глазах этих странных тварей я был всего лишь долгожданной пищей, лакомым куском, чем-то вроде бутерброда с икрой. Их общая убежденность парализовала меня, под тяжестью их голодных глаз я почти превратился в этот самый «бутерброд» – куда только подевалось мое хваленое могущество!
– Не думай ни о чем, лучше просто слушай музыку, это наш подарок тебе. Тот, кому суждено умереть, имеет право напоследок прикоснуться к лучшему, что у него было. Любая жизнь когда-нибудь заканчивается, теперь закончится и твоя. Пришло время умирать.
Шепот одного из моих убийц – судя по змеиной морде и пучкам перьев, жизнерадостно зеленых, как весенняя травка, со мной говорил Кецалькоатль – почему-то казался мне самым нежным и умиротворяющим звуком во Вселенной. Я больше не предпринимал никаких попыток спастись, даже вялых поползновений позвать Джинна – скорее всего, просто потому, что никак не мог поверить, будто смерть действительно стоит на пороге.
Наверное, я просто привык к тому, что мне все время как-то удается выкрутиться. То чудо какое-нибудь случится, а то просто просыпаешься и понимаешь, что все было обыкновенным ночным кошмаром. Так что перед лицом настоящей опасности я оказался невероятно медлительным и неповоротливым. А когда до меня наконец-то дошло, что все происходит на самом деле, было уже слишком поздно.
Хвала небу: я до сих пор не помню подробностей. И прикладываю все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы не вспомнить. Знаю только, что мне пришлось умереть сотню раз кряду и каждая новая смерть была мучительнее (и утомительнее) предыдущей. Индейские боги забирали себе мои жизни, извлекали их из меня одну за другой, вытягивали, как тянут нерв из больного зуба, только этим самым «зубом» был весь я, без остатка.
Помню, что воля к жизни оставила меня, и я хотел только одного: чтобы все это закончилось как можно скорее, чтобы уготованная мне смерть оказалась обыкновенным небытием, которого я так боялся прежде, а не вечным умиранием.
А потом все это действительно закончилось. Я почему-то был по-прежнему жив, и меня кто-то обнимал за плечи, а перед моими почти ослепшими от боли глазами нечетко проступали контуры полузнакомого лица. Через несколько секунд я кое-как сфокусировал зрение и узнал это лицо.
– Один, откуда ты здесь взялся? Никогда не думал, что после смерти попаду в Вальгаллу. У меня ведь не было меча в руках. И вообще никакого оружия не было. Оставил его где-то, болван!
– А ты и не попал в Вальгаллу. Ты жив. Здорово ты влип, гость! И как тебя угораздило? Нельзя бродить без оружия по незнакомым местам.
– Думаю, что с оружием тоже не очень-то можно, – слабо улыбнулся я.
– Ты идиот, – сердито сказала Афина.
Только тут до меня дошло, что это именно она нежно обнимает меня за плечи. Я поверить не мог в такое чудо!
– Почему ты не там, где тебе положено быть? – спросила она, как строгая мамаша, обнаружившая, что ее чадо пошло в кино вместо того, чтобы делать уроки.
– И где же это мне положено быть? – горько усмехнулся я.
– Сам знаешь!
– Я устал быть там, где мне «положено». Я очень хотел остаться один. Хотя бы на пару часов, а еще лучше – навсегда.
Я обнаглел настолько, что опустил голову на ее плечо. В конце концов, я столько раз умер за этот бесконечно долгий день, что имел полное право делать все, что хочу, – просто потому, что мои телодвижения как бы и не являлись настоящими осмысленными поступками, так, продолжение затянувшейся агонии. Заодно я позволил себе закрыть глазаи сосредоточиться на одном-единственном упоительном ощущении: прикосновении затылка и левого уха к теплому плечу Афины.
Несколько минут спустя я все-таки спросил:
– Как вы здесь оказались, ребята? И как вам удалось прогнать этих тварей? По-моему, они самые могущественные существа во Вселенной, разве нет?
– Мои руны гораздо сильнее, – надменно сообщил Один. – Видел бы ты, как они корчились, когда здесь появились мы с Палладой! Они бежали от нас, как проворные зайцы. Но если бы не твоя помощь, моя магия оказалась бы бесполезной. Поэтому мы сразу отправились выручать тебя, когда твой удивительный раб пришел к нам за помощью.
– Раб? Какой такой раб?
– Призрачный сладкоречивый великан, – пояснила Афина. – Он появился на моей амбе, перепугал Любимцев, заворожил Хранителей… Скажи ему, что я очень на него сердита!
– А, Джинн! Теперь ясно, куда он подевался. Понял, что ничем мне не поможет, и рванул за подмогой – какой молодец! И вы так сразу согласились прийти мне на помощь? – Яповернул голову и внимательно посмотрел на Афину: – Как ты-то решилась? Ты ведь знаешь, кто я такой. Может быть, эти голодные индейские боги собирались оказать вам величайшую услугу.
– Тебе не понять. Мы с Одином привыкли платить по счетам. Неблагодарный быстро теряет удачу, знаешь ли. Ты помог нам, мы помогли тебе. Теперь мы в расчете и можем больше не церемониться друг с другом.
Пока Афина ораторствовала, моя голова по-прежнему лежала на ее плече, и она не предпринимала никаких попыток положить конец этому безобразию. Ее слова самым восхитительным образом расходились с делом, и это превращало меня в совершенно счастливое существо. Быстро же я оклемался!
– Я тоже знаю, кто ты, – вмешался Один. К моему величайшему удивлению, он говорил спокойно и даже вполне дружелюбно. – Я развязал язык Гекате, это оказалось не слишком сложно! Конечно, я мог бы догадаться и раньше, но что происходит с отпущенной нам мудростью, когда наше время подходит к концу?!
– И ты знаешь? Но почему в таком случае?..
– Ты любопытен, как женщина. Другой на твоем месте перестал бы интересоваться даже собственным именем – после такой-то передряги! А тебя по-прежнему занимают чужие дела. Сколько раз ты только что умер?
– Много. Я не считал, знаешь ли.
– Когда я принес себя в жертву и побывал за чертой – всего один раз! – я переменился так, что серебряные зеркала, перед которыми я стоял прежде, отказывались отражать мое лицо, а тебе все как об стену горохом! – укоризненно заметил он.
– И все-таки почему? – упрямо спросил я.
– Потому что было бы глупо продолжать считать тебя настоящим врагом. Я больше не думаю, что ты – Сурт из Муспелльсхайма. И я совершенно уверен, что ты – не Локи, его бы я узнал в любом обличье. Безумная ведьма Вёльва ни единым словом не упомянула тебя в своем пророчестве, и это дарит мне великую надежду! Ты не умеешь ненавидеть и быть неистовым. Думаю, ты и сражаться-то толком не умеешь.
– Не умею, – подтвердил я. Потом вспомнил свои подвиги у храма Сетха, решил, что прибедняться все- таки не стоит, и честно добавил: – Разве вот просто уничтожать все, что под руку подвернется, – иногда, под настроение…
– Уверен, что ты действительно вполне способен разрушить то, что осталось от этого прекрасного мира. Случайно, или нечаянно, или просто «под настроение», как ты сам выразился. А иногда твоего могущества не хватает даже на то, чтобы сохранить собственную жизнь, как это случилось сегодня. Ты – не воин, ты – гость, любопытный вечный скиталец вроде дружка Паллады, Улисса, и совсем не случайно ты назвал себя Гестом в нашу первую встречу. Одним словом, ты не враг нам. Правда, ты и не друг – ни нам и вообще никому. Так, наваждение. Афина с самого начала была права, а я ей не верил… Но ты помог нам, когда это требовалось, и ты не хочешь нашей гибели. О таком противнике можно только мечтать! Если тебя не будет, найдется кто-то другой, чтобы возглавить твою армию. Думаю, это будет Лодур, как и предсказывала Вёльва, и тогда все пойдет как по писаному. Я думал всю ночь и понял, что нам следует дорожить твоей жизнью.
– Хорошая идея, – хмыкнул я. – Вот уж не надеялся, что она может прийти тебе в голову!
– Ты же сам вспомнил, что одно из моих имен – Отец Мудрости, – снисходительно заметил Один.
– Ты не рассуждай, а лучше скажи, что ты теперь собираешься делать, – потребовала Афина. – Неужели
