гребной вал с самого начала был с значительными дефектами, и в настоящее время судно не имеет возможности давать задний ход, а при форсировании льдов без заднего хода нельзя раздвигать льдины— ведь для этого надо сначала отступить для разбега. Таким образом, зажатый льдами „Совет“ неминуемо обречен на зимовку, а на нем, кроме команды, 63 колониста, из них 36 женщин и детей, для половины людей нет теплой Одежды.
Наш рассказ о состоянии льдов вокруг острова убедил совещание, что дальнейшие попытки пробиваться—бесцельны.
Так и было сформулировано постановление, но тем не менее, Дублицкий исполнил свой долг до конца, пробыл еще 6 дней у кромки льда, в надежде, что изменившийся ветер откроет проход к острову, и только 12 сентября, когда уже окончательно выяснилась недоступность Врангеля в этом году, пошел обратно в Владивосток.
Во время обеда и совещания меня все время мучило опасное положение самолета у борта парохода — время от времени льдины отрывались от кромки и грозили повредить самолет. Но нельзя было улететь, не произведя погрузку продовольствия для острова — и приходилось терпеливо ждать. К концу совещания в каюту прибежал встревоженный Страубе, и с обычной своей экспансивностью заявил, что надо немедленно улетать — льды придавливают самолет, и отталкивая их, матросы повредили руль высоты. Действительно кромка руля была несколько смята (повреждение пока еще не смертельное) и новая льдина теснилась к машине.
Совещание спешно заканчивается и мы один за другим соскальзываем по трапу в самолет. Концы отданы, лодка отбуксировала машину, моторы на этот раз заводятся быстро — и вот уже прощальный круг над „Советом“. Палуба снова полна людьми, но трудно с высоты 200 м различить знакомые лица. Курс — обратно, на запад, к мысу Гаваи, который сейчас хорошо виден. На северо-востоке виден и остров Геральда, мрачная скала среди льдов, круто возвышающаяся над торосами. Здесь предполагалось поселить нескольких колонистов.
„Совет“ все уменьшается. Сначала игрушечное черное суденышко у кромки сияющих льдов — потом черная точка на сером поле.
Как всегда на самолете, оставленное сзади сейчас-же забывается: смотришь вперед, на угрюмые утесы Врангеля, на злые льды, теснящиеся к нему. К сожалению, у нас нет горючего, чтобы облететь вокруг острова — приходится ограничиться наблюдениями над восточной частью острова и тем, что можно видеть издали, с юга. Тем не менее, на: основании этих наблюдений, Салищеву удалось составить карту острова, а мне дать его орографическое описание, значительно более полные, чем существовавшие
раньше,[6] На острове за несколько часов нашего отсутствия ничего не изменилось — стало только немного теплее. В бухте стоит зеленая „Савойя“ и нас на берегу встречает Красинский — он так часто посещал о-в Врангеля, как по воздуху, так и по воде, что чувствует себя здесь если не хозяином — то меценатом.
Было бы очень интересно пробыть на острове несколько дней и сделать геологическую экскурсию внутрь, к северной цепи — но уже начинаются заморозки, и нам надо спешить на материк, чтобы закончить там свою работу. Поэтому мы позволяем себе только короткий отдых. Еще немного-моржовой печенки и кофе — и в половине седьмого мы готовы к отлету.
Прощание с колонистами: они все собираются на берегу и я снимаю всех ручной кинокамерой.
После нашего отлета сразу станет на острове тихо и пусто — особенно для четырех русских.
Завезти с „Совета“ новых русских колонистов было нельзя — ведь для каждого на год нужно больше полутонны продуктов. А кроме того, для отопления домов нужен уголь, на острове его почти не осталось, и если старым врангельцам проведшим здесь от трех до шести лет, не трудно будет прожить зиму в ярангах, в пологах, отапливаясь тюленьим жиром, то для новых колонистов это было бы тяжелым испытанием. Из-за недостатка угля пришлось закрыть и радиостанцию—нечем было отапливать здание.
Но существование колонии зимой 1932–1933 г. не должно было быть тяжелым: за исключением необходимости зимовки в ярангах, колонисты ни в чем не могли испытывать нужды. Мы завезли дополнительное продовольствие, патроны, соль — в количестве достаточном для остающихся зимовщиков. И мы покидаем остров с сознанием, что до будущего года он обеспечен и что все, бывшее в силах для нашего самолета, исполнено.
Отходим от берега первые, но снова шалит Бристоль — и самолет долго дрейфует по бухте. В это время „Савойя“ кружит над нами, демонстрируя свое пилотное превосходство. Крутые виражи — снизу хорошо видны люди в кабинах. Отойдя немного от острова, „Савойя“ опять возвращается обратно. Наконец, отрываемся и мы, и летим на юг старым путем.
У острова чисто, и мы видим весь его южный фронт, мрачно чернеющий над льдами.
Снова сплошное кольцо льдов, затем большие полыньи и чистая вода—но тут начинаются облака и туман, мы поднимаемся над ним, и снова не видим ни моря, ни льдов. Впереди ничего утешительного: на материке громоздятся тучи. Не придется ли вернуться с перспективой остаться без горючего?
Ближе к берегу находим окно в тучах и ныряем ко льдам; на этот раз эти зубчатые торосы кажутся нам гостеприимными: ведь берег близко и мы, если не навалится туман, пройдем под низким туманом над самым льдом.
Нам повезло при возвращении: берег был закрыт туманом, но узкая полоса его вдоль моря, пляж и косы, были чисты, и мыс Северный высовывался черной массой навстречу.
Самолет благополучно достиг лагуны; здесь уже снизилась быстроходная „Савойя“, и мы могли снова собраться в холодной палатке на косе — на этот раз с сознанием исполненной серьезной и опасной операции, имеющей большое значение для государства.
Льды в проливе Лонга между Врангелем и материком видели многое: в них не раз у берегов Чукотки зимовали суда, пробиравшиеся с Колымы, и не раз смелый капитан, дойдя до пролива Лонга, должен был оставить надежду пробиться в этом году домой. Один только Дублицкий, много раз ходивший в Колыму, умел миновать эти льды и проводить судно без зимовки.
В январе 1923 г. через пролив Лонга по этим льдам пробирались к материку 3 смелых молодых человека.
Крауфорд, Маурер и Галле, приехавшие в 1921 г. на остров Врангеля по поручению канадского полярного исследователя Вильяльмура Стефансона, с целью далеко не исследовательской: они подняли на острове английский флаг и объявили его присоединенным к великобританским владениям.
Пробыв на острове полтора года и не дождавшись летом 1922 г. судна, они решили выбраться по материку Сибири к Берингову проливу, чтобы организовать новую экспедицию. Но при переходе на материк все трое погибли — как предполагает Стефансон, вероятно во время ночевки взломался лед и они потонули. На острове остался четвертый их спутник, Найт, но он к весне умер от цынги, и корабль спасательной экспедиции, пришедший летом 1923 г. к острову, нашел здесь только домашнюю работницу экспедиции, эскимоску Аду Блекджек с кошкой.
Стефансон продал свои права на остров Врангель аляскинскому „оленьему королю“ Карлу Ломену, и была оделена еще одна попытка колонизовать остров; туда завезли в 1924 г. одного американца и нескольких эскимосов.
Но в августе 1924 г. они были вывезены в Владивосток нашим судном „Красный Октябрь“, и с 1926 г. начался период интенсивной советской колонизации острова и положено начало использованию его природных богатств.
Экспедиция 1932 г. на пароходе „Совет“ была организована очень легкомысленно, это следует признать открыто, — чтобы избежать в дальнейшем подобных ошибок в столь важном и серьезном деле, как освоение острова Врангеля.
Акционерное Камчатское Общество (АКО), владевшее в то время Врангелем, отнеслось к этому вопросу без должного внимания. Для снабжения острова был выделен малопригодный пароход—
