— Бежал.
Симурдэн пробормотал дрожащим голосом:
— Верно, ведь замок его, он знает здесь все лазейки. Должно быть, темница сообщается с каким- нибудь потайным ходом, я обязан был это предусмотреть… Он нашел возможность скрыться, для этого ему не понадобилось посторонней помощи.
— Ему помогли, — сказал Говэн.
— Помогли бежать?
— Да.
— Кто помог?
— Я.
— Ты?
— Я.
— Ты бредишь.
— Я вошел в темницу, я был наедине с заключенным, я снял свой плащ, я набросил свой плащ ему на плечи, я надвинул ему капюшон на лоб, он вышел вместо меня, я остался вместо него и стою здесь перед вами.
— Ты не мог этого сделать.
— Я сделал это.
— Это немыслимо.
— Это так.
— Немедленно привести сюда Лантенака.
— Его там нет. Солдаты, увидев на нем командирский плащ, приняли его за меня и пропустили. Было еще темно.
— Ты сошел с ума.
— Я говорю то, что есть.
Воцарилось молчание. Затем Симурдэн произнес, запинаясь:
— В таком случае ты заслуживаешь…
— Смерти, — закончил Говэн.
Симурдэн побледнел как мертвец. Он застыл на месте, словно сраженный ударом молнии. Казалось, он не дышит. Крупные капли пота заблестели на его лбу.
Вдруг окрепшим голосом он произнес:
— Жандармы, пусть обвиняемый сядет!
Говэн опустился на табурет.
Симурдэн скомандовал жандармам:
— Сабли наголо.
Эта фраза произносилась в суде в тех случаях, когда обвиняемому угрожала смертная казнь.
Жандармы обнажили сабли.
Симурдэн заговорил теперь своим обычным голосом.
— Подсудимый, — сказал он, — встаньте.
Он больше не говорил Говэну «ты».
III
ГОЛОСОВАНИЕ
Говэн поднялся.
— Ваше имя? — спросил Симурдэн.
Говэн ответил:
— Говэн.
Симурдэн продолжал допрос:
— Кто вы такой?
— Командир экспедиционного отряда Северного побережья.
— Не состоите ли вы в родстве или в связи с бежавшим?
— Я его внучатный племянник.
— Вам известен декрет Конвента?
— Вот он лежит у вас на столе.
— Что вы скажете по поводу этого декрета?
— Что я скрепил его своей подписью, что я приказал выполнять его неукоснительно и что по моему приказанию было написано объявление, под которым стоит мое имя.
— Выберите себе защитника.
— Я сам буду себя защищать.
— Слово предоставляется вам.
Симурдэн вновь обрел свое бесстрастие. Но только бесстрастность эта походила более на равнодушие скалы, чем на спокойствие человека.
Говэн с минуту молчал, словно собираясь с мыслями.
Симурдэн повторил:
— Что вы можете сказать в свою защиту?
Говэн медленно поднял голову и, не глядя вокруг, начал:
— Вот что: одно заслонило от меня другое; один добрый поступок, совершенный на моих глазах, скрыл от меня сотни поступков злодейских; этот старик, эти дети, — они встали между мной и моим долгом. Я забыл сожженные деревни, вытоптанные нивы, зверски приконченных пленников, добитых раненых, расстрелянных женщин, я забыл о Франции, которую предали Англии; я дал свободу палачу родины. Я виновен. Из моих слов может показаться, что я свидетельствую против себя, — это не так. Я говорю в свою защиту. Когда преступник сознает свою вину, он спасает единственное, что стоит спасти, — свою честь.
— Это все? — спросил Симурдэн. — Все, что вы можете сказать в свою защиту?
— Могу добавить лишь одно: будучи командиром, я обязан был подавать пример. В свою очередь и вы, будучи судьями, обязаны подать пример.
— Какой пример вы имеете в виду?
— Мою смерть.
— Вы находите ее справедливой?
— И необходимой.
— Садитесь.
Каптенармус, он же комиссар-аудитор, поднялся с места и зачитал сначала приказ, объявляющий вне закона бывшего маркиза де Лантенака, затем декрет Конвента, согласно которому каждый, способствовавший побегу пленного мятежника, подлежит смертной казни. В заключение он огласил несколько строк, приписанных внизу печатного текста декрета, в которых «под угрозой смертной казни» запрещалось оказывать «какое-либо содействие или помощь» вышеупомянутому мятежнику и стояла подпись: «Командир экспедиционного отряда: Говэн».
Закончив чтение, комиссар-аудитор сел.
Симурдэн скрестил на груди руки и произнес:
— Подсудимый, слушайте внимательно. Публика, слушайте, смотрите и сохраняйте молчание. Перед вами закон. Сейчас будет произведено голосование. Приговор будет вынесен простым большинством голосов. Каждый судья выскажет свое мнение вслух, в присутствии обвиняемого, правосудию нечего таиться. — И, помолчав, он добавил: — Слово предоставляется первому судье. Говорите, капитан Гешан.
Казалось, капитан Гешан не видит ни Симурдэна, ни Говэна. Он не подымал опущенных век, скрывавших выражение его глаз, и не сводил пристального взгляда с приказа, лежавшего на столе, он
