спальнями моим новым приятелям, а какие пустуют в ожидании редких гостей.
В конце концов я отыскал ту самую комнату, где мне довелось побывать прошлой ночью, уселся на пол, скрестив ноги – смешно сказать, но я почему-то не решился потревожить своим задом хозяйские ложа, – и принялся ждать.
«Если уж я хочу, чтобы они вернулись домой, значит, скоро кто-нибудь да появится, – лениво думал я. – Это же мой сон, в конце-то концов!»
Словно в ответ на мои оптимистические размышления из коридора послышался голос Марлона Брандо: «Хорошо, что ты растормошил их, Игг! Теперь я удивляюсь, почему ты не сделал этого рань…»
Афина осеклась и застыла на пороге комнаты, увидев меня. Наверное, все-таки не ожидала, что у меня хватит наглости явиться на следующую же ночь после ее гениального разоблачения.
– Я рад, что ты решил вернуться, гость. Приветствую тебя, – важно сказал Один.
Я сразу понял, что Афина сдержала слово и не поделилась с ним своим открытием. Его радость по поводу моего появления была сдержанной, но совершенно искренней.
– Я и сам рад, что решил вернуться. Впрочем, я заглянул только на минутку. Хотел узнать, помогли ли вам мои книжки.
– А разве ты не следил за нами в своих снах, как прежде? – настороженно спросила Афина.
– Я бы и рад, – я развел руками, – но я, знаешь ли, не все время сплю. Вот только что задремал и сразу увидел, что пришел к вам в гости, а вас нет дома. Решил подождать и посмотреть, что будет дальше.
– А у тебя, часом, нет желания увидеть сон о том, как ты вместе с нами сражаешься с армией мертвецов? Мы собираемся хорошо повеселиться.
Чувствовалось, что Один вернулся с совещания. Он тут же попытался взять быка за рога и завербовать еще одного наемника в свое малочисленное, но элитное войско.
– Даже не знаю… – нерешительно протянул я. И уже тверже добавил: – Не думаю! Не люблю сны про войну. Да и зачем я вам нужен? Вояка из меня никудышный.
Афина саркастически усмехнулась краешком чужого рта и вышла из комнаты. Ну да, могу себе представить, насколько нелепо звучало подобное заявление в устах предводителя той самой грозной армии, с которой они как раз собирались сражаться.
Знала бы она, как искренне я сам верил, что говорю чистую правду! Я и в школе-то дрался кое-как. Моих познаний в науке кулачного боя кое-как хватало, чтобы с горем пополам «сохранить лицо» – не больше.
Через минуту Афина вернулась. Теперь это была именно она. Не какой-нибудь дурацкий Марлон Брандо, а та невероятная женщина, которая с самого начала очаровала меня несколько больше, чем следовало бы в данных обстоятельствах. Я заметил, что Одина эта перемена обрадовала не меньше, чем меня самого. «Наверное, он в нее немножко влюблен, – сочувственно подумал я. – Или даже не „немножко». Ничего удивительного, могу его понять!»
– Да, к сожалению, я действительно не так безобразна, как хотелось бы, – проворчала Афина, заметив, с каким нескрываемым восторгом мы оба на нее пялимся. – Ничего, переживете!
Один нахмурился, смущенно и сердито, словно его застали за каким-то неприличным занятием, вроде ковыряния в носу. Мне стало смешно и немного грустно: тоже мне боги! Проблемы этих симпатичных ребят вполне укладывались в рамки какого-нибудь примитивного молодежного телесериала.
– А ты ведь тоже красавчик, гость, – неожиданно заметила Афина. – Тебе это никогда не мешало?
– Скорее наоборот. Я бы даже не отказался кое-что подправить и улучшить, чтобы моя жизнь стала совсем уж лучезарной.
– Ну да, ты же мужчина… если, конечно, не притворяешься! – вздохнула она.
– Куда уж мне. Да и зачем?
– Ну, не знаю – мало ли зачем… Мне, например, доставляет удовольствие пребывать в мужском теле. Да и нашего Ареса никто силой не заставляет превращаться в белокурую красотку – просто ему так нравится. Скучно всю жизнь оставаться тем, кем родился, – объяснила Афина. – Так что попробуй на досуге, мой тебе совет!
– Мне кажется, что гостя, да еще и такого, которому мы обязаны избавлением от напасти, следует не только развлекать беседой, но и щедро угощать, – вмешался Один.
– Ну да, конечно, как я могла забыть, с кем имею дело. Легендарное гостеприимство северных варваров, как же, как же! – рассмеялась она. – Ладно уж, Хрофт, не дуйся. Если тебе кажется, что в брюхе нашего гостя должно оказаться как можно больше пищи, что ж, значит, будем ее туда помещать. Кто я такая, чтобы спорить с тобой, о Отец Мудрости! Пойду погляжу, осталось ли хоть что-то в наших оскудевших закромах.
Она вышла из комнаты с таким довольным и злорадным выражением лица, словно собиралась насильно напоить нас с Одином рыбьим жиром, а на десерт подать кипяченое молоко с пенками.
– Я давно не видел Палладу такой веселой, – заметил Один. – Ты вернул ей радость, гость. Хотел бы я знать, кто ты! Не из пустого любопытства, а для того чтобы понять, кем надо быть, чтобы вернуть ей радость?
– Наверное, для этого надо быть наваждением, – усмехнулся я.
– И каково оно – быть наваждением? – с неподдельным интересом спросил Один. – Мертвым я уже был, а вот наваждением – никогда.
– Я тоже был мертвым. Правда, всего пару раз и совсем недолго. Если честно, мне совсем не понравилось.
– Мне тоже не слишком, – согласился Один.
– А вот быть наваждением – редкостное удовольствие: все равно что быть живым, только еще лучше… Не знаю, как объяснить!
– И не нужно. Мне понравилось, как ты это сказал. Ты произнес нескладные слова, в которых не было ни капли пойла скальной твари, так, что на миг меня посетили все твои чувства. Это великий талант – говорить так, гость! Ты мог бы стать знаменитым скальдом.
– Скальдом? Я уже пробовал однажды, получилось не очень-то, – признался я. – Правда, тогда я был ужасно молодой и такой глупый – завидки берут!
– Значит, тебе следует попробовать снова. Глядишь, теперь получится… Ты не кажешься мне молодым, хотя на твоем лице отпечаталось не слишком много прожитых лет.
– Ладно, я попробую, – улыбнулся я. – Если еще успею.
– Все можно успеть, – строго сказал Один. – Даже за день до Последней Битвы еще можно успеть сделать все, что должно. Если бы я так не думал, я бы уже давно узнал на собственной шкуре, что такое отчаяние.
– Что ж, я рад, что ты до сих пор не знаком с его горьким вкусом, от которого сохнут губы и появляются слезы на глазах…
Один поморщился.
– Не продолжай, гость. Ты слишком хороший скальд! Если ты произнесешь еще несколько слов, я, чего доброго, сам почувствую этот проклятый вкус…
– Извини, – удивленно сказал я. – Но думаю, что дело не в моих талантах. Просто ты сам – гениальный слушатель.
– Это правда, – согласился он. – Больше того, я – единственный НАСТОЯЩИЙ слушатель. Всякий скальд слагает слова в строчки лишь для того, чтобы доставить мне радость. Даже те, кто не подозревает о моем существовании. И горе тому, чьи труды не достигли моего слуха! В его стихах не будет силы. Как бы мастерски ни сплетал он слова, без моей помощи они не найдут путь ни к одному из сердец.
– Теперь все ясно: уж мои-то труды явно ни разу не достигали твоего слуха! – рассмеялся я. – Оно и к лучшему: по крайней мере, сегодня мне не приходится краснеть.
Афина вернулась к нам во главе целой армии своих больших оживших игрушек – Любимцев, как она их называла.
– Веселитесь? Ну-ну… Впрочем, это не так плохо: наконец-то в моем доме хоть кто-то веселится! А то в последнее время здесь уже стены стонут от наших с Одином угрюмых рож.
Пока она насмешничала, трогательные мохнатые существа принялись хлопотать, торопливо расставляя бесчисленные мисочки и кувшинчики. У меня создалось впечатление, что хозяйка велела им с
