он увидел беглецов, пробиравшихся среди зарослей вереска… но увидел также и карету. Он понял их намерение и, не имея возможности помешать его осуществлению, вновь укрылся в кусты и стал ждать.
Крик двух молодых людей, принятых сперва за нищих, не остановил кареты. Путешественники бросили несколько мелких монет, а сопровождавшие их форейторы, видя, что наши беглецы, вместо того чтобы их поднять, продолжают бежать у дверцы кареты, понеслись от них вскачь, стараясь избавить своих господ от такой назойливости. Консуэло, запыхавшись и изнемогая (как обычно случается перед достижением цели), не в состоянии была произнести ни единого звука, а только продолжала бежать за всадниками, с мольбой протягивая к ним руки. Иосиф же, уцепившись за дверцу кареты, рискуя сорваться и быть раздавленным, кричал прерывающимся голосом:
— Помогите! Помогите! За нами погоня! Грабители! Разбойники!
Одному из двух путешественников, сидевших в карете, наконец удалось разобрать эти отрывистые слова. Он подал знак форейтору, и тот остановил кучеров. Тут Консуэло выпустила уздечку другого всадника, за которую, невзирая на бег лошади и угрожавший ей хлыст, она было ухватилась, и подошла к Иосифу. Лицо ее, возбужденное бегом, поразило путешественников, и они вступили в переговоры.
— Что это значит? — спросил один из них. — Новая манера выпрашивать милостыню? Вам подали, что же вам еще надо? Почему вы не отвечаете? Консуэло, казалось, была при последнем издыхании. Иосиф, еле переводя дух, мог только выговорить:
— Спасите нас! Спасите! — и указал на лес и на холм, не в силах прибавить ни одного слова.
— Они похожи на загнанных на охоте лисиц, — заметил другой путешественник, — подождем, пока они немного отдышатся.
И оба роскошно одетых вельможи посмотрели на них с хладнокровной улыбкой, являвшейся таким контрастом по сравнению с возбужденным состоянием беглецов. Наконец Иосифу удалось произнести еще раз: «Грабители, убийцы». Тотчас же благородные путешественники приказали открыть дверцы кареты и, став на подножку, обозрели окрестность, удивляясь, что не видят ничего, оправдывающего подобный переполох. Разбойники попрятались, и кругом все было пустынно и безмолвно. Тут Консуэло, придя в себя, заговорила, останавливаясь после каждой фразы, чтобы перевести дух.
— Мы бедные странствующие музыканты, — начала она. — Нас захватили незнакомые нам люди, которые под видом услуги предложили сесть к ним в экипаж и везли нас всю ночь. На заре мы заметили, что нас обманывают и везут на север, вместо того чтобы направляться в Вену. Мы хотели было бежать, но они пригрозили нам пистолетом. Наконец они сделали, привал вон в том лесу. Мы от них убежали и понеслись навстречу вашему экипажу. Если вы нас теперь покинете, мы погибли: они в двух шагах от дороги, один здесь — в кустах, остальные в лесу.
— Сколько же их? — спросил форейтор.
— Друг мой, — по-французски ответил ему тот из путешественников, который стоял на подножке и к которому обратилась Консуэло, так как он был ближе других, — вас совершенно не касается, сколько их. Странный вопрос! Ваша обязанность — драться, когда я вам прикажу, а считать врагов я вас вовсе не уполномачиваю.
— Вы в самом деле хотите развлечься схваткою? — спросил по-французски второй вельможа. — Но помните, барон, на это надо время.
— Времени надо немного, а кости мы разомнем. Хотите присоединиться ко мне, граф?
— Пожалуй, если это вас забавляет. — И граф с величавой беспечностью взял в одну руку шпагу, а в другую два усыпанных драгоценными камнями пистолета.
— О, господа, вы поступаете прекрасно! — воскликнула Консуэло, позабыв на минуту в пылу возбуждения свою скромную роль и пожимая обеими руками руку графа.
Граф, удивленный такой фамильярностью какого-то ничтожного мальчишки, с гадливой усмешкой посмотрел на свой рукав, встряхнул его и с презрением медленно перевел взгляд на Консуэло, а та не могла не улыбнуться, вспомнив, с каким пылом граф Дзустиньяни и другие знатные венецианцы в былые времена добивались милости поцеловать ту самую руку, чье пожатие показалось сейчас столь оскорбительным. Отразилась ли в эту минуту на лице Консуэло спокойная, скромная гордость, столь противоречившая ее убогому виду, или ее изысканная речь, указывавшая на принадлежность к хорошему обществу, заставили предположить в ней переодетого юного дворянина, или, наконец, инстинктивно почувствовалась прелесть ее пола, но только выражение лица графа вдруг сразу изменилось, и он улыбнулся ей уже не презрительно, а ласково. Граф был еще молод, красив, и внешность его могла бы показаться ослепительной, не превосходи его барон молодостью, правильностью черт лица и статностью фигуры. Оба, как гласила молва, были красивейшими мужчинами своего времени.
Консуэло, видя, что выразительные глаза молодого барона также с недоумением и интересом устремлены на нее, отвлекла внимание обоих вельмож, сказав:
— Идите, господа, или, вернее, пойдемте, — мы будем вашими проводниками. В кузове экипажа этих бандитов, как в темнице, запрятан какой-то несчастный. Он лежит, связанный по рукам и по ногам, умирающий, окровавленный, с кляпом во рту. Освободите его! Это дело достойно ваших благородных сердец!
— Какой милый мальчуган, клянусь богом! Мы, право, не зря выслушали его. Быть может, мы вырвем из рук этих бандитов какого-нибудь честного дворянина.
— Вы говорите, они там? — спросил граф, указывая на лес.
— Да, — ответил Иосиф, — но они разбежались; и если только вашим сиятельствам угодно последовать моему скромному совету, вам следует разделиться для нападения: надо как можно скорее подняться в карете по этому косогору и достигнуть вершины холма. У самой опушки леса вы найдете экипаж с узником. Я же в это время проведу господ всадников напрямик. Бандитов всего трое. Они хорошо вооружены, но если увидят, что их окружили со всех сторон, не будут сопротивляться.
— Совет неплохой, — промолвил барон. — Граф, оставайтесь в карете, и пусть с вами едет ваш слуга: я возьму его лошадь. Один из юнцов проводит вас и укажет, где остановиться. А я беру с собой егеря и вот этого юнца. Поспешим, а то разбойники, вероятно, начеку и могут нас опередить.
— Экипаж разбойников никуда от вас не уйдет, — заметила Консуэло, лошадь еле жива от усталости.
Барон вскочил на коня графского слуги, а тот поместился на запятках кареты.
— Садитесь в карету, — сказал граф Консуэло, пропуская ее вперед; он и сам не мог понять, почему он так поступил. Однако сел он все же на заднее сиденье, предоставив ей переднее. Форейторы пустили, лошадей вскачь, а граф, высунувшись из окна кареты, не спускал глаз со своего спутника, который верхом на лошади переправлялся через ручей в сопровождении слуги, посадившего к себе на седло Иосифа. Консуэло была очень неспокойна за своего бедного приятеля, которого могла уложить первая же шальная пуля; но в то же время горячность, с какою он взялся за это опасное дело, вызывала ее одобрение и внушала уважение к нему. Она видела, как он поднимался по холму в сопровождении всадников, лихо пришпоривавших своих коней. Затем все скрылись в кустах. Вдруг раздались два выстрела, потом еще один. Карета в это время огибала холм.
Консуэло, не зная, чем все кончилось, стала горячо молиться.
Граф, испытывавший такую же тревогу за своего благородного спутника, с раздражением закричал форейторам:
— Да погоняйте же, шалопаи! Вскачь!
Глава 72
Синьор Пистолет, — мы не можем называть этого человека иначе, чем окрестила его Консуэло, ибо не находим настолько интересным, чтобы наводить о нем справки, — видел из своего убежища, как карета остановилась на крики беглецов. Другой безыменный, прозванный Консуэло Молчальником, сделал с холма те же наблюдения и бросился бежать к Мейеру; они вместе стали обсуждать, как спастись.
Прежде чем барон переправился через ручей, синьор Пистолет опередил его и успел притаиться в чаще леса. Он дал им проехать, а потом дважды выстрелил вслед: одним выстрелом он пробил шляпу барона, а другим слегка ранил лошадь слуги. Барон круто повернул коня, увидел стрелявшего, поскакал на него и пистолетным выстрелом свалил на землю; затем, предоставив раненому с проклятиями кататься среди колючек, сам последовал за Иосифом, подъехавшим к экипажу Мейера почти одновременно с графской каретой. Граф успел спрыгнуть на землю. Мейер и Молчальник исчезли вместе с лошадью, не тратя времени
