Я тут же поймала бомбиста и покатила домой. События последний дней, кажется, уже приучили меня к тому, что неожиданных поворотов в жизни никогда не бывает много, лимит их поистине безграничен. Если не брать во внимание мои противно дрожащие пальцы, я была почти что спокойна.
Время было уже позднее. Гришка позвонил и сказал, что приедет только завтра утром. Тогда и поговорим. Он убедительно просил меня выпить снотворного и лечь спать. Будто бы не знает, что я никогда не держала дома снотворного. От одной мысли, что мной овладеет навязанный химическими соединениями сон, становилось дурно. Даже во сне мне хотелось контролировать ситуацию.
Я лежала на диване, вяло щелкала пультом и пыталась сопоставить воедино всю имеющуюся на данный момент информацию. Когда мы начинали два параллельных расследования, у нас и мысли не было, что они имеют какое то отношение друг к другу. Моя личная история и истории двух убитых женщин с первого взгляда были родом из разных вселенных. Однако чем дальше в лес, тем сильнее путались тропинки. Я уже не исключала, что через пару шагов они сольются в одну дорожку, а может быть, уже слились.
Слишком много трупов. Слишком много женщин. Я пока не понимала, каким образом сложить разрозненные, грудой насыпанные под ногами пазлы в одну картинку. Но что-то подсказывало, картинка одна, общая. И Ира, и Галя, и эти странные письма, и Лешкино исчезновение, и труп Витольда Красинского, обнаруженный нами в дачном поселке, и покушение на меня, нападение на Ларису, а потом и на подлеца Антона, все это стояло слишком близко друг к другу.
Мотив, надо найти мотив, думала я. Даже у самого безумного маньяка всегда есть мотив. Пусть он нелепый, совершенно нелогичный, но он есть. Что здоровому человеку в голову не придет, больному запросто. Но чтобы понять мотив безумца, надо самому быть безумцем. Или попытаться влезть в его шкуру. Представить себя на его месте. И может быть тогда, наконец, понять, что общего между мной и Ирой, между Галей и Красинским, между Антоном и Лешей.
Незаметно тьма накрыла меня. Она была густая, холодная, как разбавленная тиной вода. Я брела, пытаясь нащупать ногами надежную твердь, но ноги уходили по колено в вязкий ил. Когда дышать стало почти что нечем, над головой замаячил свет.
Огромная, до горизонта, каменистая пустыня окружила со всех сторон, налетел ветер, завыл, заклокотал над головой. Белые хлопья снега, падая на мои плечи, превращались в перья.
– Ууууууаааааооооо, – донеслось откуда то снизу. Обернулась и обнаружила, что стою на высокой скале, а внизу расстилается мрачный, непроницаемо черный лес. И только я собралась отойти от края на безопасное расстояние, как кто-то толкнул меня в спину. Я едва не полетела вниз. В последний момент уцепилась рукой за край скалы и повисла над пропастью. Руке было больно цепляться за острые камки, силы оставляли меня. И тут появилась женщина в белом. Она вынула из широкого рукава узкий клинок и с размаху пригвоздила мою кисть к камню. Железо легко вошло в мою плоть и сквозь нее в гранитный уступ. Таким образом я была спасена от неизбежного падения. Но было очень больно.
14. Тайна белого озера
Проснувшись от собственного крика, увидела, что Рита запустила когти в мою руку и радостно долбит клювом мизинец.
– Поди прочь, – с трудом вклиниваясь в реальность, шикнула я на Риту.
Та тяжело поднялась с место и взгромоздилась на шкаф. Ее красноватые глазки презрительно буравили меня, она словно пыталась отругать меня за что-то, но никак не могла найти подходящих слов.
Я встала, пошатываясь от навалившейся вдруг стопудовой усталости, вышла на кухню и заварила крепчайшего кофе. После второй чашки в голове слегка прояснилось. Если бы так же просто можно было разогнать туман над нашим делом. Мы окончательно запутались в событиях, деталях и фактах и конца края не видно измотавшей нас истории. Досье пухнет, словно перезревшая опара, а ясности и малой толики нет. Милиция тоже топчется на месте, ни в деле об убийствах Иры и Гали, ни в трагической кончине Красинского, со стороны наших доблестных органов подвижек нет. Но я не могу сидеть, сложа руки, в то время как Лешка… Мне было страшно даже представить, что он может делать в это время. Что с НИМ могут делать…
Мы который день подряд разбрасывали камни, но давно пора было собирать их, начать хоть с самого маленького, хоть с какой то однозначной зацепки, которая через секунду не превращалась бы в химеру, в студенистую медузу, ускользающую из рук, не имеющую примет.
– Петр Петрович, извините за беспокойство, – набрав номер Сидорова и выслушав его бесконечно вежливое «да, я вас внимательно слушаю», попыталась объяснить, что хочу. Не знаю, понял ли он меня, но тут же предложил зайти, а в случае моей неготовности к визиту, предложил навестить меня сам. Но к себе приглашать никого не хотелось, квартира в последние дни производила крайне унылое впечатление. Отвратительное запустение царило в каждом ее уголке. Ну почему мы не купили диван? Почему я не уговорила Лешку. Он бы тогда не поехал на свои встречи, он отложил бы все визиты, и мы потратили вечер на путешествие по бесконечному торговому залу. А потом долго бы суетились с погрузкой-разгрузкой. И может быть, все обошлось бы, опасность обошла бы нас стороной.
– Рад видеть вас, Настенька. Знаю, знаю о вашей беде, – Сидоров виновато топтался в коридоре, предлагая мне поочередно то одни, то другие тапки. После того, как я выложила Аннушке про исчезновение Лешки, прошло порядком времени, чтобы она успела оповестить весь дом.
– Да вот, – я проигнорировала предложенные мне шлепанцы и прошла в гостиную в обуви. Сидоров не возражал.
– Вы знаете, я уверен, что все образуется. С Алексеем не может произойти ничего плохого, ничего непоправимого.
– Точно знаете? – не слишком добро вскинулась на него я.
– Точно, Настенька, уж поверьте.
– Объясните.
– Простая военная логика. Человека не станут похищать ради того, чтобы причинить ему зло.
– Ой ли?
– ТАК похищать не станут. В центре города, у всех на виду. Ведь именно таковы обстоятельства дела? Я даже не уверен, что его похитили. В классическом, так сказать, варианте. Возможно, его просто удерживают, пытаются удержать…
– Шило и мыло, какая разница?
– Большая, нюансы есть и они в вашем случае важны. Как я понимаю, вы пришли ко мне с каким то вопросом? Весь внимание.
– Да, действительно. Я хотела вас спросить, только скажите честно – вы не брали тот камень?
По тому, как изменилось лицо Петра Петровича, я поняла, что на этот раз угодила точно в цель. Он побледнел, скулы его зарозовели нервным румянцем, когда он попытался ответить, вместо слов изо рта вылетел лишь хриплый стон.
– Зачем, зачем вы его взяли??
Сидоров потер виски, потом поднялся с места и вышел из комнаты. Отсутствовал он примерно минуту. За это время в моей голове вихрем пронеслась целая кавалькада мыслей и идей. Сначала я хотела вскочить и убежав на безопасное от квартиры пенсионера расстояние, позвонить в милицию. Потом я подумала, что надо незаметно послать смс-сообщение Гришке и попытаться выжать из Сидорова все, что возможно. Отметя эти варианты, я уже было остановилась на том, чтобы самой предъявить Петру Петровичу обвинения. Но потом я решила ничего не предпринимать вовсе и подождать развития событий.
– Вот, – сказал Сидоров и положил передо мной на облезлый журнальный стол круглый, приятно гладкий камень.
– Это и правда вы его взяли? – тихо спросила я, как будто ответ был все еще не очевиден.
– Правда, Настя, – так же тихо подтвердил мои худшие опасения Сидоров.
– А второй, второй камень где? – я привстала со своего места, готовая в случае чего дать достойный отпор. Старый бугристый диван тихонько всхлипнул подо мной.
– Второй? – удивился Сидоров, – второго там не было. Там был только один камень. Вот этот.
– Не держите меня за дуру! Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Речь идет о втором убийстве. Точно такой же камень был рядом с трупом второй убитой женщины.
