— Ладно, сантименты потом. Так, сразу позвони мне, как только выяснишь насчет билетов.
Как бы не так. Стоило мне открыть рот, чтобы озвучить свое решение, как Анна, Мария и Фима дружно воскликнули:
— Ну конечно! Конечно! Что это вы, Настя, придумали?
— Ничего я не придумала. Мне надо вернуться в Москву.
— Что? Срочные дела? — недобро усмехаясь, спросил Фима.
— Ага, — кивнула я, — срочнее некуда.
— Так не пойдет, — сказал Фима.
— Ну конечно, так не пойдет! — подтвердила Анна. Или Мария.
— Конечно, не пойдет! — подвела итог Мария. Или Анна.
Они окружили меня кольцом, и кольцо это постепенно сужалось. Кажется, я попала. Сейчас главное — сохранить спокойствие. Главное — не показать виду, как сильно я напугана. С трудом попыталась улыбнуться. Зеркало напротив отразило жалкую кривую усмешку.
— Вы нас, Настя, боитесь, что ли? — Девочки переглянулись и дружно пожали плечами. — Ну можно подумать! Можно подумать! Вы, Настя, нас удивляете. Зачем же тогда полетели с нами?
— Затем, что я обещала это вашему отчиму. Это он меня попросил. И ваша мать, она тоже просила.
— Ну так, значит, вы должны выполнить их просьбу. А? Не так ли?
— Ну конечно! — передразнила я их. — Ну разумеется! Мы с вашими родными о таком не договаривались! Я тут вам не девочка на побегушках, не бесплатное приложение к билетам! Вы что себе возомнили?
Я решила пойти ва-банк. Внутренний мандраж, готовый вот-вот выплеснуться истерикой, трансформировался в неподдельную ярость. Но стоило мне опасно близко приблизиться к Марии — или к Анне? — как я была вырублена профессионально точным ударом. Таким быстрым, таким непринужденным, что даже не успела ничего понять. Через мгновение я уже лежала на полу рядом с кукольно тонкими ножками, обутыми в серебристые туфли.
— Вы никуда не полетите, — спокойно сказала одна из сестер.
— Пока мы вам не разрешим, — добавила вторая.
— Вот как? — Я неуклюже поднялась с пола и, держась за отчаянно коловший бок, с удивлением уставилась на фурий.
— Да, да, именно так, — подтвердили они и, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, ушли из комнаты.
Своего паспорта я конечно же не нашла. Дура. Ах, какая дура. Ну отчего я затеяла этот спектакль? Неужели длины моих извилин не хватает даже для того, чтобы как следует оформить такую простую мысль — важные дела надо делать тихо?
Ни паспорта, ни билета, ни кредитной карты. Я оказалась пленницей этих отмороженных путешественников. А самый жуткий кошмар заключался в том, что я по-прежнему ни черта не понимала в происходящем. Нисколько!
Дверь приоткрылась.
— Телефон. — Фима протянул ко мне лопатообразную руку.
— Что? — опешила я.
— Телефон! Дайте ваш телефон.
— Зачем?
— Настя, возможно, сейчас вы готовы вообразить себе невесть что. Но вы не правы, вы делаете ошибочные выводы. Мы не бандиты, не похитители женщин бальзаковского возраста. Просто так сложилась ситуация, что мы не можем сейчас вас отпустить.
— Милое дело. Как жаль…
— Нам тоже очень жаль. Но попробуйте взять себя в руки. Все будет хорошо, вот увидите.
Фима пообещал мне это с таким лицом, с каким врач-онколог, наверное, утешает приговоренного к очень печальной и близкой перспективе больного. Конечно, я ему не поверила. Сейчас передо мной был совсем другой человек, не похожий на того, которого я знала еще несколько часов назад. Я и тому-то человеку не верила, а уж этому новому — и подавно. Мне хотелось бежать и от него и от сестер со скоростью света. Но не оставалось ничего другого, как молча отдать телефон и отвернуться, чтобы он не заметил предательских слез.
Адреналин, который гнал меня в это путешествие и подпитывал в первые дни в Калькутте и еще отчасти питал во время перелета в Гонконг, растаял бесследно, он сменился глухой безнадежной тоской. Тоже мне, вообразила себя спецагентом… Правильно говорит Лизавета, умею я найти приключения на свою задницу.
Думай, Настенька, думай. Конечно, тебе никогда этот процесс не давался просто, но все- таки расстарайся как-нибудь, уж как-нибудь, как-нибудь. Ведь не бывает такого, чтобы совсем ничего нельзя было придумать. Может быть, обратиться в российское консульство? Что я им скажу? Что они подумают, если я поведаю им о своих подозрениях? Какими словами я выскажу то, что не дает мне покоя? Расскажу о связи между убийством Фредди и взрывом в Калькутте? Но есть ли связь? Пожалуюсь на то, что у меня отобрали паспорт? Это ведь противозаконно — отбирать у человека паспорт? Или мне следует ждать, пока Гришку не всполошит мое молчание? Сегодня он вряд ли о чем-то начнет беспокоиться, а вот завтра, когда я не выйду на связь и он не сможет до меня дозвониться… Подождать до завтра? В любом случае ни в какое посольство мне уже не попасть. Да и при мысли о том, что мне придется каким-то образом самостоятельно крутиться в этом городе, становилось очень плохо, до такой степени некомфортно, что проще было помереть. Но у меня все-таки были кое-какие планы на жизнь.
Мы с Лешкой наконец-то доделали ремонт, мы практически утрясли все бытовые вопросы. У нас даже появилось достаточно денег, чтобы ни в чем себе не отказывать. Мы летом собирались на Мальдивы… При мысли о Мальдивах в горле опять запершило. Господи, а если со мной что-то случится? Что же, не будет никаких Мальдивов? Господи, да если со мной что-то случится, его тут же мигом захомутает эта сука Леночка. Она так и вьется около Лешки, а то я не вижу. Такой дамочке спуску давать нельзя. Она мигом займет чужое место. Эта мысль придала мне сил. Нет, фигушки! Так просто сдаться? Так вот отдать какой-то драной крашеной кошке свое трудно заработанное счастье? Да не бывать такому!
Поздно вечером троица отправилась в город, предварительно закрыв дверь на все имеющиеся замки. А рано утром в новостях показали уже знакомую мне картинку — развороченный взрывами бар в старой части города. И снова Анна с Марией как завороженные смотрели на экран. И снова Фиму тошнило в туалете, а потом он лежал с холодным компрессом на лбу. Я молчала, стараясь не привлекать к себе ни малейшего внимания.
— Вы что, Настя, решили, что это сделали мы? — повернулась ко мне Мария. Или Анна.
Что ей было ответить?
— Господи, ну конечно! — принялась за старое ее сестра. Могли бы уже не паясничать. — Конечно, она так и подумала!
— Да нет же! Мы сами ничего не понимаем! Мы не понимаем, правда! — наседали они на меня с двух сторон. — Это не мы, не мы!
— Случайность, разумеется, — философски заметила я. — Вы опять ушли за несколько минут до взрыва…
— Да! Ну конечно! Именно так и было. Марии сделалось плохо, очень душно было в этом баре, мы не стали дожидаться официанта, оставили деньги и ушли. И все! Мы ничего не знали.
— И даже не догадывались? Зачем вы пошли в этот бар? Зачем вы пошли в то кафе в Калькутте? Вырядились, как на парад, и пошли в какое-то занюханное кафе!
Девочки вскочили на ноги, забегали по комнате, от их суматошной беготни просто ураган поднялся. Волосы летали, ноги мелькали. Они непрестанно махали руками и пытались перекричать друг друга, объясняя мне, что ни сном ни духом не причастны ко всей этой чертовщине.
Я дернула за руку ближайшую ко мне девицу. Та послушно остановилась. Рука оказалась очень теплой, почти горячей и какой-то по-детски беспомощной. Невозможно было представить, что именно этой рукой совсем недавно крошка уложила двоих амбалов.
