– У нас их тогда не будет, – развеселился Джер. – Так что коньяк будет ждать наших успехов. Вот если бы я увидел лепешку на месте Мерилейн, я бы с удовольствием выпил за помин души.
– Чур меня! – Я суеверно сплюнула через плечо и постучала по ветке, приготовленной для поддержания огня. – Вот только этой чокнутой нам и не хватало для полного счастья. И, между прочим, у меня-то уже есть дочка, а вот насчет твоих потомков – большой вопрос. Ты пару месяцев назад с голодухи в каждой деревне в женской компании сеновал посещал, кто знает, вдруг там через полгода родятся очаровательные семипалые малыши?
– Не должны. У нас просто так дети не появляются, – поспешил откреститься мой спутник. – Только по особому желанию и с особым партнером.
– Это как у вампиров, что ли? – поинтересовалась я, доставая из-за голенища небольшой нож и тыча им в мясо, висящее над огнем. Еще немного, и можно ужинать. Конечно, лезть на скалу на полный желудок – идея не самая лучшая, но на голодный – еще хуже.
«Не совсем, – не преминул влезть в разговор слегка успокоившийся после выхода из Запретки, а потому значительно повеселевший Фэй. – Д’эссайнам нужно подготовить своего партнера, чтобы семя могло укорениться, и это делается через ритуальный порез или неглубокий укус. На подготовку требуется от одного до трех дней, зато после этого беременность гарантирована в девяти случаях из десяти с первой же попытки».
– Нет, не так. Вампиры размножаются ритуалами, а д’эссайны – спорами. Спорим, что у нас лучше выходит? – спросил Джер, подмигивая, а затем достал нож и, не дожидаясь, пока мясо как следует разогреется, ловко отхватил себе кусок, попутно едва не свалив все остальное в золу. Хорошо хоть, что падающий вертел, сооруженный из обструганной веточки, успели вовремя поймать.
– Ну, устрой как-нибудь с Дрейком соревнование, а я буду независимым арбитром, – хмыкнула я, снимая вертел с огня от греха подальше и начиная срезать кусочки мяса на одну общую походную тарелку.
Джерайн чуть не подавился, стукнул себя пару раз кулаком в грудь и поднял слегка ошарашенный взгляд.
– Э-э… Я немного не понял – что именно ты мне предлагаешь?
– Всего лишь кушать помедленнее, иначе кусок не в то горло попадет, – мило улыбнулась я, оставив вопрос без ответа. – Между прочим, мы сейчас находимся возле местной достопримечательности и на закате сможем наблюдать очень занимательное зрелище.
– Это зрелище имеет отношение к темам беседы? – спросил Джер с явным подозрением в голосе. – Или оно из тех, которые нужно созерцать, расслабившись?
– Полагаю, скорее второе. Посмотри во-он на ту вершину. – Я указала ножом в сторону одиноко выдвинувшейся вперед скалы. – Видишь, там одна сторона будто стесана, и на ней выбит барельеф – скованная женщина в объятиях мужчины? Этот барельеф называется «Вечная любовь», и когда-то давно, еще до Равеновой войны, сидхе запечатлели в нем одну весьма поучительную историю.
Я отложила в сторону нож и пододвинула тарелку поближе к д’эссайну, мечтательно глядя на сверкающие в лучах закатного солнца линии барельефа. Сидхе выложили их горным хрусталем, бериллами и кварцем, чтобы запечатлеть во времени мрачную высокую фигуру мужчины в одеждах первых жрецов Богини Смерти и хрупкую женщину, спрятавшую лицо на груди любовника. Тонкую талию женщины холодной змеей обвивала искрящаяся золотом цепь, она притягивала ее к жрецу, оборачивала обоих нерушимыми узами.
История та была о верности и большой глупости. О том, что у одного из первых жрецов Богини Смерти была супруга – прекрасная, как луч солнца, светлая эльфийка, не сумевшая оставить своего мрачного мужа, когда тот ушел из благословенных лесов вслед за кланом Ночного Солнца. Не смогла оставить и позже, когда он отдал ее, как самое дорогое, в дар Богине, которой трепетно и верно служил долгие годы. Но когда пришло ее время умирать…
– Когда пришло ее время умирать, – задумчиво продолжила я, барабаня пальцами по колену, – жрец понял, что не в силах отпустить свою супругу. Он провел ритуал Богини Смерти и вернул возлюбленную из мира мертвых, привязав ее душу к своей жизни, проживая год за два. Он держался за свою супругу столь сильно и любил ее столь слепо, что не сразу осознал, что женщина сама хочет уйти в Вечность. Хочет и не может. Впрочем, Богиня редко прислушивается только к одному из своих служителей, забывая о втором. Во время одного из молений в храме светлая эльфийка воззвала к безмолвной госпоже о милости, упрашивая ее не дать нарушиться естественному кругу жизни и послать ей возможность обрести покой. И Богиня дала ей желаемое – с каждым закатом душа супруги того жреца покидала тело и уходила в Вечность, возвращаясь лишь с рассветом. Сидхе, которые построили этот барельеф, крепко усвоили урок о том, что любовь не имеет права быть вечной насильно, и потому на закате барельеф изменяется: изображенная на нем женщина постепенно выскальзывает из цепей и превращает свои руки в крылья, а лицо обращает на запад, уходя вслед за солнцем…
– Ты хочешь сказать, – спросил Джерайн, восхищенно разглядывая произведение сидхийских скульпторов, – что мужик каждую ночь ложился в одну постель с трупом?
– Скорее, каждую ночь он молился, упрашивая Богиню вернуть ему жену, – пожала плечами я. – Знаешь ведь поговорку о том, что сон – это маленькая смерть? Ну, вот его жена и засыпала каждый вечер, и никто не знал, проснется ли она утром. В конце концов, жрец не выдержал этой пытки – все же терять любимую снова и снова врагу не пожелаешь – и когда солнце в очередной раз село, а его супруга испустила последний вздох, он лег с ней рядом и пронзил свое сердце ритуальным ножом. Тем самым, с помощью которого он когда-то вернул свою возлюбленную к жизни. Судя по тому, что утром они оба остались мертвы, Богиня наконец-то приняла их обоих в Вечность.
– В общем, все хорошо, все умерли, – подытожил д’эссайн. – Мрачные у вас легенды, ничего не скажешь.
– А чего ты ждал от народа, который откололся от светлых эльфов ради служения самой Смерти? Веселых сказочек на ночь? – хмыкнула я, отправляя в рот кусочек мяса, который успел порядком подостыть.
– Почему бы и нет? Вон ледяные тролли – тоже сперва вырвут ноги по самые уши и лишь затем пробуют разговаривать. Но зато хмельные напитки у них самые чистые, и если уж ноги не оторвали – душевных баек расскажут до засыпания.
– Уговорил, в следующий раз пойдешь в гости за байками к ледяным троллям…
Увы, ни продолжить разговор, ни насладиться зрелищем изменяющегося барельефа нам не дали. Право слово, услышав страдальческий стон Фэя, так похожий на тревожную сирену, я сначала вскочила, озираясь по сторонам и выискивая взглядом невидимого врага, а потом и сама застонала, понимая, что тушить костер и прятаться поздно.
Из-за кустов, бряцая кольчужным бюстом, в нашу сторону уже бодро вышагивала треклятая принцесса, которую я уже давным-давно мысленно похоронила в Запретке. Количество ее воздыхателей уменьшилось до двоих – чернокожего дроу и субтильного бледного юноши, но они по-прежнему преданно поедали глазами Мерилейн, взявшую курс на нашу стоянку.
– Джера-а-айн, – нехорошо протянула я, чувствуя, как рука самопроизвольно тянется к квэли за спиной. – Ты ее накаркал, вот теперь сам и развлекай!
– А может, мы на нее что-нибудь уроним? – сокрушенно вздохнул д’эссайн. – Тяжелое. Чтобы получилась лепешка.
– Боюсь, что у меня в рюкзаке столь солидного надгробия не найдется, – покачала головой я, наблюдая за тем, как принцесса ускорила шаг, заметив, что еда в обозримом пространстве заканчивается и ей явно может не хватить. – Но с другой стороны, если она такая неубиваемая, давай пустим ее вперед? Она же все ловушки на себя по глупости соберет, и хоть бы хны. В крайнем случае, ее как раз чем-нибудь тяжелым «случайно» и прихлопнет.
– Тоже тема, – согласился мой спутник, кладя в рот кусочек побольше. – Но беседуешь с ней ты. Я уже на годы вперед наобщался.
– С каких пор самое трудное достается мне?!
«Что, дорогая, теряешь врожденную сидхийскую дипломатичность? – вкрадчиво поинтересовался Фэй, приглушая сияние и становясь похожим на простое ювелирное украшение. – Только учти, на девице очень сильный артефакт, каким-то образом соединенный с ее телом, примерно как я с тобой, но штука куда более
