Бригадир Васька Зверинцев отодвинул низкорослого дядю Федю локтем и подал бутылку сначала мастеру Семижильному.
Семижильный побледнел и отворотил лицо.
— Не могу, — глухо сказал он. — Не мory… без закуски.
А Буглов мог без закуски. Он раскроил бутылку, вылил в рот граммов сто пятьдесят, постоял, прислушиваясь к организму, и заявил:
— Один хрен — что особомосковская, что эта. Не вижу разницы.
— Много ты понимаешь! — зашебутился дядя Федя. — Дай-кось мне!
— Водяра — она и водяра, — сказал Буглов, возвращая бутылку Ваське. — Хоть в золото ее зарывай, хоть в дерьмо.
Бригадир Васька Зверинцев отпил еще глоток и не согласился.
— Даже сравнивать нельзя, — сказал он. — Разве что с экспортной. Экспортную нашу кто пробовал — нет?
Тут они с Бугловым поспорили — на литровку. Семижильный разнял. А спорщики сбросились и погнали дядю Федю в гастроном за нормальной бутылкой — для сравнения.
Дядя Федя вернулся довольно быстро — принес поллитровку и, на сдачу, плавленый сырок — для Семижильного.
Семижильный сказал:
— Только давайте в темпе. А то мы здесь до вечера провозюкаемся.
В темпе прикончили выкопанную бутылку, потом — магазинную, и все согласились, что бригадир Васька Зверинцев выиграл. Буглов, правда, маленько поупирался: местный розлив, дескать, — чего вы хотите? Но все же достал две трешки и протянул дяде Феде.
— Мыла только этого не бери на закуску, — наказал он. — Купи лучше селедку.
Дядя Федя принес литр и селедку. Семижильный заволновался.
— Может, подождем до вечера? — спросил он.
Бригадир Васька Зверинцев подумал и рассудительно сказал:
— Нельзя… Селедка засохнет.
— …Эх, ма! — вздохнул Буглов, когда проспоренные им бутылки опустели. — Надо было сразу три брать.
— А ты почерпай еще, — кивнул на траншею дядя Федя. — Может, там другая закопана.
— Это идея! — сказал Буглов и полез за рычаги. Семижильный посмотрел ему вслед и высказал сомнение:
— Ничего он не выкопает. Что он думает — там магазин продуктовый?
— Буглов не выкопает?! — завелся бригадир Васька Зверинцев. — Да Буглов, если надо, черта выкопает! С рогами!
Они поспорили. Буглов спустился на минутку с экскаватора и разнял.
Дядю Федю погнали за третьей бутылкой…
Дождик в марте
Собственно, дождик здесь вроде бы ни при чем. Просто так получилось, что для меня лично как бы с него все началось.
Вдруг ни с того ни с сего зарядил дождь. В середине марта. Явление для наших широт довольно редкое. Сыплет и сыплет, такой, знаете, занудный осенний дождик. Положение, надо сказать, дурацкое — из дому носа не высунешь: в плаще холодно, в шубе — мокро.
Словом, я полных три дня просидел, отрезанный от всего окружающего мира и внешних событий. А на четвертый день ударил морозец, и образовался гололед. Радости, конечно, тоже мало, но, по крайней мере, сверху не мочит. Ну, короче говоря, я, наконец-то, выбрался на улицу.
Я прошел какой-нибудь квартал и встретил Жору Виноградова. Жора с чрезвычайно озабоченным лицом шагал куда-то, прижимая к животу свой любимый магнитофон «Мелодию».
— Здравствуй, — сказал он, подставляя для пожатия локоть. — Извини, старик, спешу очень. Прямо опаздываю.
— В комиссионку? — спросил я, кивнув на магнитофон.
— Да ты что! — обиделся Жора. — Двое суток сидел — ремонтировал его, а теперь бы в комиссионку. Иду записывать песни… — тут он назвал фамилии не то Крулевского и Бруха, не то Бруховецкого и Крулича. У меня отвратительная память на фамилии: я, услышав их, либо немедленно забываю, либо путаю.
— Это какой же Крулевецкий? — спросил я. — Тот самый тенор?
— Ты с луны упал, что ли! — удивился Жора. — Неужели не слышал?.. Ну и пень! Барды это, понял? Весь город гудит, а он…
— Так уж и весь? — не поверил я.
— Чернозем! — обругал меня Жора. — Ты посмотри вокруг!
Я посмотрел.
— На забор, на забор гляди! — подсказал Жора. На заборе висел желтый листочек с расползшимися чернильными буквами:
— Билетов нет, — сказал Жора. — Еще позавчера расхватали… Ну, я побежал. А то пробазарю здесь с тобой.
— Смотри, магнитофон не грохни, — предупредил я, — скользко.
— Не дрейфь! — успокоил меня Жора.
Мы попрощались, и я завернул в магазин, купить сигарет. А когда вышел обратно, Жора ползал на коленях по тротуару, складывая в разостланный плащ осколки магнитофона.
— Поздравляю! — сказал я. — Черт тебя вынес в гололед с такой дорогой вещью!
Жора не прореагировал на мои слова. Он как раз гнался за какой-то верткой пружиной…
«Ну, положим, Жорка фанатик, — думал я, расставшись с Виноградовым. — Скажет тоже! — весь город гудит. Это он сам гудит за весь город».
Однако в коридоре редакции меня перевстрел Зейц, отвел в сторону и зашептал:
— Слушайте, вы уже были на бардах?
— Нет еще. А что такое? — на всякий случай тоже шепотом, ответил я.
Зейц оглянулся вокруг, привстал на цыпочки, дотянулся до моего уха и сказал:
— Обязательно сходите. Весь город потрясен.
— Неужели весь? — усомнился я.
— Я вам говорю! — пылко заверил Зейц. — Там у них в одной песне есть такая строчка, ну просто… — Зейц зажмурился и покрутил головой. — Погодите, сейчас вспомню… Значит, сначала идет «У тети Клавы- дворника была собачка Тузик»… а потом — м-гу-гу-гу, м-гу-гу-гу. Так вот эта.
— Которая? — спросил я. — М-гу-гу-гу? А про что она?
— Я точно не помню, но очень острая, — сказал Зейц. — Прямо динамит.
Тут в коридоре появился наш предместкома товарищ Подкидной. Зейц вздрогнул, побледнел, быстро пробормотал: «Вы меня не видели, я вам ничего не говорил», — и ушмыгнул в кабинет.
— Здорово, — сказал Подкидной. — Ну, что, тоже, небось, восхищен этими… билибардами?
— Да пока еще не слушал, — сознался я.
— Как же это ты сплоховал? — желчно усмехнулся Подкидной. — Сходи, сходи. Послушай… Весь город плюется.
— Прямо-таки весь? — поддел я его. — Поголовно?
— Есть, конечно, некоторые, что и радуются, — сказал Подкидной, метнув угрожающий взгляд на
