настоящему могущественные чародеи. Строго говоря, вообще никогда, но некоторые личности с годами вдруг добирают глубины и сложности, и тогда все у них идет как по маслу. А наш общий приятель, Лаздей Махикала, как был простофилей, так и остался, никакая наука ему не впрок… Что приуныл, сэр Абилат? Тебе кажется, что я не отвечаю на твой вопрос?
— Вы, может, и отвечаете, но мне пока не понятно, — честно сказал он. — Зато камра у вас очень вкусная получилась. Никогда такой не пил, даже в детстве.
— Рад, что тебе нравится. А понятно будет, это я обещаю. Но не обязательно сразу. Возможно, только лет через двести. Так вот. Исходя из того, что Лаздей простак, можно смело заключить, что и магия у него простая. Опасная — да, не вопрос. Мощная настолько, что в огромном городе Гажине не нашлось героя, который смог бы хоть что-то противопоставить ужасам Морморы. Но — простая. Так я рассуждал. Потом я спросил себя: а в чем, собственно, главная слабость Лаздея? Ответ на поверхности. Как всякий по- настоящему злой человек, он болезненно нуждается в других людях. В одиночестве Лаздей быстро загнется. Он из тех бедняг, которые вынуждены постоянно оглядываться на других. Только обычно люди такого склада нуждаются в чужом сочувствии, или восхищении, или, скажем, любви. А Лаздею постоянно нужны доказательства, что он круче всех. Ради этого он кого угодно с дерьмом смешать готов. Сломать, искалечить, сна лишить или хоть до слез довести — да все что угодно. Иного способа черпать силу и радость он не знает.
— Я сейчас запла?чу, — хмыкнул Зогги. — Ты еще скажи, что его в детстве обижали.
— Наверняка. Иначе откуда бы такое страстное желание расквитаться со всем человечеством разом? Впрочем, это его проблемы. Важно, что, поразмыслив об этом, я понял: нужно, чтобы жертвы Лаздея, которые невольно стали его сообщниками, на какое-то время о нем забыли. Все, разом. Известно, что самый простой и надежный способ отвлечь человека от его главного страха — напугать его еще больше. Придумать сценарий было не слишком сложно, реализовать, как вы оба могли заметить, тоже… Допивайте камру, друзья, и отправляйтесь спать. Смотреть на вас больно.
— Мне бы Тинну надо дождаться, — зевнул Зогги. — Что-то она запаздывает. Странно: чтобы Длинная Тинна, да за своими деньгами не торопилась…
— А разве мы ей так и не заплатили? — удивился я. — Деньги для нее я тебе еще днем дал.
— Она заходила, взяла часть суммы, чтобы рассчитаться со своими людьми. Обещала вернуться через час за своей долей, — объяснил Зогги. — Дескать, слишком много монет для ее дырявого кошеля. Думаю, на самом деле Тинна просто нашла предлог зайти ко мне еще раз: а вдруг этот твой красавчик в Мантии Смерти заявится. Она же всерьез глаз на него положила, я такие вещи всегда подмечаю.
— Ага, — ухмыльнулся я. — Славная парочка, даже жаль их так быстро разлучать.
— Но с тех пор прошло уже целых два с половиной часа, а Тинны все нет, — заключил Зогги. — Если бы это была не Тинна, я бы, пожалуй, начал беспокоиться. А так только сержусь понемножку. Может, она его по дороге встретила? Тогда понятно, почему ее до сих пор нет. И чем твой помощник занят, тоже понятно.
— Ты плохо знаешь Шурфа, — возразил я. — Уж если он вбил что-то себе в голову, будь покоен, пока не сделает, не угомонится. И три дюжины страстных красоток останутся ни с чем: сэр Шурф просто сметет их со своего пути к намеченной цели. Зато на обратной дороге подберет, пожалуй. Он парень хозяйственный.
— Вот оно как, — Зогги снова зевнул, да так, что у него голова чуть надвое не раскололась. — А камра у тебя и правда вкусная, Джуффин. Мне тебя теперь даже угощать будет неловко.
К этому умозаключению я его, собственно, и подводил. Но теперь, когда дело было в шляпе, мне стало жаль старого друга.
— Ничего, ты тоже хороший повар, Зогги, — соврал я. — Иди-ка отдыхать. Оба идите. Я сам тут пока посижу. Расплачусь с Тинной, дождусь Шурфа, отправлю его домой. В общем, дела найдутся, да и подумать мне есть о чем.
— А спать совсем не будешь? — уважительно спросил Зогги. Абилат к этому времени уже задремал, положив голову на руки, и в беседу не вмешивался.
— Я и так целый день спал. Ради дела, конечно, но сон — он и есть сон. Даже если чужой и про Мормору.
— Ладно, — кивнул он. — Тогда с местами нет проблем. Я уложу Абилата в своей спальне, а сам лягу в детской. Пускай у меня на голове с утра прыгают, меня такой ерундой не проймешь. Хорошей тебе ночи!
Оставшись один, я разогрел остатки камры, набил трубку и четверть часа кряду наслаждался спокойной жизнью, даже на раздумья не отвлекался. Надо иногда и мне помолчать.
Я бы еще какое-то время так бездельничал, но мне помешали. И добро бы Длинная Тинна за деньгами явилась, так нет же, Лонли-Локли зов прислал. Я даже немного удивился: до рассвета еще больше часа, с чего бы это вдруг Шурф вспомнил о моем существовании? Совершенно не в его духе.
„Простите, если помешал вам, сэр, — вежливо сказал он. — Видите ли, мне кажется, что я тут не один. Когда я говорю 'тут“, я подразумеваю искусную иллюзию, которую вы создали на месте Управления Порядка“.
'Догадываюсь. А ты уверен, что тебе не мерещится?'
'Если бы речь шла об обычном помещении, я сказал бы, что уверен. Но поскольку законы этого наваждения мною еще не изучены, я вынужден признать, что не могу быть уверен ни в чем. Однако ощущение чужого присутствия очень сильное. И мне кажется, что этот человек испуган или растерян. Похоже, сюда пробрался кто-то из горожан — просто так, из любопытства'.
Вот не было печали!
'Поскольку через час с небольшим наваждение исчезнет, необходимо как можно скорее найти этого легкомысленного исследователя и вывести отсюда, — торопливо говорил Лонли-Локли. — Но я не знаю, как следует вести поиски в такого рода местах. По крайней мере, попытки встать на след ни к чему не приводят, а проводить ритуал Призыва вы меня так и не научили'.
'Совершенно верно, — подтвердил я. — И еще долго не буду тебя этому учить, всему свое время… Ладно, я сейчас. Жди на пороге, чтобы хоть тебя искать не пришлось'.
Я воспользовался Темным Путем и секунду спустя оказался у ограды полицейского управления. Перво-наперво допросил охранников, которым велел сторожить наваждение от любопытных. Они в один голос утверждали, что не пропускали никого, кроме высокого господина в Мантии Смерти, который явился сюда по моему собственному приказу.
Обманывать меня полицейские не намеревались, но в их поведении была особая разновидность неуверенности, которая всегда сопутствует невольной лжи, когда человек врет не собеседнику, а самому себе. Смутно чувствует, что, возможно, был невнимателен, расслабился, пропустил что-то важное, но ни за что в этом не призна?ется. Будет стоять на своем куда тверже, чем человек, искренне убежденный в собственной правоте. В общем, знаю я такие фокусы.
С другой стороны, какой с гажинских полицейских спрос? Толпу окрестных ребятишек в прятки играть сюда не пустили, и на том спасибо. Ну и мои подозрения, что кто-то очень ловкий проскользнул в призрачный замок вслед за Лонли-Локли, после нашей беседы переросли в твердую уверенность. Так что от допроса все же вышел какой-то толк.
Сэр Шурф ждал меня на пороге дома. Точнее, на границе между реальностью и наваждением. Вид у него был чрезвычайно недовольный. Зная Шурфа, я подозревал, что теперь он сам себя проклинает: зачем пошел на поводу у собственного чутья, поднял переполох? Мог бы еще целый час за здешними тайнами гоняться, и надо же, собственными руками этакое счастье порушил. Ну, это с ним вечная история: чувство долга всегда перевешивает личные интересы; парень морщится, но терпит. Такая трудная жизнь.
— Я нащупал след, но на пороге он обрывается, — отрапортовал Шурф. — Может, вы попробуете?
— Бессмысленно. Люди оставляют следы, пока ходят по земле. Наваждение захочешь, а не истопчешь, — отмахнулся я. — Скажи лучше, что за след?
— Сложно сказать, я все-таки не Мастер Преследования. Но похоже, это женщина. Причем то ли довольно могущественная ведьма, то ли просто сильная личность, мне в таких случаях всегда бывает
