Неуловимый Хабба Хэн

у буривухов Арвароха, мои советы привели тебя к цели. И сейчас, оглядываясь назад, ты наверняка признаешь, что цена была высока, но непомерной ее назвать нельзя.

– Можно, – печально улыбается Меламори. – Еще как можно. Но я не стану с тобой спорить, потому что ты всегда оказываешься прав, и это само по себе настолько ужасно, что все остальное – сущие пустяки.

После этих ее слов за столом воцарилась такая идиллия, что Триша чуть не забыла вынуть из духовки пирог с козьим сыром и садовыми сливами, но в последний момент спохватилась, и пирог выжил.

– Ладно уж, – улыбнулся Макс. – В сущности, ты совершенно прав, дружище. Я тебя пригласил, мнеи платить за ужин, это справедливо. К тому же когда это я отказывался языком поработать? Но учти, я воспользуюсь случаем и попробую рассказать о том, почему мы…

Он умолк на полуслове, пристально поглядел на Лонли-Локли, тот понимающе кивнул.

– Как ты гонялся за Магистром Хаббой Хэном? А что, расскажи, действительно. Мне и самому любопытно послушать, как все это выглядело с твоей точки зрения.

– Что ж, если вы договорились, я пошел за часами, – говорит Франк. – Триша, пирог у тебя каким-то чудом не сгорел, вижу, а как насчет кофе? Не сбежит?

– Ой! – И она несется к плите.

– Напрасно ты так спешишь, – говорит ей Макс. – Ничего с кофе не сделается. В присутствии сэра Шурфа все кроме меня ведут себя прилично, даже забытые на огне пироги и напитки.

Лонли-Локли укоризненно качает головой и встает, чтобы помочь Трише принести и расставить на столе посуду.

– А я предупреждал, сэр Макс только тем и озабочен, чтобы как можно больше всякой красивой ерундыобо мне выдумать, – говорит он. – Не стоит ему верить.

Однако Триша совсем не уверена, что это была выдумка. Пирог-то действительно не сгорел, даже не пересох, хотя она совсем о нем позабыла. И кофе не сбежал, а ведь полчаса на плите стоял, не меньше. Так что…

Франк тем временем ставит на стол песочныечасы.

– Можно начинать, – объявляет он. – Теперь нас никто не потревожит.

– Другое время? – понимающе спрашивает гость.

Франк, страшно довольный, что избавлен от необходимости все объяснять, кивает, а Триша опять диву дается. Прежде этим часам все гости так изумлялись, а теперь, гляди-ка, кто ни придет, всем все сразу понятно. Ну и дела!

Макс получает большую порцию пирога, и первая чашка кофе тоже ему – авансом. Отдав должное и тому и другому, он наконец начинает рассказывать.

Неуловимый Хабба Хэн История, рассказанная сэром Максом из Ехо

Эту историю я до сих пор не рассказывал никому, по крайней мере целиком; даже заинтересованные лица знают лишь те ее эпизоды, в которых принимали участие. И не потому, что все это такая уж великая тайна, тайну-то выболтать для меня – пара пустяков, дело житейское. Просто я не очень люблю вспоминать тот период своей жизни. А когда я говорю “не очень люблю”, это обычно значит – ненавижу. Вот именно тот случай.

С точки зрения стороннего наблюдателя, дела мои в ту пору обстояли превосходно – впрочем, как всегда, или почти как всегда. Если бы кому-нибудь пришло в голову убить меня – не из корысти, не ради правого дела или, напротив, торжества мирового зла, а просто так, от непереносимой зависти, чтобы сердце свое исстрадавшееся успокоить, – я бы совершенно не удивился. Более того, я бы и сам с превеликим удовольствием придушил гада – не себя, любимого, конечно, а героя городских сплетен и приятельских пересудов, этого благополучного удачливого засранца, сэра Макса, с утра до ночи хрупающего мои пряники, пока я, стиснув зубы, отсчитываю удары предназначенного ему кнута. Ну, понятно, да?

Речь, впрочем, не о том.

Объяснить, что со мной творилось в те дни, непросто. Но я попробую.

Начать, вероятно, следует с того, что несколько лет я прожил с невидимым волшебным мечом в груди.[5] Согласно легенде, меч когда-то принадлежал знаменитому Королю древности Мёнину; его собственная Тень любезно всадила мне в сердце сие мистическое оружие, объяснив, что отныне меч будет оберегать меня от смерти, простуды и прочих мелких неприятностей. Он, собственно, и оберегал – не от всех, но действительно от многих опасностей. Впрочем, время от времени меч проявлял характер и заставлял меня проделывать совершенно немыслимые поступки – одно только истребление несчастных пьянчужек-эльфов из Шимурэдского леса[6] чего стоило. Но, хвала Магистрам, подобные недоразумения случались не очень часто, так что я был вполне доволен нашим сосуществованием. Ну, скажем так, быстро к нему привык. Выбора-то у меня все равно не было.

Все шло просто замечательно, пока в один прекрасный день меня не отрядили сопровождать бывшего Великого Магистра Ордена Семилистника Нуфлина Мони Маха на Уандук, в город мертвых Харумбу.[7] Для старика это был единственный шанс продолжить привычное существование после смерти. Особенно после того, как ему не удалось завладеть по дороге моим телом. Великий Магистр, надо отдать ему должное, очень старался, и его труды изрядно испортили мне путешествие. До сих пор вспоминаю – вздрагиваю.

Этим дорожные неприятности не ограничились. В финале мне пришлось спасать своего вероломногоспутника от его старинного врага, Великого Магистра Хонны из Ордена Потаенной Травы. Поскольку сражаться с этим могущественным существом было совершенно бессмысленно, я с ним сторговался. Обменял шкуру старика Мони Маха на меч Короля Мёнина и, надо сказать, был совершенно счастлив, хоть и понимал, что страшно продешевил. Но коммерсант я тот еще, известное дело, так что могло быть и хуже.

Все закончилось, можно сказать, хорошо. Магистр Нуфлин обрел стол и кров в городе мертвых, срединескольких тысяч других таких же условно бессмертных пенсионеров, как он сам. Прислал мне поутру записку, где вкратце описал сладкую жизнь в Харумбе и заодно назначил меня своим наследником, вернее, подробно проинструктировал, как должен вести себя кандидат в новые Великие Магистры Ордена Семилистника, чтобы добиться положительного результата. Я пожал плечами, вернулся домой, отдал бесценную записку Джуффину, позубоскалил, сочиняя самый абсурдный в мире список возможных преемников Нуфлина, да и выкинул из головы всю эту историю. Все же не самое приятное приключение в моей жизни, да и не самое увлекательное – так мне тогда казалось.

К тому же настоящее всегда занимало меня куда больше, чем прошлое. Воспоминания хороши, когда у тебя ничего кроме них не осталось, ну или вот как сейчас, когда нужно развлекать байками теплую компанию, взимая плату за болтовню улыбками да имбирным печеньем. А в ту пору мне, мягко говоря, было чем заняться на досуге, зато самого досуга почти вовсе не выпадало. Прекрасная жизнь.

На фоне столь идиллического существования особенно удивительным казался тот факт, что характер мой начал стремительно портиться. Вообще-то я и так – не подарок, но окружающим обычно кажусь на удивление милым и покладистым человеком. Договориться со мной, как правило, проще простого – потому что вещей, которые действительно имеют для меня значение, не слишком много. А из-за пустяков бессмысленных заводиться – нашли дурака!

Поэтому в Ехо я быстро приобрел репутацию человека с феноменально легким характером. Она, чего греха таить, была мне чертовски приятна, как всякая незаслуженная слава.

Но после возвращения с Уандука меня словно подменили. На следующий же день я рявкнул на сэра Кофу, который имел слабость, заявившись в Дом у Моста, усаживаться в мое любимое кресло. Ясное дело, кресло было “любимым” очень условно; возможно, я и полюбил-то его только для того, чтобы доставить удовольствие Кофе, превратить всякий его визит на службу в маленькое шоу. Необъявленная повседневная война за кресло и очередная сокрушительная победа над нерасторопным мной изрядно тонизировали нашего Мастера Слышащего.