самолично проследить за питанием своего сына, тем более что он, то есть я, как выяснилось, важная персона, можно сказать, последний гарант спокойствия и безопасности Соединенного Королевства. Здорово все-таки ему Джуффин промыл мозги; с другой стороны, кому от этого стало легче? Такой уж человек Хумха: чем больше он старается принести пользу, тем разрушительней последствия.
Сказать, что я рассердился, — ничего не сказать. Я начал понимать, что имеют в виду люди, когда говорят про ярость, — до сих пор столь сильные чувства были мне неведомы и представлялись чем-то вроде вздорного каприза. Однако теперь мысль о том, что сэр Шурф способен в один миг испепелить призрак моего родителя, казалась мне скорее привлекательной, чем прискорбной. Боюсь, меня остановило только нежелание посвящать в свои семейные дела еще одного чужого человека. Ну и Джуффин, пожалуй, не одобрил бы столь скорое истребление своего партнера по картам — угораздило же меня их свести!
— И кто, интересно, будет теперь для меня готовить? — спросил я Хумху, который как ни в чем не бывало кувыркался под потолком в библиотеке.
— Разумеется я, — надменно ответствовал он. — А кому еще можно доверить столь важное дело?
— Каким образом ты собираешься готовить? Ты можешь взять в руки сковородку? А нож? А кусок мяса? Вот то-то и оно.
Призрак, однако, ничуть не смутился.
— Твои замечания довольно бестактны, — заметил он. — Не следует лишний раз напоминать о моем прискорбном положении. Ты, в отличие от меня, все еще жив, но это скорее твоя удача, чем заслуга, так что нечего задирать нос. Тем не менее ситуация не представляется мне безвыходной. Во-первых, посуду можно соответствующим образом заколдовать, я уже наводил справки, и твой собственный начальник признался, что подобный поступок не выходит за рамки его представлений о возможном и допустимом. Он практичный человек, как все шимарцы, этого у них не отнять. И если я попрошу его помочь нам с кухонной утварью, он, надо думать, не откажет. Во-вторых, можно просто нанять покладистого повара, который будет следовать всем моим указаниям. Так даже проще: я буду готовить чужими руками, то есть использовать их как своего рода прихватку — не только для горячей сковороды, а вообще для всего.
Я призадумался. Вообще-то я бы не отказался от Хумхиных обедов. Когда-то они были чудо как хороши. И я ни на миг не сомневался, что под его руководством любой начинающий кулинар быстро начнет творить подлинные чудеса. Однако я не хотел идти на уступки. Если сегодня я, соблазнившись посулами, отпущу повара, то завтра, чего доброго, сам уйду из собственного дома, босой и простоволосый, в ночной скабе, куда глаза глядят — нет уж, спасибо.
— А почему бы тебе не обучить моего повара? — наконец спросил я. — Все лучше, чем ссориться. Зачем искать нового, когда этот — один из лучших в своем роде?
— В сообществе профессиональных отравителей? — язвительно спросил отец. — Ни на миг не сомневаюсь, что там он абсолютно на своем месте. Уважаемый, надо думать, человек, мастер своего дела. Но к плите его подпускать нельзя. Твое счастье, что я вмешался и спас тебя от этого профана. Потом опомнишься, еще спасибо скажешь. Отвратительный, никчемный неумеха со вздорным характером — вот кто до сих пор хозяйничал на твоей кухне.
Он бы еще долго поносил беднягу, да я не дал.
— Что бы ты ни говорил, а факт остается фактом, мой повар — один из лучших в столице. Такими людьми не разбрасываются. Поэтому сейчас я попробую уговорить его остаться и…
В этот момент громко хлопнула входная дверь. Я выглянул в окно и увидел, что мой повар усаживается в амобилер, украшенный фамильными гербами Блиммов. Музыканты на заднем сиденье уже изготовились услаждать слух вероломного беглеца по дороге к новому пристанищу. Ну да, хитрец Корва давно к нему подбирался, даже подарки ко Дню Середины Года присылал, хотя такое, вообще-то, принято только между родственниками и близкими друзьями. Ну вот, пришел его час.
Пару раз скрипнув зубами, я подавил в себе острый приступ почти немотивированной, зато непримиримой ненависти к столичной аристократии в целом и семейке Блиммов в частности. Ни единого завалящего проклятия не обрушил я на головы их потомков до двенадцатого колена, а ведь дело того стоило, никто меня не осудил бы. Но служебное положение вынуждает меня быть чрезвычайно щепетильным в такого рода вопросах.
— Ладно, — мрачно сказал я Хумхе, — твоя взяла. Он уехал, и от новых хозяев я его, пожалуй, уже не сманю, не тот случай. Коли так, пойду обедать в «Сытый скелет». Закажу там вчерашний суп на голубом сале и пирожки с гугландским болотным мхом. Если хочешь, можешь составить мне компанию и полюбоваться на дело своих рук. Надеюсь, живот у меня начнет болеть еще за столом.
Конечно, я преувеличивал. Не так уж скверно готовят в «Сытом скелете», есть в Ехо трактиры и похуже. Однако Хумха ужасно расстроился, а мне того и требовалось. Говорю же, я был зол, как никогда в жизни. Потому что дом я заводил с одной-единственной целью: обустроить в этом несовершенном Мире как минимум одно место, где все всегда в полном порядке. Теперь такого места больше не было.
Выходя, я хлопнул дверью еще громче, чем повар. Не могу сказать, что этот поступок поднял мне настроение, но успокоиться помог. Прежде я никогда не совершал столь бессмысленных жестов и не слишком верил в их эффективность, поэтому опыт оказался, как ни крути, интересным. Я едва удержался от искушения вернуться и хлопнуть дверью еще раз — соблазн был велик, но я представил, как комично буду выглядеть, и это меня остудило.
В трактир я зашел, не изменив внешность. Что толку, если вскоре сюда заявится призрак моего отца и начнет громогласно выяснять отношения? Чем бежать от разоблачения, не доев обед, лучше с самого начала открыто продемонстрировать всем, кто я такой. Тайному сыщику все с рук сойдет, и в Дом у Моста с жалобой никто, пожалуй, не побежит, а мне того и надо.
А усевшись за стол, я тут же встретился взглядом со старым знакомым и обрадовался встрече. В кои- то веки от моего настоящего облика больше пользы, чем от маскировки.
Тари Фтанн служил когда-то под моим началом в Правобережной полиции, а после окончания Смутных Времен воспользовался возможностью досрочно уйти в отставку, благо размеры Королевской пенсии его совершенно устраивают, а безделье не угнетает. Впрочем, важно в данном случае другое: Тари всегда был великим сплетником, можно сказать, вдохновенным. Но при этом не имел склонности завираться, всегда своевременно отделял факты от собственных домыслов, а это, по правде сказать, довольно редкое качество; с годами у меня сложилось впечатление, что большинство людей распространяют информацию исключительно ради удовольствия ее искажать, и это, конечно, очень мешает в моей работе.
Одним словом, Тари представлялся мне сейчас идеальным сотрапезником, беседа с которым искупала все ужасы предстоящего обеда. Я, видите ли, привык есть в заведениях вроде «Сытого скелета» исключительно в обмен на полезные сведения, и если бы не эта встреча, чувствовал бы себя довольно глупо: хотел досадить Хумхе, а наказал почему-то себя.
Тари сразу понял, что я не прочь поболтать, в смысле, готов слушать, и тут же перебрался за мой стол. О моих делах он даже спрашивать не стал — то ли из чувства такта, то ли, как это часто случается с записными сплетниками, считал, что знает обо мне куда больше, чем я могу рассказать. Но скорее всего, ему просто не терпелось сообщить последние новости о наших бывших сослуживцах: один умер, причем, говорят, от проклятия, наложенного еще в Смутные Времена, а что ж, и так бывает, у другого родилась дочка; бывший курьер, да-да, тот самый одноглазый мальчишка, с отличием закончил Высокую Школу и теперь пишет для «Королевского Голоса», а наша Тилли Шлапп наняла корабль и уже совершила несколько рейсов в Ташер, возит оттуда пряности, горя не знает, дом на Левом Берегу купила вот буквально только что, летом, — большущий, с садом. Интересно, с укумбийскими пиратами она договорилась, или талисманов хороших раздобыла, или ей просто везет?..
Я слушал, кивал в нужных местах, одобрительно или печально — по обстоятельствам. Обед, кстати, был не так уж плох, зря я все-таки не верил в здешнего повара. До совершенства ему далеко, но растет на глазах, молодец.
— А леди Брину помнишь? — спрашивал тем временем Тари. — Ей, бедной, сейчас несладко приходится.
— Почему несладко? — удивился я. — Как такое может быть? Совсем на нее не похоже. Даже не верится.