Старик стоял на коленях, хватал камни, они струились у него между пальцами. Сорвал с себя пиджак, бережно прикрыл сокровища, чтобы ничей взгляд не мог коснуться их…
— Отдыхай, Кузя, — шепотом проговорил хорунжий, а сам принялся копать в стене колодца нишу. Так он работал около часа. Потом старик сунул туда один мешочек с золотом, второй, третий…
Старики утомились, да и время к обеду. Прекратили работу, выбрались наверх.
— Веревки захватил с собой? — бросил хорунжий дяде Кузе. — Не дай бог кто…
— С полем вас, друзья-охотники! — торжественно произнес хорунжий, усаживаясь за стол. — Сегодня ночью дичь будет в наших сумках!
Беглый Иван даже подскочил от радости.
— Вот лафа! — во все горло заорал он.
— Ты чего, дура, орешь, как кабан недорезанный? Смотри у меня! — Кулак старика грохнул о стол. Иван тихо, покорно ответил:
— Я ничего… Рад… Дедушка… Денег-то сколько будет, паспорт купим, одежонку! — Ухмыльнулся. Сел.
— То-то, смотри у меня! — более мягко проговорил старик.
После сытной трапезы хорунжий объявил двухчасовой отдых. Иван зашел к себе в каморку, снова вышел, пошел во двор, выглянул за калитку. Никого не видно. Вот только опять этот нищий идет, кажется, сюда. Иван скрылся в помещении. Старик не разрешал Ивану показываться людям, а тут нищий повадился. Но сам хозяин этому «божьему человеку» не отказывал в хлебе, да и денег давал.
Виктор Иванович никак не мог уснуть, ворочался. Наконец, поднялся.
— Отец! — шепотом произнес он. Старик не спал, поднял голову.
— Чего еще?
— Отец! Завтра думаю на работу не поехать, скажу, заболел… Ведь до утра сегодня потеть будем. Отлежусь здесь.
— Это верно. А как сообщить на работу?
— Дойду до сельсовета, позвоню оттуда по телефону начальству, попутно в магазин забегу, хлеба куплю…
— Иди, да быстрей, — согласился старик и повернулся на другой бок.
— Так, говоришь, передали — «В 22.00 дома и на работе»? — переспросил комиссар полковника Теплова.
— Так точно! Слово в слово! — подтвердил тот.
— Вот и хорошо, что слово в слово. А дело — в дело!
Стой, кто идет?!
— Быстрее тяни, веселей! — беспрестанно доносился из колодца голос старика, чуть приглушенный волнением и расстоянием.
Он там, на дне, грузил в ведра небольшие кожаные пудовички с золотыми монетами, а Виктор Иванович поднимал их наверх. Иван бегал между колодцем и хибаркой, передавая дяде Кузе один мешочек за другим. И они тут же исчезали в тайнике, в подвале.
Так с остервенением они работали второй час. Ночь выдалась темная. Ветер гнал низко плывущие облака, вот-вот пойдет дождь.
— И пусть себе идет, пусть идет, — шептал хорунжий. — Зато к нам никто не придет. Кто сюда пойдет? День воскресный, ночь темная, погода промозглая. Все по домам сидят…
Виктор Иванович опять вынул ведро, покачал головой — Иван не успевал носить. Накопилось уже штук десять мешков, лежали горкой, а старик все кричал: «быстрей! быстрей!».
Взглянул на светящийся циферблат — время к десяти часам. Вытер с лица пот, смешанный со струйками дождя, и опять продолжал работу.
Он стоял на доске, над зияющим устьем колодца, ему были видны согбенная, в непрерывном движении фигура отца да огонек фонаря.
Подбежал Иван, и тут же из темноты прозвучало резкое, повелительное:
— Стой! Кто идет?!.
— Руки вверх! — и тут же два мощных луча осветили работающих.
Беглец выпрямился, поднял руки. Но почему сын старика не выполнил приказа? Стоит будто его это не касается, и разглядывает в темноте лицо подавшего команду.
— Виктор Иванович! Это я, старший лейтенант Кадыров!
Иван стоял и не понимал, что происходит. Почему человек в милицейской форме разговаривает с сыном матерого преступника?
— Виктор Иванович! — негромко из темноты донесся другой голос. Второго человека Галичев не видел: в глаза бил ослепительный поток света. Но по голосу узнал Тольку — рабочего с железнодорожной станции.
Из темноты, со стороны тропинки, ведущей к жилью хорунжего, донеслись голоса, топот бегущих. Виктор Иванович не спускал глаз с Ивана, покорно сидящего с поднятыми руками, и на всякий случай схватился за черенок лопаты.
…Автомашина остановилась, не доезжая метров двести до кибитки хорунжего.
Кругом темень. Где-то лениво тявкала собака, да монотонно шуршал мелкий холодный дождь.
— Стой! Кто идет? — послышался из темноты негромкий голос.
— Ахмедов! Открылась дверь.
— Входите, товарищ комиссар!
Маленькая комнатушка заполнена до отказа. Керосиновая лампа еле вырывала лица из темноты. Дядя Кузя сидел на скамейке под иконами, икал, исподлобья оглядывал собравшихся, что-то бормотал и беспрерывно крестился.
— Товарищ генерал! Разрешите действовать по плану операции! — обратился лейтенант Теплов к комиссару милиции Ахмедову.
— Действуйте! — бросил комиссар.
Теплов махнул рукой своей группе: пошли! Подсвечивая дорогу, старший лейтенант Кадыров вел группу к колодцу.
— Здравия желаю, Виктор Иванович! — многозначительно произнес Григорий, останавливаясь шагах в двух от него.
При свете фонаря тот узнал соседа по санаторию.
— Гриша! Какими судьбами? И Рашид тоже здесь?
— Не здесь, так где-нибудь поблизости. Такая уж служба наша.
— Вон оно что… Служба, оказывается… Смотри-ка, и «охотник» тут, и «нищий»…
— И «беглый Иван» — послышался веселый голос, и к ним подошел «беглый преступник» — капитан милиции Петриченко.
— Да, дела… — весело протянул Виктор Иванович. — Дела… Значит, «беглый Иван» и тот «нищий», что к нам похаживал, ваша работа? — с удивлением смотрел он на Теплова, будто только сейчас встретил его.
— Все наши! Вот только прыгнул «Иван» тогда, действительно, неловко. Повреждение ноги не входило в план. А сейчас — хватит разговоров! Дело не кончено еще!
— Смотри, Гриша, вот оно золото, украденное у народа! Смотри! — метнул Галичев луч на груду лежащих мешочков. — И мы вернем-его настоящим хозяевам.
Там, внизу, старик, должно быть, услышал разговор и понял из доносившихся к нему фраз, что все
