— А зачем крюк? — спросила Вин.
— Это нечто вроде ритуального убийства, для особых грешников — тех, кто злоупотребляет алломантией.
Вин нахмурилась.
— Разве Камон был алломантом?
Кельсер покачал головой.
— Нет, но он наверняка признался в чем-то ужасном во время пытки. — Кельсер посмотрел на Вин. — Он должен был знать, что ты обладаешь силой, Вин. Он сознательно тебя использовал.
Вин заметно побледнела.
— Тогда… братству известно, что я — рожденная туманом?
— Возможно. Зависит от того, знал ли это Камон. Он мог считать тебя обычным туманщиком.
Вин немного помолчала.
— И как это повлияет на мою часть работы? — спросила она наконец.
— Будем продолжать действовать по плану. Лишь двое поручителей видели тебя в тайном доме Камона и в братстве, но редкий человек способен узнать в хорошо одетой аристократке безвестную служанку-скаа.
— А инквизитор? — тихо проговорила Вин.
На этот вопрос Кельсер не ответил.
— Идем, — сказал он. — Мы и так уже привлекли к себе слишком много внимания.
12
Вин с трудом удерживалась от того, чтобы не одергивать свое роскошное платье. Она носила его уже несколько дней — по настоянию Сэйзеда, — и все равно оно казалось страшно неудобным. Платье было тесным в груди и в талии, а юбка спадала вниз широкими сборками и мешала ходить. Вин постоянно чудилось, что она вот-вот споткнется, и еще она ощущала, как платье выставляет напоказ грудь… Такое глубокое декольте! И, несмотря на то что привычная рубашка открывала ничуть не меньше, Вин почему-то думала, что это разные вещи.
И в то же время Вин была вынуждена признать, что платье совершенно изменило ее внешность. Девушка, которую она видела в зеркале, казалась Вин незнакомкой, почти иностранкой. Голубое платье с белым кружевом на лифе и белыми оборками на юбке сочеталось по цвету с сапфировыми заколками в волосах. Сэйзед заявлял, что не почувствует себя счастливым до тех пор, пока ее волосы не отрастут хотя бы до плеч, но все равно принес пару похожих на брошки заколок и лично прикрепил их над ушами девушки.
— Аристократы часто не считают нужным скрывать свои недостатки, — пояснил он. — Наоборот, даже подчеркивают их. Привлеки внимание к своим слишком коротким волосам — и все и думать забудут о том, что ты не следуешь моде, напротив, на них произведет впечатление твой вызов.
Вин пришлось надеть еще и сапфировое ожерелье — скромное по меркам знатных людей, но тем не менее стоившее больше двух сотен мер. Дополнением к нему служил один- единственный рубиновый браслет, создававший цветовой контраст, — видимо, того требовали последние веяния моды.
Все это принадлежало Вин и было оплачено деньгами воровской шайки. Если бы она сбежала, прихватив драгоценности и свои три тысячи мер, то смогла бы жить на эти средства не один десяток лет. Мысль о побеге казалась куда более соблазнительной, чем Вин решалась признавать. Картина побоища в берлоге Камона то и дело вспыхивала перед ее глазами. И если бы она осталась там, ее, наверное, ждала бы та же судьба…
Так почему же она до сих пор не сбежала?
Вин отвернулась от зеркала и набросила на плечи голубую шелковую шаль — аристократический вариант плаща. Почему она не сбежала? Может, потому что дала слово Кельсеру. Он научил ее пользоваться даром алломантии и теперь надеялся на нее. Может, они были в долгу друг перед другом. Ведь в любой команде каждый должен делать свою часть работы.
Рин сказал бы, что эти люди — просто дураки, но Вин соблазнилась возможностями, которые предоставлял ей Кельсер. И дело было не в богатстве и не в том, что работа выглядела интересной. Дело было в смутной надежде — опасной и невероятной, — что она окажется среди людей, которые доверяют друг другу. Вин просто не могла не остаться. Она должна была выяснить, действительно ли это так, или — как нашептывал ей голос Рина — все это просто очередная ложь.
Вин вышла из комнаты и направилась к парадной двери особняка — там ее ждал Сэйзед с экипажем. Она решила остаться, а это значило, что она должна делать свою работу.
И ей пора было впервые появиться на людях в роли знатной дамы.
Карету резко тряхнуло, и Вин подпрыгнула на сиденье. Но экипаж не остановился, он продолжал катить по улице, а Сэйзед на месте кучера даже не повернул головы.
Наверху послышался шум. Вин, насторожившись, воспламенила металлы, но с крыши кареты на приступку для лакея спрыгнул Кельсер. Он сунул голову в окно, сияя улыбкой.
Вин облегченно вздохнула, откидываясь на спинку сиденья.
— Ты мог бы просто сказать, чтобы мы прихватили тебя по дороге.
— Это ни к чему, — ответил Кельсер, открывая дверцу кареты и проскальзывая внутрь.
На улице уже стемнело, и Кельсер был в плаще рожденного туманом.
— Я предупредил Сэйзеда, что нагоню вас по дороге.
— И он ничего не сказал мне?
Кельсер подмигнул, захлопывая дверцу.
— Я просто подумал, что должен отплатить за тот фокус, который ты проделала со мной на прошлой неделе.
— А я думала, ты взрослый человек, — ровным тоном произнесла Вин.
— Боюсь, в душе я навсегда останусь мальчишкой. Ну, ты готова к сегодняшнему вечеру?
Вин пожата плечами, стараясь скрыть тревогу, и осмотрела себя.
— Как… ну как я выгляжу?
— Великолепно, — заверил ее Кельсер. — Как настоящая юная леди. И не нервничай так, Вин! Маскировка просто безупречна!
Вин почему-то не ощутила радости, как будто хотела услышать другой ответ.
— Кельсер…
