одно колено, осторожно скользя кончиками пальцев по темному пятну на мраморном полу. - И твой спутник знает. Только позабыть мог. Я и сам не прочь бы, если честно, но нам забвение положено только в конце пути.
Я присмотрелась к пятну - и ахнула. Темно-серой копотью на белых плитах пола был нарисован контур распростертого человеческого тела. Словно тот, кто лежал здесь, после смерти погрузился в камень, оставив в напоминание о себе тонкий рисунок на мраморе, едва заметные линии, нарисованные гарью и пеплом, намертво въевшимся в гладкий мрамор. Если бы не Раферти - вряд ли я сумела бы отличить трещины в плитах от контуров тела.
Взгляд зацепился за рисунок, скользнул по линии руки - и сразу же натолкнулся еще на один контур, полускрытый под слоем белесой пыли. И еще один. И еще. Контуры тел сплетались в странный, непостижимый узор, покрывший пол и создавший нечто новое, цельное.
- Сколько их здесь? - упавшим голосом спросила я, с усилием отрывая взгляд от пола и переводя его на поднявшегося с колен странника, который даже не удосужился отряхнуть серое пятно со штанины.
- Много. Весь пол покрыт таким вот художеством - это те, кого проклятая баба не сумела принести в жертву. Те, кто предпочел дожидаться освобождения со своими близкими, погибшими за стенами храма. Добровольные узники проклятого города, название которого уже стерто из людской памяти, - они не дают проклятию разрушить это здание и даже умудрились превратить его в убежище, которое может помочь вам дожить до утра. - Раферти тяжело оперся о посох, обвел взглядом зал. - Человеческая вера - очень странная и непостижимая вещь. Эти люди так не хотели умирать, так верили в свое спасение, что стали нерушимым оберегом, самым мощным из всех, что мне встречался. Храм, у порога которого даже Дикая Охота остановится в страхе и смятении, крепость против Сумерек, равных которой еще не было, да и вряд ли будет построено - находится в проклятом городе, который поднимается из воды ровно на сутки, в день своей гибели. То, что до сих пор не могут сделать лучшие маги, сделала горстка горожан, насмерть перепуганная, отчаявшаяся - но не утратившая глубокую веру в спасение. Глядя на такое, я лишний раз понимаю, что людей есть за что уважать. Идемте наверх, на колокольню. Там воздух посвежее и почище будет. До темноты еще далеко, а раньше из города все равно не выбраться.
- Это почему же? - Рейалл осторожно скользнул ладонью по моему плечу, легонько сжал пальцы - и последовал за Раферти по узкой каменной лесенке, винтом поднимающейся наверх, к башенке с потускневшим немым колоколом.
- Потому что печати Сумерек, что лежит на городе, нужны новые жертвы взамен тех, что похоронены в этой церкви. А забрать их жизни можно только с приходом темноты, а до того зачарованные ворота впускают всех и каждого, но выйти уже не получится. Даже если разбить ржавые петли и разломать створки - вас ждет только серый густой туман, блуждание в котором приведет вас все к тем же воротам, от которых вы уходили.
Ветер, что гулял на верхушке колокольной башни, был по-осеннему сырым и холодным, нес с собой запах недавно остывшего пожарища и речного ила. Немой бронзовый колокол, лишившийся языка, потускнел, покрылся зелеными разводами и едва заметно покачивался сам по себе, словно невидимый звонарь пытался заставить его снова петь, пронизывая окрестности гулким мелодичным звоном.
Сверху город казался еще более разрушенным, унылым и пугающим. Река, что с холмов казалась нам ярко-синей блескучей лентой, здесь превратилась в темно-серый ленивый поток, по поверхности которого плыли подгнившие веточки деревьев и мелкий строительный мусор. Тишина властвовала над домами - лишь скрипела где-то на ветру оконная створка да изредка срывались глиняные осколки с черепичных крыш.
- Раферти, а что здесь все-таки произошло? - тихо спросила я, кутаясь в плащ и пугливо цепляясь за локоть фаэриэ, стараясь не приближаться к высокому стрельчатому окну колокольни.
- Все и сразу. Резня, затем пожар, который охватил западную часть города, а потом плотина рухнула, и река затопила город. Если бы вы пришли сюда в другой день, то увидели бы только озеро меж холмов, из середины которого поднимается маковка этой самой колокольни, и больше ничего.
Раферти уселся на краешек стрельчатого окна, закурил трубку и посмотрел на меня.
- Сказание долгое, но и время нам как-то скоротать надо. Госпожа хорошая, поройся в моей сумке, там с утра печеный цыпленок был. Накрой нам на стол, а я пока расскажу, куда мы с вами по разным причинам влезли. Думается на сытый желудок много лучше, чем на голодный…
История, которую рассказывал посвященный Дороге человек, захватила меня с первых же слов. Странник говорил так складно да умело, словно сам когда-то давно был в городе, который двести с лишним лет назад прозывался не иначе как благословенным, радостным, величественным.
Город Баллард, где ковались самые лучшие мечи, а про кузнецов сказывали, будто бы все мастера получили свой дар, свое призвание после того, как отслужили положенный срок в холмах у фей. Кованые железные кубки казались тонким паутинным кружевом, куда помещалась выдутая из цветного стекла хрупкая причудливая посудина, а уж какие узоры делались на нагрудные доспехи знати - не медью или серебром, волшебной драконьей чешуей, побегами фейского цветка казались.
Но однажды поздним вечером, перед самым закрытием ворот, прошли в город двое - мужчина и женщина, закутанные в темные одежды. Они встали напротив церкви, на самой широкой улице, что вела от северных ворот, и ждали, покуда по крышам домов не застучали первые капли летнего дождя. И под шум воды по глиняным желобам женщина воздела руки к небу, запела песню, равной которой никогда не слышали люди, а мужчина, преданно стоявший у нее за плечом, вдруг рассыпался дождевой капелью, развеялся порывом ледяного ветра…
Тугие плети смерча, что танцевали в ту ночь над Баллардом, запечатали все выходы из города, завалили, заклинили все большие ворота упавшими балками и кусками каменной кладки, отколовшимися от стен. А вокруг той, что прозывали Королевой Мечей, кружилась совсем иная буря.
Женщина медленно шла по улицам Балларда, и все мечи, все ножи, выкованные в горнилах человеческими руками, подчинялись ей, взмывали в воздух, покорные ее воле, и обращались против своих хозяев. Смерть следовала по пятам за той, чье платье из белого шелка стало вначале красным, а потом черным, и собирала большую жатву, великую жатву. Город был обречен, ведь каждая гибель от руки Королевы Мечей становилась еще одной кровавой жертвой, принесенной в дар Сумеркам, каждый последний вздох расширял туннель на изнанку тени, что строила черная королева. И звенела ее песня- заклятие, опутывая каждый дом и каждый камень мостовой страшным приказом - отдать жизнь и душу на прокорм твари, что нетерпеливо ворочалась на изнанке тени, разбуженная фаэриэ…
- Раферти, хватит, - негромко простонала я, хватаясь за голову и пытаясь заглушить колокольный звон, тревожный набат, что звенел в ушах.
Похоронный звон, пугающий, пробирающий до самого нутра. Так звонят, отпевая колдунов или разбойников, так звонит последний оставшийся в живых человек в храме, чтобы возвестить округу о том, что жив еще монастырь, а значит, жива еще вера, которую следует беречь и приумножать, чтобы отчаяние не накрыло черной тенью-крылом, не лишило души людские человечности.
Я вскинула голову - и увидела, как позеленевший от времени и непогоды колокол раскачивается на ветру, словно невидимый звонарь дергает за веревку. Рейалл шагнул ко мне, протянул руку, но я отшатнулась назад в испуге, закрыла лицо руками - но все равно продолжала видеть…
Бурю, с треском раздирающую небеса на куски ослепительными стрелами молний. Черный бархат неба, плачущий крупными ледяными слезами. Бурлящие воды реки, катящей свои волны в рукотворном русле, выложенном гладко обтесанным серым камнем. Я почти слышала звон цепей, которыми был когда-то давно скован Грозовой Сумрак, и ощутила момент просветления, когда Рей нашел в себе силы пойти против воли Мэбвэн. Не разорвать узы договора - но ослабить их.
В момент, когда рука огромного существа толщиной со столетний дуб нетерпеливо просунулась через портал, заботливо выстроенный Королевой Мечей, ослепительно-яркая ветвистая молния с силой ударила в плотину, перегородившую реку! Высвобожденная вода с ревом ринулась в долину, сметая все на своем пути - распростертые тела людей, обломки ставень, гася вспыхнувшие от ударов молний пожары…
И уничтожая заклинание-призыв Мэбвэн, ради завершения которого Королева Мечей принесла в жертву целый город.
Схлопнулся портал, отсекая протянутую в мир людей лапу сумеречного существа, заросшую красновато-коричневой чешуей, заклинание пошатнулось - а потом разлетелось вдребезги, покрывая невидимым крошевом проклятия дома, уничтожаемые наводнением, и привязывая погибших людей к местам
