство Суссекс. Раз в месяц она отмечалась в полицейском участке Брайтона, куда приходилось ездить примерно за двадцать пять миль. Одна из бакстедских сестер вспоминает, что некоторое время после приезда Констанс ходила «как ходят в тюрьме», — неслышно, носила темные очки, коротко стригла волосы, кожа на руках была обветрена, поведение за столом отличалось грубостью. Поначалу она «почти не открывала рта», вспоминает та же сестра, но потом разговорилась — в частности, поведала о том, что в тюрьме работала над мозаикой, в том числе для крипты собора Святого Павла. О семье Констанс не обмолвилась ни разу. Она говорила сестрам, что собирается эмигрировать в Канаду, где рассчитывала найти работу сиделки под именем Эмили Кинг.[126] Как выяснилось впоследствии, это было правдой лишь наполовину — Констанс просто хотела скрыться от всеобщего внимания.
В 70-е годы XX века обнаружилось, что в начале 1886 года Констанс вместе со своими сестрами по отцу Эвелин и Флоренс отплыла в Тасманию под именем Эмили Кей; Экленд отправился туда же несколькими месяцами раньше. В Хобарте они поселились в доме Уильяма и его жены. Близость между братьями и сестрами, которая, казалось бы, должна была нарушиться после убийства, проявилась с новой силой, что напомнило о том, сколь причудливо складывается частная внутрисемейная жизнь.
Констанс и Уильям постоянно поддерживали тесные сердечные отношения друг с другом до самой смерти. Констанс вместе с Уильямом и его женой в 1889 году переехала в Брисбен и поселилась там вместе с ними и застенчивыми козодоями. Через год она направилась в Мельбурн, где с полной отдачей ухаживала за жертвами сыпного тифа, а впоследствии поступила на курсы медсестер. Она работала сестрой-хозяйкой в одной из частных клиник Перта, когда там в 1893 году появился Уильям, а в середине 90-х переехала в Сидней, куда он тоже несколько раз приезжал в 1895–1908 годах. Какое-то время Констанс работала в лепрозории Лонг-Бэй, а также в колонии для малолетних правонарушителей Парраматта.
Констанс пережила брата. В 1911 году, все еще под именем Эмили Кей, она открыла в Мейтленде, городке, расположенном к северу от Сиднея, приют для медсестер, которым заведовала до середины 30-х годов. Следующее десятилетие Констанс провела в домах отдыха, расположенных в окрестностях Сиднея. Она поддерживала связь с Оливией — дочерью Мэри-Амалии, хоть та и не знала, что «мисс Кей» — ее тетка; думала, просто старая приятельница матери и теток — Эвелин и Флоренс.[127] На Рождество 1943 года Констанс заказала библиографический справочник по птицам и послала его в качестве подарка своему внучатому племяннику — единственному сыну Оливии. Одновременно Констанс направила самой Оливии письмо с извинениями по поводу того, что это «не популярная книга с иллюстрациями, изображающими гнезда, яйца и т. д., а просто каталог, что, впрочем, все же лучше, чем большинство детских книг — отвратительного и вульгарного чтива, заполненного всякими ужасами и уродами, вытеснившими прекрасную Страну Чудес».
Когда Констанс исполнилось сто — а случилось это в феврале 1944 года, — местная газета опубликовала ее фотографию, на которой она, лежа на диване, улыбается прямо в объектив. В лице Эмили Кей газета чествовала «одну из первых наших медсестер». «Когда-то, — писал автор, явно пребывавший в неведении о прошлом героини, — она ухаживала за прокаженными. От короля и королевы пришла поздравительная телеграмма, а архиепископ Сиднейский нанес личный визит, преподнеся юбилярше роскошный букет цветов». Оливия была на праздновании дня рождения. Эмили Кей, пишет она, «поистине чудесная старая дама, такая веселая. Возникает ощущение, что в нее влюблены буквально все».
Через два месяца мисс Кей умерла. Она завещала Оливии несколько памятных вещей, в том числе брошь, золотые часы, цепочку и два ящика, которые не открывали следующие тридцать лет.
В 1974 году Оливия с сыном совершили путешествие в Англию. Они посетили Бойнтон-Хаус, где родилась мать Оливии, и узнали об убийстве в доме на Роуд-Хилл. Оливия задумалась, а уж не есть ли Эмили Кей, ее покойная тетка, убийца Констанс Кент. По возвращении в Австралию она открыла оставленные мисс Кей ящики и обнаружила в одном из них дагеротипы первой жены мистера Кента и Эдварда, старшего брата Констанс, умершего в Гаване от желтой лихорадки.
Глава 20
ЗВОН КОСЫ НА ЛУЖАЙКЕ ЗА ОКНОМ
В 1928 году, за шестнадцать лет до смерти Констанс Кент, известный автор судебных очерков Джон Роуд опубликовал книгу, посвященную убийству в доме на Роуд-Хилл. В феврале 1929 года его издатель получил анонимное письмо со штемпелем Сиднейского почтового отделения, содержащее следующее примечание: «Дорогой сэр, вы можете распорядиться прилагаемыми материалами по своему усмотрению, а если они обретут какую-нибудь денежную стоимость, перешлите соответствующие средства валлийским шахтерам, людям, доводимым нашей цивилизацией до ужасающего состояния. Подтвердите, пожалуйста, получение в рубрике „Пропавшие друзья“ газеты „Сидней морнинг геральд“». Указанные материалы представляли собой описание первых лет семейной жизни в доме Сэмюела Кента, увиденной глазами ребенка. Это на редкость живое и довольно пространное — около трех тысяч слов — повествование, и трудно представить себе, чтобы авторство его принадлежало кому-либо иному, кроме Констанс Кент. Местами оно почти буквально совпадает с письмом, написанным ею Ирдли Уилмоту, и обращениями к сменявшим друг друга министрам внутренних дел, ставшими достоянием гласности лишь много лет спустя. Имя Сэвила в сиднейском послании не фигурирует, но ясно, что автор пытается объяснить глубинные причины его гибели.
По словам автора, Констанс полюбила «славную, очень внимательную» гувернантку, появившуюся в
