сообщил мне о смерти Чезаре Пагано. На этот раз ему снова выпала кошмарная участь быть вестником смерти: в то время, когда я был в Найе, скончался Оливье Лабесс!
В то же время в больнице города Сегу, где круглосуточно дежурил другой французский дипломат, за день до этого остановилось сердце Жана-Мари Брезе. Он так и не пришел в сознание. Сейчас посольство занималось тем, что организовывало срочную переправку тел обоих погибших ученых на родину и связывалось с Парижем в поисках их родственников.
Что же касается Малика и Амани, я так и не смог дозвониться до них. В Бандиагаре их не было, в гостинице, к моему удивлению, мне сообщили, что они выписались только сегодня утром, а мобильные телефоны были постоянно отключены. Меня это немного беспокоило, но что поделать, история быстро приближалась к развязке, и я был уверен, что мне уже ничто не сможет помешать.
Через двое суток быстрого пути я оказался под сенью великого плато, а к вечеру пятого дня я увидел в бинокль островерхие соломенные крыши амбаров деревни Номбори. Той самой, где погиб Чезаре Пагано. Той самой, где был выведен из строя Жан-Мари, раскрывший, как видно, секрет птицы Балако. Место, где таинственная смерть вождя разрушила все наши планы, но одновременно дала первый ключ к разгадке тайны теллемов – сведения об их древнем щелкающем языке.
К этому моменту, после почти двухнедельного путешествия по пустыне и холмам Страны догонов, трудно было бы найти в Мали человека, более похожего на туарега, чем я. Тон загара на лице позволял мне всерьез конкурировать с жителями Сахары, а видавшие виды шлепанцы превратились в типичную рвань, какую только и должны носить жители тропической Африки. Я мастерски научился управлять траекторией движения осла, виртуозно ел пищу догонов
Тем не менее, избегая неожиданностей, я решил до поры до времени не входить в деревню Номбори и перед самым закатом обосновался на ночлег в очередном шатре фульбе, пасших свой скот неподалеку от плато Бандиагара. Я решил остаться здесь на сутки, чтобы в первую ночь выбраться на разведку, а во вторую совершить марш-бросок к пещерам теллемов. Я объяснил своим хозяевам, что ночью мне, возможно, придется уйти, чтобы они не нервничали. Но кочевники, получив от меня пять тысяч франков, по-моему, нервничать и не собирались.
К одиннадцати вечера у меня было все готово. Я решил снова стать европейцем и с невыразимой радостью опять надел свои удобные прочные брюки, рубашку с длинным рукавом и ботинки с рифлеными подошвами. На шее висела камера с бронебойной вспышкой для ночной съемки, на поясе – пистолет, фонарик и кожаные перчатки, а за плечами – рюкзак с инструментами. Я хорошо представлял, что сегодняшней ночью мне предстоит сражаться с таинственной, мистической силой догонов, но меня это уже не пугало, слишком много всего страшного уже успело случиться со мной в этой стране. Я вспомнил слова прорицателя Абдаллаха о том, что только я один узнаю истину, и мне было легко, как будто я шел на экзамен, выучив наизусть ответы на все, даже самые мудреные вопросы.
Вдруг, в половине двенадцатого, совершенно неожиданно для меня раздался звонок спутникового телефона. Я услышал взволнованный голос Малика:
– Алексей, боже мой, хорошо, что я смог дозвониться до тебя!..
– Что случилось? Где ты? – Я пружинисто вскочил на ноги.
– Я в деревне Санга... Пропала Амани! Вчера ночью ушла из гостиницы в Бандиагаре, взяла с собой все свои вещи, а впридачу и мой мобильник. Люди видели, как она брала попутку до Санга, но здесь нет ее и следа! Я не знаю, что делать!
Я колебался лишь секунду.
– Организуй микроавтобус, жди меня завтра в полдень на плато возле деревни Номбори.
Я нажал кнопку отбоя. Меня не удивило это сообщение, я был удивлен, что она сообразила сделать это так поздно. Видимо, кто-то все же прознал, что я был в Найе. От Санга до Номбори как раз один день пути, завтра она будет здесь. Намеченную разведку придется отменить: сегодня последняя ночь, когда я смогу проникнуть на плато. Завтра она предупредит своих людей, меня будет ждать засада. Завтра будет поздно.
Я надел контактные линзы, чтобы очки не мешали сражениям с призраками, и выбрался из-под шерстяного тента, натянутого для меня кочевниками. Здесь пришлось оставить довольно много вещей, но я резонно рассудил, что если уж придется погибать, то вещи мне ни к чему, а если сегодня я смогу разгадать загадку теллемов, то гори они синим пламенем. Пусть фульбе берут себе зарядное устройство для моего спутникового аппарата, если оно им вдруг приглянется. Завтра в любом случае оно мне будет ни к чему.
Я медленно вышел на тропинку, ведущую к деревне. Только что минула полночь. Луна была еще скрыта за плато, и я не боялся быть увиденным. Мне лишь нужно было ступать максимально тихо и чутко оглядываться по сторонам. Временами я резко прыгал за ствол какого-нибудь баобаба и несколько минут ждал, осматриваясь во все стороны, но вокруг царило безмолвие.
Вот и колодец у подножия деревни. Навес тогуна, под которым принимают решения старейшины.
«Теллемы не умерли», – послышался мне голос старого вождя, заплатившего жизнью за свою откровенность.
С этих слов начался наш путь к разгадке самой удивительной тайны Черного континента. Вот и частоколы первых домов. Вот наш дом, тот самый, обнесенный забором из глины с соломой. Ставни закрыты.
«Ты один узнаешь правду», – звенел теперь в моих ушах надтреснутый голос прорицателя Абдаллаха. Спасибо Бледному Лису за то, что дал мне уверенность в своих силах. «Ты никому не сможешь сказать об этом».
Ну, так что же? Может быть, меня хватит удар в тот самый момент, когда разгадка окажется перед глазами. Но разве станет мне теперь от этого менее интересно?
Вот каменистая тропинка, ведущая к утесу, по которой я бежал за Жаном-Мари в ту ночь, когда его парализовало.
«Никакая это не птица», – как будто прошептал он мне на ухо свои слова.
Жан-Мари, ты первым вступил в бой с предрассудками, первым и пострадал за великую науку. Но не волнуйся! Я поймаю эту мифическую гадину, птица это или кто угодно другой, и в клетке привезу в Москву, как конан-дойлевский профессор Челленджер привез своего птеродактиля. Дай мне только забраться наверх.
Вот дом хогона – наверное, сейчас он так занят там со своим мифическим удавом, что не сможет помешать мне и уже не запудрит мозги своими легендами. Я смело ступил на
«Я знаю, как добраться до теллемов», – с благодарностью вспомнил я теперь слова Арамы, потомка и наследника знаний неведомых пещерных обитателей. И Абдаллах, и старый вождь, и туарег Ибн-Мухаммед, и Арама – все они оказали нам неоценимую помощь. И сейчас, казалось мне, они тоже помогают мне на этом последнем отрезке моего пути.
Я прислонился к изгороди и долго стоял, прислушиваясь к каждому шороху. С этой точки мне хороша была видна тропинка, ведущая и вверх, и вниз. Я присел на корточки и стал внимательно вглядываться в темноту, но лишь после пятнадцати минут ожидания решил продолжать путь наверх. Я медленно встал на ноги и, подняв голову, с удовлетворением увидел, что добрался почти до самой каменной стены – здесь начинался утес. Запретная тропинка, как я и предполагал, привела меня к подобию лестницы, вырубленной в скальной породе и скрытой высокими кустами. Отсюда по камням можно было легко подняться в ближайшую пещеру, ту самую, где в тот раз я увидел огонь. До криков птицы Балако оставалось еще не меньше часа, я успею добраться до входа в пещеру.
Поэтому, засучив рукава своей рубашки и в последний раз оглянувшись назад, на спящую деревню Номбори, я принялся карабкаться вверх, к пещере, цепко хватаясь руками за теплые и острые края
