приятелю и человеку, который кое-что смыслит в магии и прочих запутанных делах. Дырку над тобой в небе, Габа, можно подумать, я тебя когда-нибудь подводил.
— Ннну… — Габа замялся. — Все-таки ты Тайный сыщик. Сам должен понимать, прийти к тебе — все равно что явиться в Тайный Сыск с повинной. Дескать, выручайте, я тут с умпонской магией перемудрил на досуге, заберите от меня это ужасное существо, люди добрые, и делайте с ним что хотите. А я к ней привязался. У меня никогда не было ни детей, ни внуков, ни даже племянников каких-нибудь троюродных, и тут вдруг появляется эта девочка, которая в каком-то смысле часть меня самого. Такая маленькая, красивая, спокойная… Я носился с ней как с куклой, покупал наряды и игрушки, хотя они, конечно, были нужны не ей, а мне самому — иллюзия, что в моем доме живет ребенок, о котором я забочусь. Я потратил немало времени и сил, чтобы научить ее говорить, — и ведь научил. Она не слишком любит разговаривать, но в случае нужды может сказать все что угодно. И меня понимает с полуслова. Она, конечно, очень страдала от одиночества. Нормальные дети от нее шарахались, звери тоже, я как-то взял в дом щенка и в тот же вечер унес обратно, пока бедняга не издох от страха. Да и взрослые люди едва ее выносили, хотя, надо отдать им должное, старались не подавать виду. Я не в претензии, чужое горе всем в тягость, как бы оно ни выглядело. Но девочке было очень несладко. И виноват в этом, как ни крути, только я. В конце концов, мое горе никогда не просило меня сделать его человеком.
— Человеком вы его и не сделали, — заметил Джуффин. — Мало ли кто как выглядит. И думаю, вы совершенно напрасно приписываете этому существу человеческие чувства. Вы сказали, оно… она умеет разговаривать? Вот это воистину удивительно.
— Умеет. Изредка, на людях, для виду что-нибудь произносит: я ей объяснил, как это важно — делать вид, будто она нормальный ребенок.
— Вам казалось, если это существо будет притворяться ребенком и все в это поверят, рано или поздно оно действительно станет нормальной девочкой?
— Ну да, как-то так. Но она, конечно, не стала. Я дурак, что на это рассчитывал.
— И тогда вы решили обеспечить ей хотя бы приятное общество, — понимающе кивнул Джуффин. — Вы сами до этого додумались, или она попросила?
— Всё вместе. Девочка давно хотела иметь друзей — таких, как она сама. Люди-то для нее всегда были чужими, даже я. Вечно меня расспрашивала, есть ли где-нибудь в Мире похожие существа, а если нет, нельзя ли их сделать, вернее, из кого-нибудь вынуть. Чем дольше жила со мной, тем чаще просила, иногда требовала, но обычно все-таки просила, жалобно так. Возможно, только ради этого она и выучилась говорить — чтобы объяснить мне, чего на самом деле хочет. А я, с одной стороны, был рад ей угодить, а с другой, все не мог решить, можно ли так поступать с другими людьми? Всякий ли обрадуется возможности обменять муку на спокойную жизнь под одной крышей с собственным горем? Ну и вообще, я не был так уж уверен, что мне удастся успешно повторить опыт. С собой-то всякий человек волен делать все что заблагорассудится, а знахарю и вовсе больше не на ком упражняться, но вовлекать в эксперименты пациентов — совсем иное дело… В общем, я решил, что нарочно ничего предпринимать не буду, но если когда-нибудь встречу человека, который, подобно мне, хочет любой ценой избавиться от страданий, объясню ему, что тут можно сделать, и если согласится, попробую ему помочь. Прошло еще несколько лет, прежде чем я встретил вдову Клисс…
— Алаю Клисс? Знакомое имя, — Джуффин нахмурился, потом лицо его просветлело. — Ну конечно. Жена профессора Таньши Клисса, которого убил ссыльный Магистр Зотка Пай. Нечаянно, насколько я помню; впрочем, от этого никому не легче.
— Вот-вот. Таньши и Алая были такой, знаете, редкой парой. Познакомились чуть ли не в детстве, очень рано поженились и с тех пор не расставались больше чем на несколько часов. Что ездили всюду вместе, это ладно бы, так многие живут, но она даже на его лекции приходила, занимала место в заднем ряду, сидела, слушала; наверное, сама могла бы уже эти лекции читать, если бы захотела. Когда Алая была занята и не могла прийти, студенты очень огорчались, потому что профессор Клисс сразу терял интерес к предмету и, чтобы как-то скоротать время, назначал контрольную. У них не было ни детей, ни даже близких друзей — настолько им больше никто не был нужен. Очень похоже на мой брак, мы тоже так жили, Кофа помнит… Таким людям следует умирать в один день, но это, увы, редко получается. Одному из двоих приходится оставаться в одиночестве. Врагу не пожелал бы такой участи.
— Насколько я понимаю, все двадцать три человека, умершие по милости этих славных детишек, — Джуффин кивком указал на окно, — состояли именно в таких союзах. Вы были трижды правы, Кофа, когда обратили мое внимание на их семейное положение.
— То есть, убивая, они… просто создавали себе подобных? — Габа побледнел до синевы. — А потом звали меня, чтобы я довел их работу до конца?
— Ловите на лету, — кивнул Джуффин. — Вы очень умный человек, господин Гро. Тем более удивительно, что вы только теперь начали понимать, что происходит.
Вместо ответа Габа рухнул на пол. Я сперва подумал, что правда его убила. И, честно говоря, не очень удивился. Надо вообще ничего не понимать про знахарей старой школы, чтобы подозревать их в причастности к убийствам. Для них сама постановка вопроса совершенно невыносима. Я бы сказал, несовместима с жизнью.
— Ничего страшного, я его приведу в порядок, — после беглого осмотра объявил Джуффин. — Да уж, хороши бы мы с вами были, если бы бедняга умер у нас на руках.
— А, так это просто обморок?
— Не то чтобы так уж просто, и даже не совсем обморок. Несколько более сложный случай. Но дело вполне поправимое.
— Ну, хвала Магистрам, — вздохнул я. И принялся набивать трубку.
— У некоторых людей сознание устроено чрезвычайно интересным образом, — говорил Джуффин, пока его руки энергично массировали шею Габы. — Когда оно — сознание, я имею в виду, — бывает поставлено перед фактами, с которыми не готово примириться, оно берет и — хлоп! — выключается. Привести такого пострадавшего в чувство весьма непросто. У нас в Кеттари жила одна вредная старуха, половину жизни судилась с соседом за крошечный клочок сада, шириной в три ладони. Так вот, когда суд все-таки постановил отдать спорный участок соседу, бабушка хлопнулась на пол, вот так же, как ваш приятель, и пролежала в таком виде пять лет. Пять лет, Кофа! Домочадцы все порывались ее похоронить, но знахарь не давал, говорил, жива пока. А потом, когда на нее уже махнули рукой, старуха вдруг открыла глаза, поднялась с постели, вышла во двор, поближе к спорному участку, — и ну браниться. Я сам при этом не присутствовал, но рассказывают, за два часа ни разу не повторилась. А потом снова упала и умерла, к несказанному облегчению родных и соседей. Вот что случается, когда человек не готов смириться с реальностью. Правда, хвала Магистрам, такое бывает нечасто и, конечно, далеко не со всеми. Только с законченными идеалистами.
— Вы это только что выдумали? — мрачно спросил я.
— Про старуху-то? Ну что вы. Не выдумал, а вспомнил. Правда, сам я с этой леди знаком не был, мне мой тогдашний начальник, старый кеттарийский шериф рассказывал, когда учил меня справляться с подобными припадками. Массаж-то сам по себе простой, движения освоить — раз плюнуть, а вот уяснить, в каких именно случаях следует применять это полезное знание, я без наглядного примера не мог. Опыта не хватало. А что, вполне обычная история, даже удивительно, что вы не верите, я с тех пор не меньше дюжины таких вот упрямцев собственноручно привел в порядок. Причем все они были крайне недовольны этим обстоятельством.
— Габа тоже будет недоволен, — вздохнул я. — Не представляю, как он будет со всем этим жить. Но конечно, дать ему умереть, не закончив рассказ, было бы неразумно.
— Нужен мне его рассказ, — фыркнул Джуффин. — Я и сам могу продолжить. Хотите знать, как развивались события? Ваш приятель успешно избавил от горя леди Алаю Клисс, и у его так называемой внучки наконец появился дружок. Не знаю, где его поселили, — возможно, в доме леди Алаи, возможно, где-нибудь еще, я так понял, горе не испытывает потребность все время находиться рядом со своим «родителем», а то как бы они сутками без присмотра шлялись по улицам?.. Прошло еще какое-то время, на горизонте возникла очередная безутешная вдовица или вдовец, потом еще и еще. Габа оказывал помощь страждущим, его «внучка» обзаводилась новыми друзьями, все были довольны. В какой-то момент детишки вошли во вкус, почувствовали, чем их больше, тем лучше, вместе они — сила. Стали сами выискивать для
