Она не нашла, чем крыть.
– Доброй ночи, господа боги! Грустим понемножку – так, что ли?
Пока я уверял упрямицу Афину, что мои руны всегда говорят правду, обещанный гость уже явился. Стоял на пороге, скрестив руки на груди, и криво улыбался одной половиной рта. Я сразу увидел, как он переменился. Куда только подевался тот несмышленый мальчишка, которого нам пришлось вызволять из цепких рук Охотников?
Теперь перед нами был кто-то совсем иной, бесконечно могущественный и безмерно равнодушный к собственному будущему. И даже моей мудрости не хватало, чтобы понять, что сулят нам такие перемены.
– Доброй ночи и тебе, гость, – ответствовал я. – С чем ты пришел на этот раз?
– Сам еще не знаю.
Он уселся прямо на пороге – где стоял, там и сел. Без церемоний.
– Для начала я должен извиниться перед Афиной. Сегодня я нечаянно отправил в космос ее дядюшку. Надеюсь, ты была не слишком к нему привязана, Паллада?
– Какого еще дядюшку? – удивилась она.
– Посейдона, кого же еще? – из перекошенного рта вырвался короткий смешок. – Вообще-то я не собирался его обижать. Сам не заметил, как это случилось… Впрочем, черт с ним. Не каяться же я пришел, в самом деле! Я даже не чувствую себя виноватым, поскольку никогда в жизни не был лично знаком с господином Посейдоном. А если верить нашему общему знакомому Одиссею, у него был вздорный характер.
– Это правда, – кивнула Афина. – А почему ты так долго не приходил к нам? Ты обещал.
– Я был занят, – усмехнулся он. – У меня, знаешь ли, довольно беспокойная работа, она отнимает все мое время. И потом, я как-то почти забыл, что вы есть на свете. Только не сочтите, что я хочу вас обидеть. Я просто стараюсь быть честным, надо же когда-то и этому учиться… Я и о себе-то забыл, не только о вас. А сегодня вспомнил – спасибо Посейдону и его дурацкой субмарине.
Я решил пресечь нескончаемый поток его слов. Кем бы он теперь ни был, этот наш таинственный гость, но рот его все еще болтлив непомерно, в этом он ни капли не переменился.
– Ты пришел не просто так. Знаешь, что мне сказали руны перед твоим приходом? – спросил я.
– Что я заявлюсь к вам с самым заманчивым предложением, от которого вы просто не сможете отказаться, – кивнул он. – Знаешь что, Один? Я решил сыграть в твою игру! Помнишь, что ты предложил мне когда-то? Делать все так, чтобы наша Последняя битва не была похожа на предсказание твоей подружки Вёльвы. Так вот, я согласен. Более того, если ты передумал, я буду тебя уговаривать.
– С чего вдруг такая честь? – насторожился я. – Что-то ты больно мягко стелешь. В прошлый раз, стоило мне только заикнуться, чтобы ты нам подыграл, – помнишь, как ты взбеленился?
– Взбеленился, было дело. И знаешь почему, Отец битв? Тогда я был очень слабый, очень гордый, как все слабые, и очень глупый, как все гордецы. Ты говорил дельные вещи, Один, но я слушал не тебя, а свое капризное сердце, которое требовало, чтобы я ни за что не играл в чужую игру – только в собственную!.. Но с тех пор у меня было достаточно времени, чтобы узнать себя получше. Я понял, что рожден играть в чужие игры – хотя бы потому, что своей собственной «игры» у меня отродясь не было и никогда не будет, так уж все забавно устроено. Скажу тебе больше: с того дня, как мы расстались, я только и делаю, что играю по твоим правилам. Правда, я сам не сразу это заметил… Одним словом, ты забил мне хороший гол, Один. И это правильно, так мне и надо!
– Что я сделал?
– Забил мне гол. Не знаешь, что такое футбол? Спроси у Афины. Она, думаю, в курсе – Олимпийцев в свое время от телевизоров за уши оторвать было невозможно.
– Это почти правда.
Вот это новость! Афина снова начала улыбаться, совсем как прежде.
– Футбол – это такая игра, Игг… – она замялась, не желая вдаваться в долгие объяснения. – Неважно! Просто Макс хотел сказать, что ты одержал над ним своего рода победу.
– Макс? Это твое имя, гость? – спросил я.
Хороша же Афина! Знала его имя, а мне не сказала.
– Одно из. Совершенно бесполезное, в смысле – не настоящее. Да и нет у меня настоящего имени и не было никогда. Но «Макс» до сих пор нравится мне больше прочих, – охотно объяснил он.
– Ладно, ты хорошо говоришь. А теперь скажи сразу: чего ты хочешь от нас? – спросил я. – Ни за что не поверю, что тебе от нас ничего не надо.
– Мне? От вас? – Он всерьез задумался, потом развел руками. – Сам не пойму, что мне от вас может быть надо? Скорее всего, все-таки ничего – кроме вашего участия в игре, разумеется. Вообще-то вы можете спокойно сидеть на своей амбе и раскладывать пасьянсы, я и без вас отлично справлюсь, но… Знаете что? Вы мне нравитесь, ребята. И мне будет приятно прожить свои последние дни на этой прекрасной земле в вашем обществе. А там – черт его знает, вполне может оказаться, что никакие они были не последние… Вот, собственно, и все.
– Ты-то чего себя хоронишь? – усмехнулся я. – Насколько я понимаю, тебе ничего не грозит.
– Я тоже так думал сначала. Враки все это! В Последней Битве не может быть победителя. Знаешь, что твоя подружка Вёльва рассказала твоему же приятелю Локи? В финале намечается великое «ням-ням»!
– Ты можешь выражаться не столь витиевато? Я и сам люблю говорить иносказаниями, да чего уж там, я – первый, кто завел такой обычай! Но я не понимаю тебя, гость.
– А тут и понимать нечего! – отрезал он. – Локи сказал мне, что в конце битвы Мировой Змей должен сожрать победителей. Понимаешь теперь, почему он не стал драться со мной за честь предводительствовать армией мертвецов? Он был счастлив, как именинник! И понимаешь ли ты теперь, почему я решил играть в твою игру? Мы все в одной лодке, Один. А раз так – почему бы нам не объединиться с самого начала? У нас есть общий враг, это самое великое «ням-ням». Кто бы нас ни пережевывал – все плохо. Я решил, что этому не бывать. А если уж я решил, значит, надо действовать. Вышло так, что я здесь самый главный, вот и воспользуюсь служебным положением в личных целях.
У меня голова кругом шла от скороговорки этого безумца, но я уже смирился с тем, что его невозможно заставить говорить так, как это принято между разумными мужами.
– А теперь позволь и мне спросить вслед за Одином: чего ты хочешь от нас, гость?
Судя по всему, Афина тоже увязла в паутине его болтовни и теперь старалась как-то выпутаться.
– Все, что ты говоришь, хорошо, но невнятно, – сказала она. – «Объединиться» – что ты имеешь в виду, когда произносишь это слово?
– Чего тут непонятного? Объединиться – это и значит объединиться. Прибыть к месту Последней битвы не с разных сторон, а приехать всем вместе. Ну и дальше – по обстоятельствам… Кстати, было бы неплохо объяснить вашим коллегам – и твоим Олимпийцам, Паллада, и твоим Асам, Один, – что сражаться мы будем не друг с другом, а с этой тварью, которая собирается проглотить нас. Всех, без разбора, богов и людей, живых и мертвых… Может быть, нам предстоит сражаться даже не со змеем, а с самой судьбой, но что еще остается?
– Положим, ничего, – согласился я. – Но знаешь ли ты, что кроме нас есть еще и другие?
